— А сексуальные маньяки у вас есть?
— Зачем? У нас и так все согласные, — похохатывают 15-летние девчонки в одинаковых мини-юбках.
Российская глубинка. Между Нижним Новгородом и Костромой. По размерам — заштатный городишко, по менталитету — большая деревня. Горячую воду дают только на выходные, в бане. Отделение одно. Бабам на помывку положено на два часа больше, чем мужикам. Оно понятно: когда же еще жаловаться на жизнь?
Денег нет. Работы нет. Женихов — и тех не хватает.
Тут уж не до большой и чистой любви.
Хоть бы на сеновал кто позвал...
Я сразу поняла: наш придурок, московский. Нормальный местный пацан в таком прикиде путешествовать не отправится.
Ободранные шорты, бейсболка на мелированном чубе. “Такое даже в Вичуге не нацепят”, — выпала в осадок кассирша на пристани.
“Мам, это ты? — “чудик” потянулся к трезвонящему мобильнику.. — Ну что ты переживаешь. Я же объяснил, что еду изучать, как живут простые люди в России”.
Он толкнул локтем бабку с набитой доверху челночной сумкой: “Где у вас доллары меняют? А вы не знаете, куда мы плывем?”
Вокруг такая лепота, что и приплывать не хочется. Взлетают над Волгой белоснежные рейтузы и обтрепанные семейники. Это молодухи полощут исподнее в великой русской реке.
— Вообще-то я невесту искать приехал, — обернулся парень ко мне. — В Москве с приличной телкой не познакомишься. Чтоб по барам не шаталась, с подругами по телефону не трендела, не трахалась ни с кем, кроме меня. Заберу ее из этой дыры, пусть детей рожает. Батя обещал за первого внука бабла отвалить.
Вадим два раза поступал во ВГИК на режиссерский, но срезался. В приемной комиссии сказали, что маловато жизненного опыта, посоветовали пойти в народ. Вот он и отправился — на папины баксы.
— Может быть, тебе на машине Россию объехать? — искренне советую я. — Быстрее управишься.
— По дорогам только шлюхи стоят. А мне чистую девушку надо, непорочную, — привередничает Вадим.
Две девицы предбрачного возраста на соседней скамейке пережевывают уездные сплетни: “В субботу наши пошли в Жужилево ихних бить. Мой-то козел руку поломал, когда со второго этажа фабричной общаги прыгал. Танька, у которой брат с заячьей губой, с кем-то загуляла и беременная — то ли от наших, то ли от ихних. Сама не знает. А мой теперь лежит, стонет…”
— А у меня у сына младшего свадьба в субботу, — вступает в разговор бабища с челночным мешком. — Сразу видно: девушка порядочная. Заявила моему оболтусу: “После свадьбы хоть лопатой меня огреби, а до этого ни-ни”. Я ему говорю: “Пригласи ее домой, сынок, вроде как с родителями познакомиться. Если добром с тобой пойдет — значит, и с другим тоже пойдет. А если ее волоком к нашему дому протащишь — значит, честная. И надо же, — заканчивает баба горделиво, — вдвоем с мужем будущую сноху от дверного косяка оторвать не могли, так упиралась…”
Девчонки-попутчицы прыскают в кулачок: “Будешь упираться, коли замуж приспичило. А заглянете утром на любой сеновал — в сене ни одной мышки не найдете, только использованные презервативы…”
Здесь рыбу сушат прямо во дворах, на развешанных веревках, как выстиранное белье. А жизнь замирает ровно в четыре пополудни, когда отчалит последний экскурсионный теплоход.
На улицах ни души. Магазины закрыты. Окающие бабульки на обочине предлагают чернику гранеными стаканами. И нежнейшие колобки домашнего творога по восемь рублей.
“Я его слепила из того, что было-о-о-о”, — воркующая парочка расположилась прямо перед окнами последней многоэтажки в Санта-Барбаре, районе, который отделяет высотную часть городка от его деревенского собрата.
Кусок чесночной колбасы по 49 рублей и паленая водка. Это запев песенки. Во время убойного припева “влюбленные” начинают совокупляться в высокой траве.
— Вот девка бессовестная, — возмущаются прохожие. — Заарканила мужика-то у всех на виду и даже не покраснела.
Осуждают. Но и завидуют. Ничего, что кривой да пьяный...
В здешних местах с сильным полом всегда была напряженка. Хотя мальчиков регулярно рождается больше, чем девочек. Но к тридцати годам женщины почему-то оказываются в численном преимуществе.
Сейчас на одного сорокалетнего кавалера приходится в среднем пять баб. Жена. Любовница. Подруга жены. Подруга любовницы. И просто так, женщина для души.
Разорваться ему, что ли?
В пятницу прораб Глеб Сергеевич обычно ворует капусту с соседского огорода: надо делать запасы на зиму. Ну а потом, нарочно поскандалив с законной супругой, заскакивает к Ольке.
Про Ольку жена ничегошеньки не знает. Будет его у Вальки искать.
Муж Оли попал в автокатастрофу и оставил ей двух спиногрызов. Сходить с таким “наследством” в 32 года второй раз замуж здесь невозможно. Да Оля и не старалась. В конце концов, жили же честные военные вдовы по четверть века без любви.
Она быстренько продала бабушкин дом в деревне и на вырученные деньги обернулась за товаром в Москву. Даже начала копить на черный день.
И тут познакомилась с прорабом. “Зови меня просто Сергеич”, — милостиво разрешил он и начал “захаживать”. Первый раз одолжил у Ольги двести долларов. Потом еще триста.
Прежде чем прийти в гости, Сергеич обязательно гнусавит в телефонную трубку: “Я не с пустыми руками, твою любимую “Анапу” купил”.
Ольга отправляет детишек в другую комнату, надевает розовый пеньюар, приобретенный по случаю в здешнем бутике: “Не подделка, девушка, не сомневайся. Настоящая Польша!” — и начинает потрошить скудные денежные запасы.
— А что делать? Мне еще сорока нет, — усмехается она. — Как-то набралась смелости и позвонила его жене, попросила вернуть долг. А она рассмеялась в ответ: “Какая ты любовница? Я любовницу своего мужа отлично знаю. А вообще ты мне сама должна. За то, что я разрешаю своим Сергеичем пользоваться”.
50-летний трансвестит Вовчик. Местная достопримечательность. Разгуливает в короткой юбке, с голым торсом и зонтиком от солнца. Охотно раздает интервью областной прессе.
Объясняет всем, что раньше был инженером на ткацкой фабрике и имел семью. Но с недавних пор переосмыслил принципы. А семья от него сама сбежала.
— Болеешь сильно? — наступает на меня грозного вида доктор в белом халате и с чайником в руке. — Я сейчас тебя полечу, — и щедро льет из чайника мутного самогона.
За спиной доктора маячит опухший мент в парике и лифчике, натянутом прямо на парадный китель. Вылитый оборотень в погонах.
Я сперва подумала, что еще два сумасшедших объявились.
Оказалось, что это свадьба. Ряженые идут будить молодых после первой брачной ночи. “Потом мы пройдем с женихом и невестой по околице и станем петь неприличные частушки. А если очень повезет, то с кем-нибудь подеремся!”
— В этом году свадеб много. Чтобы в августе расписаться, надо было еще в марте “залететь” и успеть заявление подать. Без пуза жениться — деньги на ветер, — объясняет 16-летняя Светлана. — Пары долго дружат, года по три. Но если через месяц после знакомства парню “не дашь”, то он другую найдет, а ты на всю жизнь останешься с носом.
Моя знакомая Лариса переехала сюда полтора года назад. Живя в столице, даже и не задумывалась о том, что надо устраивать личное счастье. Мол, еще не вечер.
“Ты вековуха?” — пригвоздила ее к стенке новая соседка.
— Тетя Маша популярно объяснила, что найти в этом городе приличного мужа мне не суждено: “И получше тебя подушку ночами грызут!” Я думала, она издевается, оказалось, правда. Хорошая тетка, сосватала мне на время своего племянничка, которому нужна была первая женщина, для здоровья.
Сперва Лариса удивлялась тому, что на улице почти не встретишь половозрелых мужчин. Только бомжи, алкаши, школьники и трансвестит Вовчик. “Все нормальные парни давно в Москву укатили, на заработки, — просветили ее. — Они там коттеджи новым русским строят. Зарабатывают по 15 тысяч рублей в месяц. Они для нас — высший сорт. На праздники, как правило, приезжают погостить. Богатенькие, постель в поезде берут. А в отпуске поиздержатся и едут обратно уже на третьей полке”.
“Ищу любительницу острых ощущений, спортивного секса и животных для создания семьи. У меня самого хозяйство большое. Телефон в редакции…”
Фраза насчет “большого хозяйства” вдохновляла. Буквально через полчаса я названивала Николаю, опасаясь, что “спортсмена” перехватят по дороге.
— Я обеспеченный фермер, имею большой дом и скотину, — с чувством произнес Николай. — Женат не был, хоть годков мне уже 37. Мечтаю осчастливить представительницу слабого пола и идти с ней по жизни душа в душу.
Женишка я узнала издалека. Он прогуливался по волжскому бульвару в заляпанных навозом трениках — обычная, наверно, форма для спортсменов-любителей.
— Я вообще-то замуж не собираюсь, но любопытно познакомиться с человеком, написавшим столь оригинальное объявление, — начала издалека.
Николай изменился в лице: “Зря издеваетесь. Я написал, чтобы внимания больше привлечь. А самому мне хозяйка требуется. Спокойная и работящая. Мать шибко болеет. Вы третья, кто позвонил. Предыдущие две приехали расфуфыренные, оглушили каждая по поллитре и начали ко мне приставать со своим интимом. Легкого они поведения. Какой, скажите, может быть секс, когда у коровы вымя переполнено? Я уж затрахался ее сам доить…”
Говорят, что в стародавние времена, если в селе не оставалось мужчин, женщины оставляли на ночлег любого путника. Передавали его из дома в дом. И через девять месяцев деревня оживала. “Сейчас у многих ребятишек в свидетельстве о рождении вместо отца стоит прочерк, — говорят жители. — Да и какие это отцы, так — перекати-поле. Командированные…”
Строители, регулярно ставящие мосты через Волгу. Простые работяги в рабочих комбинезонах. Они и становятся первыми кандидатами на роль счастливых папашек. Счастливых в своем неведении. “Они думают, что нас временно попользовали. А на самом деле мы их, — гордятся матери-одиночки. — Зато вонючие носки стирать не надо”.
— У нас в городе проституция как явление искоренена, — гордятся местные. — Любая девушка и так с тобой пойдет, на халяву, даже без бутылки пива, только внимание на нее обрати. У нас вниманием не избалованы.
— Я счастливая. Муж работящий, два мальчика-погодка. Что еще от жизни хотеть? — замесив тесто для пирога, Тамара вытирает со лба пот. — Муж говорит: ты, Томка, меня, как лотерейный билет, вытянула.
Замужем Тамара чертову дюжину лет.
“Утром соберешь сыновей в школу, покрутишься-повертишься — вот и вечер на дворе, — смеется Тамара. — За всю жизнь я в ресторане только один раз и побывала, когда свояк сына женил. По гостям я не хожу — муж не велит, дорого…”
Подрядилась Тамара надомничать. Как многие. Работа плевая — прострочить набор постельного белья. Обработать один комплект из пяти предметов стоит семь рублей. “Но за день иной раз и сотня выходит”, — хвалится рукодельница.
В марте этого года подруга упросила съездить вместо нее на два денька в Москву, поторговать постелями в подземном переходе.
Растерялась Тамара с огромным баулом возле трех вокзалов. Куда идти?! Боязно. Хоть и адрес съемной квартиры на бумажке записан. Тут и частник подкатил. Приятный мужчина в кожаной куртке. Положил ее кладь в багажник. Довез до нужного места. И все смотрел в глаза, забывая про дорогу. Рассказывал, что разведен. Жена ушла к другому, оставив на попечении дочку-школьницу.
И полторы сотни рублей заранее зажатых в кулаке почему-то не взял: “Не обеднею. Это вам от меня подарок к 8 Марта”.
А квартирной хозяйки, у которой подруга угол снимала, дома не оказалось.
— Я разревелась. Деньги-то на обратную дорогу еще не заработала. Знаю, что муж меня дома матом обложит, предупреждал ведь, что добром поездка не кончится, — вспоминает Тамара. — И тут этот шофер носовой платок мне протянул. Чистый. Как-то по-доброму объяснил, что не стоит расстраиваться.
— А потом обманул? Украл весь товар и был таков? — тут же резонно предполагаю я.
— Да нет, в кафе завез пообедать, сам заплатил. Он так со мной нянчился. Заказал, чтоб ансамбль в кафе для меня его любимую песню сыграл. И надо же, эта самая песня и мне очень нравится. А потом я к нему домой поехала и первый раз за всю свою жизнь мужу изменила, — Тамара смотрит на меня наивными детскими глазами. — Я плохо поступила, правда? Но чувства вины нет. На прощание он попросил мой московский телефон и спросил про дату отъезда. А я наврала, что уеду сегодня и что телефона в квартире нет. Может, это и лучшему. А то бы я точно знала, что он не позвонил. А так теперь думаю, что хотел позвонить, но не смог…
Я спросила Тамару, видела ли она старый фильм “Три тополя на Плющихе”. И она сказала, что да, только не помнит его содержания.
Заглянул недавно в эти края один известный политик. Собрал народ на площади и поинтересовался: чего вам надобно? К выборам, наверно, готовится. Горожане сразу закричали, что денег. Он и разбросал по толпе пачку пятидесятирублевок. “Даже на хорошую водку не хватило, — переживают теперь многие. — Надо было больше просить”.
Наш пароходик причаливает к пристани. Деревенские мальчишки тут же сигают в воду, чтобы успеть покачаться на волнах.
Московский чудик-режиссер Вадим с ужасом взирает на пыльную околицу. “Устраивайся к любой бабке, у нас 35 рублей за ночлег берут, твердая такса, — рекомендуют попутчики. — А если совсем невтерпеж, то иди по берегу и часа через два доберешься до парома в райцентре. Парохода сегодня уже не будет”.
И тут я поняла, как помочь Вадиму.
Ее звали Русала, и она трудилась продавщицей в райцентре. В тесном магазине с загаженными прилавками, который гордо назывался супермаркет.
Она стеснялась своего редкого имени и просила называть ее Алей. Она работала только по ночам. Объясняла сменщице, что днем надо в техникум. Та не возражала, хотя считала, что причина в другом: сонных покупателей легче обвешивать.
Торговая точка расположена возле транспортной магистрали. И автомобилисты, проезжающие через их область, отовариваются именно тут.
Дальнобойщики предпочитают “Балканскую звезду” в мятой упаковке. Но однажды ночью, Русала знает это точно, кто-то войдет и попросит у нее дорогущую пачку “Собрания”. А затем усадит ее в роскошное авто и умчит на край света.
Мы познакомились в позапрошлом году, я покупала у нее колбасу. Странно, Русала меня даже не обсчитала. И, рассказав про свою мечту, оглянулась на годами нераспечатываемый блок “Собрания”.
И я убедила Вадима, что ему непременно надо найти этот магазин и эту девушку. Купить наконец эти заветные сигареты.
Должны же мечты хоть у кого-нибудь исполняться.
