Алексей Ратманский хотя и продолжает служить в Датском Королевском балете, тем не менее прилетел в Париж, где подведомственная теперь ему труппа Большого почти три недели погружала местную публику то в “Лебединое озеро”, то в “Светлый ручей”, и не без помощи “Дочери фараона”. Здесь, за кулисами Парижской оперы, он и дал, по сути, свое первое интервью обозревателю “МК” Марине РАЙКИНОЙ.
— Алексей, вы специально прилетели в Париж из Копенгагена. С какой целью — смотрите труппу, спектакли?
— Я приехал по работе, так как приступил к своим обязанностям. А гастроли проводил Борис Акимов (прежний худрук балетной труппы Большого. — М.Р.). Да, в Париже я смотрю труппу, кое-что репетирую, не говоря о чисто организационных вопросах.
— Если я вас спрошу, в каком состоянии вы находите труппу, вы, естественно, ответите “в хорошем”. Но все же, что вам в ней не нравится?
— Мне хотелось бы, чтобы мужской состав кордебалета был так же хорош, как женский. Все французы только и говорят, что женский кордебалет объективно замечательный.
— А среди солистов в таком случае кто сильнее — мужчины или женщины?
— Так нельзя сказать, как нельзя сказать, кто сильнее — Большой или Мариинский, русский балет или французский. Оценить солистов по принципу “кто лучше, кто хуже” я не могу. Они хороши тем, что они индивидуальности — все разные, с разными амплуа.
— В Дании вы закончили свои дела?
— Во-первых, я дотанцевал, закончил с этим делом. Но у меня еще есть обязанности как постановщика: 2 апреля я должен выпустить балет “Анна Каренина” Родиона Щедрина. Этот проект я не смог отменить. Но начиная с апреля я буду постоянно в Москве.
— В ваших планах есть перенос “Карениной” на сцену Большого?
— Это будет зависеть от успеха спектакля.
— Что в вашей программе как худрука балетной труппы главного театра страны значится под №1?
— Тут ни первое, ни второе, ни третье... И 50-е, и 98-е дело важны для художественного руководителя. Для меня очень важно, чтобы исключительно талантливая труппа могла раскрываться в новых интересных постановках.
— Поговорим о труппе. Поскольку вы работали в Канаде, в Дании и знаете другую танцевальную школу, то какие требования предъявляете к современным танцорам?
— Вы знаете, всегда — и не обязательно сейчас — было очень важно, чтобы со сцены артист нес содержание. Чтобы зритель мог почувствовать связь между собой и тем, что происходит на сцене. Потому что просто смотреть на красивые линии кордебалета — это... Во всяком случае, меня это не трогает. Мне всегда интересно индивидуальное прочтение, понимание — что за человек танцует.
— Как вы полагаете, могут ли артисты Большого театра танцевать в хореографии такого необычного датского хореографа, как Бурнонвиль? Это классика, но очень необычная.
— Это настоящая классика, просто она не русская, а датская, скорее даже датско-французская. Там очень много пантомимы, при этом нет больших прыжков, больших виртуозных вращений, к которым мы привыкли. Там — мелкая техника, игра поворотами корпуса, и вообще там такие старинные, но очень приятные вещи. У нас, кстати, идет “Сильфида” Бурнонвиля — это лучший спектакль.
— В западных труппах, а тем более в восточных, у артистов очень сильная акробатическая подготовка. Готовы ли к такому танцоры Большого?
— Балет развивается, отставать нельзя. В Большом театре танцоры очень сильно подготовлены, они очень хорошо прыгают в воздухе, летают — это редкость в балетном мире. На Западе сейчас этому не уделяют такого внимания. Русская школа сильна тем, что нравится на Западе — прекрасный верх, красивые руки и высокие прыжки. Другие вещи оставляют желать лучшего — чистота исполнения, например. Кстати, эмоциональность, которая так важна и которой были знамениты русские артисты, мне кажется, она не всегда ставится у нас во главу угла.
— Вы собираетесь дать карт-бланш трем молодым хореографам. Будут ставить Поклитару из Молдавии, Посохов, работающий сейчас в Сан-Франциско, и...
— И я сам. Юрий Посохов — исключительно талантливый хореограф, он ставит в классическом стиле, но очень современно — что редко и важно. Он будет делать балет “Магриттомания” на сюжеты картин Магритта.
— Вы тоже не так давно делали балет по картинам Кандинского. Значит ли это, что вы будете продолжать живописную тему в балете Большого?
— Нет, это просто так совпало. Специально таких идей нет, хотя это распространенное направление. Я же планирую поставить балет “Болт” Шостаковича. У меня есть конкретные планы, и я непременно объявлю о них со временем, потому что некоторые переговоры еще не завершились.
— Вы намерены приглашать солистов из других стран?
— Да, очень важно, чтобы русские зрители и артисты труппы видели, что можно исполнять партии классического репертуара в совершенно другом ключе. Хорошо, что к нам приедут некоторые из западных солистов. Уже есть конкретные планы: в начале июня Йохан Кобарт и Алина Кожахару из Лондона выступят в “Жизели”.
— Вы намерены снимать что-то с афиши Большого?
— Постараюсь не снимать. Но думаю, здесь чашу весов перевешивает то, что новые постановки необходимы. Лучшие будут оставаться в репертуаре, а неудачные... эксперимент все равно важен.
— Новые худруки любят делать новые редакции старых спектаклей. У вас как в этом смысле?
— Не могу зарекаться, но пока в мои планы это не входит.
— Сам Алексей Ратманский намерен танцевать на сцене Большого?
— Нет. Это не принцип, я просто думаю, что это невозможно совмещать. И не нужно.
— И последний, но очень важный вопрос. Вам не избежать решения проблемы Анастасии Волочковой. Каким образом вы намерены с ней разобраться?
— Анастасия работает в театре. Проблемы такой на сегодняшний день не существует. Когда возникнет проблема с ее положением в театре, мы будем ее решать.
— Но она заявляет, что ей не дают работать, а значит, начиная с 1 января эта претензия к вам, а уже не к прежнему руководству балетной труппы.
— Как сказать? Ее право на труд бесспорно, и, насколько я знаю, Большим театром ей была предложена ведущая партия в балете “Жизель”. Полагаю, она будет танцевать.
