Телевизионный парнишка лично притворил ворота на базе в Тарасовке и сокрушенно буркнул в камеру:
— Сборная закрыта от посторонних глаз… На тренировку нас не допустили.
По-моему, правильно, что закрыта. Правильно, что не допустили. Вполне протокольное в Европе мероприятие — встреча журналистов с национальной командой — у нас напоминает родительский день в пионерском лагере, такой чудо-пленэр с автографами.
Полторы сотни братков-журналистов вдруг вспоминают о том, что на носу ответственный матч. Даже заслуженный двухдекадник “Птицеводство и куроедство” норовит прислать даму с острым вопросом.
Вопрос этот (его составляла вся редакция): “Как дела?”.
Зато на следующий день уже распеваются пропитанные футбольным воздухом песни:
Не Петржелы мы, не Гржебики,
Но сожалений горьких нет, эх, нет!..
Призывы “Эй, Романцев, мочи африканцев!”, “Эй, Газзаев, мочи самураев!” и прочее в таком духе должны вызвать ярость масс и поднять патриотическую волну до штормового предупреждения.
Не так давно патриотизма нагнали столько, что вполне миролюбивые ирландские болельщики вынуждены были оставить недоеденные бигмаки и ретироваться из “Макдоналдса” на Тверской в сторону отеля.
Некоторые ирландцы, впервые познакомившиеся с русским патриотизмом, в отеле предпочли и остаться. Они наблюдали футбол по телевизору. Они дали себе клятву — больше не приезжать в Россию никогда.
В ходу неприличное сравнение важной, но все-таки футбольной игры с битвами, в которых погибали люди. Какой-нибудь перец сидит себе в тишине и выводит: “Предстоящий матч для всех россиян сродни Бородинской битве. Отступать нам некуда, позади — Москва”.
Ушаты квасного патриотизма и прочие благоглупости мешают не только болельщикам, но и футболистам. Футболисты на собственной шкуре знают, что такое патриотизм. Их не надо учить патриотизму.
Сборная России серьезно готовится к предстоящему серьезному матчу. Не будем мешать команде. А помочь ей мы можем. 15 ноября на стадионе “Локомотив”.
