Поездка Владимира Путина в Малайзию на саммит “Исламской конференции” сразу выделялась из бесконечной череды его визитов. Ведь Россия не привыкла считать себя мусульманской страной, сколько бы здесь ни говорили о равенстве всех религий. От нее всегда были достаточно далеко заботы и чаяния мусульманского мира, если они не совпадали с традиционной антизападной политикой. Более того, Российская империя привыкла столетия противостоять многим традиционным мусульманским центрам, пытаясь расшириться на восток и на юг, а потом сохранить эти завоевания...
Поэтому визит Путина на “Исламскую конференцию”, как ни крути, ломал очень многие стереотипы и в политике, и в привычных взглядах на мир большинства россиян.
Да и скандал с выступлением хозяина саммита премьер-министра Малайзии Махатхира, которое многие посчитали откровенно антисемитским, лишь подогрел интерес: правильно ли Путин сделал, что поехал; правильно ли сделал, что сразу не ушел?
Что не ушел — правильно. Не стоит долго готовить свое появление на конференции, где ведутся переговоры с лидерами самых разных стран, рисковать попасть под тяжелейшую обструкцию из-за Чечни, просто лететь 10 часов — чтобы сразу возмутиться и уйти. Ведь это не просто бы значило сорвать интересный политический маневр, а ради бессмысленной политдемонстрации стать врагом огромной части мира и тем самым рискнуть безопасностью страны.
А вот правильно ли Путин сделал, что поехал, — вопрос более тонкий, и ответ на него требует тщательного анализа ситуации.
Сразу после 11 сентября 2001 г., когда война между Западом и радикальным исламом перешла в открытую фазу, Россия автоматически оказалась в очень сложном положении. С одной стороны, за последние десятилетия она наконец осознала себя хоть и не главной, но важной страной западной цивилизации. Ее стратегический путь — в Европу. К тому же она сразу стала мишенью для арабских стратегов, которые захотели воспользоваться ее слабостью, развалить и использовать как плацдарм для организации “мирового халифата”. Не секрет, что в Чечне воюют прежде всего арабские деньги, да и планы по расчленению нашей страны и созданию пресловутого халифата никогда в общем-то не скрывались.
С другой стороны, в России столетия живут миллионы мусульман. Живут в целом хорошо и дружно. Модели взаимного существования и проникновения за века были неплохо отработаны. Да и объективная слабость России, неготовность ее силовых структур гарантировать безопасность страны не могут не заставить кремлевских обитателей более сдержанно, чем раньше, относиться к самым разным силовым авантюрам. Понимание последнего и заставляет Путина искать особую роль России в событиях, которые нарастают в мире как снежный ком.
США сейчас сделали ставку только на силу. Сразу после 11 сентября у американских политиков не было выбора. Но уже Ирак стал явным перебором. Хотя и продемонстрировал, что только силовым путем ничего не решишь. Ежедневно увеличиваются потери американцев, растут их расходы. Но выхода даже не видно. Еще один или несколько терактов внутри США (не дай Бог!) становятся более вероятными с каждым днем. И это лишь ярче доказывает, что собственную безопасность в условиях войны с терроризмом только силой гарантировать невозможно.
Путин же хочет продемонстрировать, что существует гармоничная модель взаимодействия обеих цивилизаций. В России она вырабатывалась столетиями и является естественным преимуществом нашей страны. И никакие поиски суверенитетов Башкирией и Татарстаном, даже чеченские войны не отменяют главного (за этим и взяли Шаймиева, Рахимова и Кадырова) — Россия может занимать особое место в отношениях Запада и Востока. Место парламентера-переговорщика.
Это место во всех смыслах может быть выгодным. В парламентеров обычно не стреляют. И мусульманские кланы, которые контролируют триллионы долларов, могут сократить финансирование подрывной деятельности против России. (Интервью Путина “Аль-Джазире”, которое очень популярно в арабском мире и воспринято, мягко говоря, неоднозначно на Западе, должно исполнить роль своего рода мегафона — в парламентера только тогда не стреляют, когда слышат, что он говорит.)
Запад же не может без интереса наблюдать за российскими экспериментами: вдруг получится? И Россия сразу получает — кроме ядерного оружия и космоса — еще одну важнейшую тему для переговоров на равных и с американцами, и с европейцами. В этом смысле расчет Путина красив и точен.
Трудности этого пути заключаются в том, что в каждый момент все исполнительные государственные линии должны отдавать себе отчет в необходимости сохранять не формальное, а реальное равновесие позиций. Мусульманские идеологи не выдумали же тезис о том, что Россия, благодаря продажности и трусости ее чиновников и спецслужб, остается хорошим объектом для организации своего форпоста. И можно не сомневаться, что лоббисты “поворота на Восток” есть на всех уровнях. А если начнется подкормка, то их будет больше и больше.
И потребуется много внимания и жесткости руководству России, чтобы государственная линия “парламентера” плавно не перетекла к традиционному антизападничеству, до сих пор популярному и в мире, и у людей в погонах. В этом смысле скандал с Махатхиром очень даже полезен: Путин ни на секунду не должен забывать, на какой тонкий лед он встал. Ведь бывают случаи, когда в парламентеров начинают палить со всех сторон.
