Молодая мамаша везет ребенка по развороченной хулиганами улице. За спиной у нее автомат Калашникова. “Так будет, если нас не будет”, — сообщает плакат-страшилка. “Нас” — это людей в погонах. Точнее, милиции, улучшением подпорченного имиджа которой в глазах простых россиян с Нового года займутся ведущие рекламные агентства. Они развесят по Москве и 25 крупнейшим городам около 800 агиток подобного содержания.
Только если реклама ежедневно входит в противоречие с жизнью, вряд ли можно надеяться, что люди проникнутся доверием к “оборотням в погонах”. По социологическим опросам, ни милиции, ни судьям не доверяет около 60% россиян. То есть примерно двое из трех.
На встрече с молодыми сотрудниками МВД президенту Путину пожаловались на то, что с принятием нового УПК изменилось положение подозреваемых, выпускаемых после задержания. Президент озабоченно поинтересовался: неужели, мол, так трудно наладить работу с судами? И получил “гениальный” ответ от старшего лейтенанта: трудно-де стало по нынешним временам задержать человека. Раньше делали это через прокуратуру. А теперь, мол, надо идти в суд. Только время терять...
Такую картинку нашим гражданам показали по телевизору прямо в День милиции. Однако в жизни мы наблюдаем совсем другие кадры. На прошлой неделе в Вене состоялась дополнительная встреча по вопросам прав человека в рамках ОБСЕ, которая была целиком посвящена предотвращению пыток. В старинном замке Хофбруг за круглым столом собрались представители практически всех стран мира. Одни внимательно слушали, а другие — эмоционально выступали. Слушали “цивилизованные”, выступали — “униженные и оскорбленные”. Причем тревожные голоса российских правозащитников были слышны не реже, а даже чаще, чем их коллег из азиатских экс-советских республик, Беларуси и Украины.
“Еще несколько лет назад казалось, что ситуация с правами человека в России действительно пошла на поправку, — так начал свое выступление руководитель общероссийского движения “За права человека” Лев Пономарев. — Однако с приходом к власти Путина и “силовиков”, которых он привел за собой, в стране случился переворот. Людей начали сажать. Причем втихую. Однако после событий с ЮКОСом все это вылезло на поверхность. Сегодня “дело ЮКОСа” охватывает десяток человек. Здесь есть все: применение психотропных веществ для получения “нужных” доказательств, и прямые угрозы адвокатам, и отъем акций, — хватит для полноценного детектива. И при этом все происходит с нарушением закона. Скажу вам больше: по ощущениям, в Россию возвращаются сталинские времена. И главным орудием воздействия становится Генпрокуратура”.
Председатель комитета “За гражданские права” Андрей Бабушкин пошел еще дальше: “Генпрокуратура является главным нарушителем прав человека. В России разработан столь совершенный механизм сокрытия “злодейств” следователей, что только одно дело из ста доходит до суда. Говорю вам по собственному опыту. Независимым не может быть и наш суд, который остается органом преследования. Как можно добиться правды в суде, когда прокуратура и милиция нарушают права? Человека сажают в тюрьму, а они (прокуроры и следователи) получают повышение по службе?”.
Это и в самом деле так. Как рассказал “МК” Олег Соловьев, адвокат Алексея Пичугина (начальника службы внутренней экономической безопасности ЮКОСа, находящегося под следствием), — его подзащитный уже более пяти месяцев находится в “Лефортово”. Это расследование сразу же вышло за рамки правового поля: фактически оно не ставит своей целью докопаться до истины — виноват Алексей Пичугин или нет? Следственная группа Генпрокуратуры всеми силами пытается его обвинить. Обыски в доме и офисе — и все с грубейшими нарушениями. В ход идут и психотропные вещества, и гипноз. И все это делается для того, чтобы получить информацию о нефтяной компании ЮКОС.
Как еще объяснить то, что в один из дней с Пичугиным в течение нескольких часов вели, как это назвали сами сотрудники ФСБ, “разведопрос” (причем, как водится, при отсутствии адвоката, что само по себе уже противозаконно). На следующее утро Пичугин сообщает жене, которая пришла с ним увидеться, что к нему применялись психотропные средства — в виде инъекций. Уже на следующий день адвокаты заявляют ходатайство о назначении экспертизы, но проходит день, второй, третий, в дело включаются разные люди: депутаты, правозащитники. Уходит жалоба в прокуратуру. Но экспертизу, которая могла бы показать, применялись ли психотропные средства, никто не проводит. И только через десять (!) дней — фактически постфактум для адвокатов, которые по закону имеют право присутствовать на экспертизе, — подследственного везут в институт имени Сербского. Но в этом уже нет никакого смысла, о чем и заявляет Пичугин. Следов от инъекций на коже просто не могло остаться. Наконец проводится прокурорская проверка, которая следов инъекций не находит. После этого Пичугин вообще делает беспрецедентное для следственной практики заявление о том, что он отказывается принимать участие в следственных действиях и запрещает это своим адвокатам, так как следствие, по его мнению, проводится необъективно.
Адвокат Соловьев отмечает: “Мы отправили в Генпрокуратуру 27 жалоб и не получили ни одного положительного ответа…” Такое ощущение, что идет откровенное пренебрежение и нормами закона, и элементарными представлениями о “правовом государстве”, — для силовиков этот термин стал расхожим и ничего не значащим понятием. У нас уже достаточно демократические нормы вписаны в законы, защищающие человека от произвола госмашины, но эти нормы просто не ставятся ни в грош — наша Конституция опять может стать самой демократической в мире… но на бумаге. И все вернется опять на 20 лет назад, когда у нас якобы не было политзаключенных, но были лагеря в Мордовии”.
Эту же мысль продолжила в своем выступлении на сессии ОБСЕ юрист Центра международной защиты Елена Липцер: “Несмотря на то, что согласно новому УК “содержания под стражей” могут требовать только судьи, люди сидят за решеткой незаконно. В России действует “презумпция содержания под стражей” до суда, а в Европе — “презумпция невиновности” и “содержания под стражей” по решению суда. На самом деле — от первого до второго чисто терминологически, кажется, рукой подать. Но речь идет о фундаментальных основах прав человека. Быть ли произволу в нашей стране — или общество сумеет смыть с себя эти “родимые пятна” прошлого…
Содержание под стражей — и тем более в таких бесчеловечных условиях, как в большинстве наших тюрем, — используется как давление. Для того, чтобы сломать волю к сопротивлению. Находясь в изоляции, люди часто сознаются в том, чего они не совершали. А у нас со времен Вышинского признательные показания — это царица доказательств. То же самое мы наблюдаем и в деле Ходорковского. Кстати, в соответствии с 5-й статьей Европейской конвенции нужно не только привести основания для содержания под стражей, которые имеются в российском законе, но и убедительные доказательства, что такие основания действительно существуют. Наши суды этого не делают”.
Высокопоставленный сотрудник МИДа Юрий Лебедев во время своего выступления на сессии ОБСЕ сказал коронную фразу: мол, уголовные дела против милиционеров у нас возбуждаются не только при проведении кампаний (имеется в виду кампания “оборотни в погонах”). Обратите внимание — оказывается, борьба с нарушениями в милиции идет и вне кампаний. И в качестве примера рассказал, что недавно был осужден сотрудник правоохранительных органов в каком-то подмосковном городе. Однако Елена Липцер, знающая, как работает наша правовая машина, рассказала “МК”, что добиться возбуждения уголовного дела против сотрудника милиции практически невозможно. По ее словам, в тех случаях, когда подозреваемый и обвиняемый заявляет о применении к нему пыток, проверка сводится к опросу тех же сотрудников. Которые рапортуют: никаких пыток мы не применяли. Никаких медицинских освидетельствований, никаких поисков свидетелей, которые могли видеть человека “до и после”, — никакого эффективного расследования не проводится. На этом основании в возбуждении уголовных дел отказывают. А поскольку сотрудники милиции понимают, что никакого расследования не будет, пытки остаются самым действенным способом добывания доказательств. Понятно, что более известных фигурантов по тому же делу ЮКОСа вроде бы так банально и откровенно “прессовать” не могут, хотя высказывают мнение, что как раз-таки известные люди при возникновении “сложных” для силовиков ситуаций находятся в зоне повышенного внимания и соответственно — особой опасности.
Недавно группа известных правозащитников обратилась к председателю Комиссии по правам человека при президенте Элле Памфиловой с просьбой “рассмотреть возможность обращения Комиссии в Басманный районный суд Москвы с просьбой об изменении меры пресечения находящемуся под стражей Михаилу Ходорковскому”.
“Не вдаваясь в формальный анализ юридических обвинений, выдвинутых Генеральной прокуратурой России против Ходорковского и не оценивая существа этих обвинений, мы считаем необходимым заявить, что как задержание Ходорковского, так и его содержание под стражей не соответствует нормам российского законодательства, в частности, Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации”, — это цитата из обращения. “Заключение под стражу в качестве меры пресечения применяется, согласно статье 108 УПК России, при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения (подписки о невыезде, залога, личного поручительства, домашнего ареста). Насколько нам известно, не было представлено никаких подтверждений того, что Ходорковский намерен скрыться от правосудия. Его пребывание на свободе не содержало бы опасности продолжения совершения преступного деяния, поскольку ему вменяются давние события”.
Международные юристы, столкнувшиеся с российским правосудием, куда более категоричны. Адвокат Роберт Амстердам прямо заявил, что “наличие иностранного паспорта у его подзащитного (которого, на минуточку, еще даже не осудили) не является доказательством того, что в случае освобождения тот попытается скрыться. И еще. Ходорковского арестовали в Новосибирске, но не повели там в суд. По “делу ЮКОСа” работает только один суд — имя ему Басманный. Человеческий фактор у нас действует везде. “Нужные” силовикам судьи есть, видимо, не во всех судах. Да и в таких делах промахиваться нельзя. При этом все дела почему-то обсуждаются за закрытыми дверями, хотя никакой государственной тайны они не представляют. Суд Басманный — это суд, где прокуратура не может проиграть, где не существует никаких конституционных гарантий. Ходорковский предпочел остаться в России, в тюрьме, заявив, что никогда не станет политэмигрантом. Хотя он прекрасно знал, что в случае отъезда на Запад его бы никогда не выдали России. Какие еще нужны доказательства?”
Впрочем, у московских судей свои установки. На днях рассматривался вопрос о выпуске Ходорковского из-под стражи — решение отрицательное. И это несмотря на то, что за Ходорковского поручились 40 депутатов и 300 членов трудового коллектива НК ЮКОС. Личные заявления о поручительстве подписали лидер “Яблока” Григорий Явлинский и лидер СПС Борис Немцов. Может быть, игнорируя все эти поручительства, прокуратура и суд действуют уже не только в рамках уголовных дел вокруг ЮКОСа, но и осуществляют предвыборный заказ против лидеров двух известных партий? Если это так, то все встает на свои места. О какой тогда демократии и свободных выборах можно вообще говорить?
Против российского лома только один прием — заграница, которая нам поможет. Как рассказал “МК” Роберт Амстердам, в случае проигрыша в российских судах он собирается апеллировать к международной Фемиде: “А поскольку в случае с Ходорковским речь идет не о юриспруденции, а о политическом заказе, мы намерены обратиться не только в международные суды, но и в другие органы — например, в Рабочую группу ООН по незаконному задержанию”. (Кстати, до сих пор таких прецедентов не было. ООН — это организация межгосударственных отношений между юридическими, а не физическими лицами.) По словам Амстердама, “у дела Ходорковского есть международный резонанс. Он доказывает, что в России законы имеют все меньшее значение. Процесс отхода России от юридических норм продолжается, и его уже можно считать систематическим. Кроме того, поскольку я специализируюсь на международном праве, то могу судить, что в этом деле есть все признаки нарушений прав человека, в том числе и Европейской конвенции о правах человека, под которой стоит подпись представителей России”.
Что еще можно прокричать и в какие еще нужно ударить колокола, чтобы достучаться до тех, кто в этой стране принимает основные решения? Какие надо найти слова, чтобы объяснить: сегодня Ходорковский и другие, завтра лично вы. Как бы высоко ни сидели и какие бы должности ни занимали, — если будет суд неправый, то его пламя сожжет всех.
