Ей завидуют все знакомые. Потому что такая жизнь, как у нее, бывает только в неправдоподобных дамских романах. Заботливый, влюбленный и, заметьте, горячо любимый ею — несмотря на четырнадцать лет совместной жизни — муж. Жизнерадостный сын-второклассник, умница, почти вундеркинд. Дом полная чаша.
А она завидует соседке, едва сводящей концы с концами. Подруге — матери-одиночке. Собственной сестре, регулярно скандалящей с алкашом-супругом. Она мечтает, чтобы муж был менее ласковым. Чтобы сын учился похуже. Чтобы эти двое ее любимых “мальчиков” не были так дружны, не гоняли вместе каждое воскресенье в футбол во дворе.
Только не подумайте, что дамочка с жиру бесится. Она действительно очень несчастна.
Еще в ранней юности Людмила Лунина твердо решила, что ее будущая семья не будет похожа на родительскую. Все воспоминания о детстве так или иначе замыкались на хмурые, вечно озабоченные лица матери и отца, занятых только одной мыслью: тянуть, кормить, ставить на ноги пятерых детей. Люська донашивала платья старшей сестры, деньги на кино получала не чаще двух-трех раз в году, а обычный кассетный магнитофон оставался ее недостижимой мечтой. Конечно, в их маленьком захолустном райцентре никто особо не шиковал, но даже на общем небогатом фоне Люська чувствовала материальную ущербность своей семьи.
— Чего ты хочешь? — раздраженно отвечала мама на ее жалобы. — Не видишь, что ли, как нам с отцом тяжело? Вас пятеро — и все обуты-одеты, не голодаете, слава богу...
“А зачем было пятерых-то заводить?!” — хотелось спросить Люське, но она не решалась.
Она обожала ходить в гости к однокласснице смотреть по телевизору фильмы: в доме Луниных давно сгоревший черно-белый “Рубин” был накрыт салфеткой и служил тумбочкой… Во всех фильмах нищие поначалу героини впоследствии становились богатыми и счастливыми, потому что появлялся Он — щедрый, великодушный и прекрасный. Люська не сомневалась, что и ее ждет такая же судьба. Нужно только дотерпеть до окончания школы и рвануть в заветное место, где водятся щедрые, великодушные и прекрасные: в Москву.
Тема приносил ей в общежитие йогурты и вареную колбасу, которую сам нарезал на аккуратные кусочки, и делал красивые бутерброды — он украшал их веточками петрушки и раскладывал на тарелке. Люська набрасывалась на угощенье, а потом, спохватившись, спрашивала:
— Сам-то чего не ешь?
— Не хочу, я сыт, лопай давай! — улыбался он и подсовывал ей последний оставшийся бутерброд. Потом она краем глаза видела, что он отламывал куски от несвежей валявшейся у нее на подоконнике буханки и как бы нехотя жевал их.
Тема дарил ей ландыши и сирень. Она могла сутками бродить с ним по Москве, до головокружения целоваться, болтать без передышки — и все никак не наговориться.
Он был щедр, великодушен и прекрасен. Вот только без гроша за душой — так же, как и сама Люська. Как и она, приехал в столицу учиться из глухой провинции, как и она, жил в студенческой общаге. Он неделями питался уличными пирожками, чтобы подарить Люське цветы, ходил в старых рваных ботинках, чтобы купить ей новую кофточку. Он работал по вечерам, но денег хватало только на то, чтобы время от времени пригласить ее в дешевенькое кафе-мороженое или в театр на галерку. Шикарная Москва, сверкающая огнями клубов и ресторанов, манящая витринами дорогих магазинов и тонированными стеклами толстомордых иномарок, оставалась такой же недоступной, как и в детстве. Впрочем, Люська все равно таяла от счастья.
Однажды он принес ей в подарок крошечного полосатого котенка:
— Его зовут Браток!
— С ума сошел?! — ахнула она. — Мне же не разрешат держать его в общаге!
— Тебе и не придется! Я устроился на новую работу, и теперь мы сможем снимать комнату. А посему, сударыня, прошу вас стать моей женой…
…Она опомнилась, когда Браток начал отчаянно орать. И увидела, что они с Темой стоят посреди комнаты, уткнувшись друг в друга лбами, а серая шерстка котенка, которого она держала в руках, промокла от ее радостных слез.
Сколько времени прошло до того момента, когда она почувствовала, что ее мечта остается неосуществленной? Год, два или три? Она точно не помнит.
Когда первые восторги совместной жизни улеглись, Люська немного растерялась. Вокруг бесчинствовал дикий капитализм, друзья один за другим подавались в кооператоры, кто-то разорялся, кто-то стремительно богател... И только они с Темой жили по-старому: по окончании института он работал врачом в детской больнице, она — бухгалтером в небольшой фирме. Они снимали однокомнатную квартиру, одевались в дешевый китайский ширпотреб и постоянно копили: на холодильник, на стиральную машину, на отпуск… “Остается только родить пятерых детей, и станем точь-в-точь как мои мама с папой…” — с горечью думала Люська.
Между тем разговоры о ребенке, которого до сих пор не было, стали возникать все чаще.
— Чего ждать? — спрашивал муж. — Давай уж родим наконец кого-нибудь… А то Братку скучно, — с улыбкой добавлял он, увидев, как напрягалось лицо жены.
— Я разве против? — тоскливо соглашалась она. — Но пока нельзя. Сначала надо на ноги встать…
Она толковала ему про дорогие памперсы и коляски, про плату за квартиру, которую хозяйка опять подняла, про то, что она не желает своим детям той бедности, в которой росла сама.
— Прокормим! — уговаривал ее Артем.
— Этого мало — прокормить. Я не хочу, чтобы мой ребенок ходил в кино два раза в год…
— Найдем и на кино! — бодрился муж.
— Господи, ну как ты не понимаешь?! — кипятилась она. — Найдем на кино — не хватит еще на что-нибудь… Это не жизнь — считать копейки до зарплаты!
Он старался зарабатывать больше. Брал дополнительные ставки, но радикально их материальное положение от этого не менялось.
— Может, откроешь собственный медицинский центр?.. — неуверенно предлагала она.
Он в отчаянии разводил руками:
— Я не знаю, как это сделать. Не знаю, не умею, ничего в этом не понимаю…
— Ну устройся работать в коммерческую поликлинику...
— Попробую… Вот только Вадика из больницы выпишут. У него осложнение…
Потом больницу нельзя было оставить из-за Маши, Игорька, Алены…
— Тебе чужие дети дороже собственных! — упрекала жена.
Чувствуя себя виноватым, Артем пытался искать денежное место — безуспешно.
— Наверное, я плохой врач… — растерянно говорил он, возвращаясь ни с чем к жене.
У Люськи сжималось сердце:
— Ты замечательный врач!
Она и сама не была предприимчивой и хваткой. Она тоже мечтала о ребенке. Но ей так хотелось вкусить красивой жизни!
— Скажи, Темик, а что бы ты сделал, если б я тебе изменила? — спросила она его однажды, дурачась. — Убил бы?
И сразу пожалела о глупой шутке. Потому что муж даже не улыбнулся, а как-то слишком серьезно ответил:
— Что ты, разве я могу убить тебя… Наверное, я просто умер бы.
Игорь появился помимо ее воли — ворвался, как порыв ветра из той недоступной жизни, к которой она так рвалась.
Он был старше Людмилы на шестнадцать лет, руководил финансовой компанией. Богатство было ему к лицу: он не принадлежал к числу выскочек из грязи в князи. Ученый, доктор наук, он вовремя и весьма успешно переориентировался на новый вид деятельности. Людмила просто-напросто не устояла перед его барственным, не терпящим возражений и в то же время учтивым напором.
Четыре месяца, в течение которых длился их роман, казались ей кинофильмом, в котором она сама не участвовала, а только наблюдала со стороны. Рестораны, казино, неправдоподобно большие букеты роз, выходные, проведенные в элитных домах отдыха... Она была так ошарашена происходящим, что почти не думала об Артеме — она лишь прислушивалась к своим ощущениям. Ну как, счастлива? Ей трудно было ответить на этот вопрос…
Вскоре у Артема тяжело заболела мать, он взял отпуск и уехал на родину — почти на месяц. За это время Игорь успел свозить Людмилу на неделю в Лондон. На обратном пути, сидя в самолете возле дремлющего Игоря, она мысленно перебирала ворох последних впечатлений:
“Ну вот и побыла богатой… Приятно, да… Но по сути ничего особенного… Конечно, деньги придают мужчине сексуальную привлекательность…”
И вдруг почувствовала, что очень хочет увидеть Артема. Обнять, прижаться и больше не отпускать от себя…
Беременность застала ее врасплох. Это не мог быть Артем. Это мог быть только Игорь. Людмила ходила по комнате, то и дело вытирая ладони дрожащих рук об халат, но они тут же вновь покрывались холодным потом. Она не знала что делать, не умела сама принимать решения. И потому позвонила Игорю и рассказала обо всем.
— Ничего страшного, зайка, — зарокотал в трубке его вальяжный бас. — Жениться я, конечно, не смогу, ты же знаешь. Семью не брошу: жена, дочки — это святое!
— Я тоже ни за что не расстанусь с Артемом!
— Ну-ну! — хохотнул Игорь. Он явно не верил ей, но Людмиле было все равно. — Не сомневаюсь, такими мужьями не кидаются! Зайка, так в чем проблема-то? Ты же говорила, что мечтаешь о детях, только не хочешь нищету плодить. Вот тебе и решение проблемы. Наш ребенок будет обеспечен всем — можешь мне поверить. Так что рожай и ни о чем не беспокойся!
— Подожди, я не поняла… А Артем?
— Что Артем? Артем будет счастливым отцом. Сроки там немножко поднаври, плюс-минус месяц — это ерунда!
— Но это ужасно!..
— Мужик, не способный позаботиться о своей семье, — не мужик. И нечего за него переживать! — презрительно отрезал Игорь. — К тому же он ничего не узнает. Будет слюни пускать и прыгать до потолка!
Она хотела возразить, что Тема очень даже заботится — как умеет. Но она смолчала.
Услышав радостную новость, Артем подхватил ее на руки и закружил по комнате. Этот день стал последним днем счастливой жизни Людмилы.
Игорь сдержал свое обещание. Чтобы оправдать появление денег в доме, он оформил Людмилу к себе работать — на такой оклад, какой Артему даже не снился. Чуть позже купил им квартиру — якобы в кредит.
— Вот это везение, Люська! — радовался муж. — Но твой новый шеф знает, что ты скоро уйдешь в декрет?
— Я сказала… — еле слышно шептала она. — Он не против…
Всякий раз, когда Артем прижимался щекой к ее животу, ловя движения будущего малыша, когда фантазировал, каким он будет, когда закармливал жену фруктами, словно чей-то железный коготь царапал сердце Людмилы. Муж объяснял ее раздражительность беременностью, был предельно ласков, и от этого ей становилось еще хуже.
Ночь, в которую родился Сашка, Артем провел во дворе роддома. Утром он махал руками ей в окно и никак не мог уйти. А чуть позже позвонил Игорь:
— Поздравляю тебя, зайка! И себя тоже. Две девчонки были, а вот теперь наконец — пацан. Может, встретить тебя из роддома? Ну, не бойся, шучу-шучу…
С тех пор прошло восемь лет. Артем души не чает в сыне, проводит с ним все свободное время, не спит ночами, когда тот заболевает. Вот только то, что радовало бы любую другую мать, причиняет Людмиле боль. Сашка, умненький, способный, развитой не по годам, платит отцу взаимностью. Однажды он сказал матери:
— Воспитательница в садике сказала, что дети больше всех на свете любят свою маму. А я люблю папу совсем на капельку, но сильнее, чем тебя. Ты не сердишься, мамочка?..
Больше всего на свете ей хотелось бы забыть о существовании Игоря. Чтобы Артем был единственным, настоящим папой — пожалуй, она и сама поверила бы в это, если бы Игорь исчез из их жизни. Но когда она попыталась отказаться от его помощи, он возмутился:
— Ты забываешь, зайка, что это МОЙ ребенок. И мне решать, нужны ему деньги или нет. Ты что думаешь: попользовалась, а теперь можно взять и выбросить меня? Не выйдет!
Людмила и сама понимает, что не выйдет. Она очень боится злить Игоря. Поэтому он регулярно приезжает навещать Сашку — сначала в детский садик, а теперь в школу. Вместе с Людмилой — вроде как подвозит ее с работы.
А совсем недавно сказал ей:
— Девки мои — стервы! Одну сплавил в Англию замуж — так за год позвонила от силы раз пять. Другая только деньги качает, как насос. Лишь сын и радует. Знаешь, я считаю, он должен знать, кто его отец. Ну, не сейчас, конечно, попозже скажем, когда сможет все понять…
…Теперь Людмила сидит на успокоительных таблетках, но они плохо помогают. Она почти перестала спать. Артем страшно переживает за жену, таскает ее по врачам… А она думает об одном: Игорь слов на ветер не бросает.
— Вот говорят, что не бывает безвыходных ситуаций. Бывают. Я предала обоих — и мужа, и сына. И ничего нельзя ни сделать, ни поправить, ни изменить…
