В ее Настеньку невозможно было не влюбиться. Милая, кроткая, с ангельским голоском — со всего Союза 15-летней актрисе приходили письма с предложением руки и сердца, девочки мечтали с ней подружиться, а бабульки перед экранами смахивали тихую слезу умиления: “Вот бы мне такую внучку”.
В памяти миллионов зрителей она навсегда осталась юной. Исполнив главную роль в фильме “Морозко”, Наташа Седых мелькнула еще в нескольких картинах, а потом исчезла с экрана. Навсегда. Находясь в зените славы, 20-летняя актриса предпочла звездному будущему в кино балетную сцену. Следующие 20 лет она солировала в Большом театре, выступая на одной сцене с Майей Плисецкой и Марисом Лиепой. Но век балерины, увы, недолог...
Через 40 лет после выхода фильма-сказки “Морозко” корреспонденты “МК” встретились с его главной героиней, теперь уже актрисой Театра у Никитских Ворот, Натальей Седых.
— Где же нашел вас режиссер-сказочник Александр Роу?
— На льду. В детстве я занималась фигурным катанием, довольно, кстати, успешно — была чемпионкой Москвы среди юниоров. Потом бросила — увлеклась балетом, поступила в хореографическое училище при Большом театре. Но однажды мне позвонили со стадиона Юных пионеров и по старой памяти попросили выступить на ледовом празднике. Долго думала: стоит ли соглашаться — ведь нам, балетным, строго-настрого запрещалось кататься на коньках. Но все-таки рискнула. Вот там-то Александр Артурович меня и увидел.
— Не удивились, когда он предложил попробоваться на роль Настеньки?
— Конечно, удивилась. Правда, лет в шесть меня сняли для рекламного ролика “Берегись пожара”, потом я снималась в учебном фильме на французском языке. Но со съемками в “Морозко” это, конечно, не сравнить. Когда я пришла на пробы, первое, что увидела, — это целый альбом потенциальных “Настенек”. Сплошь писаные красавицы плюс знаменитая уже тогда актриса Надежда Румянцева. Огорчилась, конечно, страшно. И надо же было такому случиться, что Александр Артурович утвердил на роль Настеньки именно меня.
— В хореографическом училище, наверное, обрадовались за свою воспитанницу?
— Как бы не так. Там был жуткий скандал. Меня ведь забирали не на день-два, а на несколько месяцев. Сначала на Кольский полуостров, где снимали зимнюю натуру, а потом под Звенигород. Если бы не мой педагог — Суламифь Михайловна Мессерер, которая поручилась за то, что я сдам экзамены на одни пятерки, меня ни за что бы не отпустили из училища. А так... Вы знаете, больше всего меня поразила удивительная природа Кольского полуострова: северные низкорослые деревья, огромные ели и воздух... По-моему, даже на экране видно: какой он там чистый! Но как же там холодно! Слава Богу, со мной была моя мамулечка. Она не дала мне замерзнуть — отпаивала горячим чаем, подкармливала...
— Мама не отпустила 15-летнюю дочь одну за Полярный круг. Наверное, предчувствовала, что там ее ждет первая любовь?
— Ну, первая любовь — слишком сильно сказано. Это была детская влюбленность. Эдуарду Изотову, который играл Иванушку, было уже 33 года, а мне-то всего 15. Он относился ко мне как к ребенку, ну и я тоже вида не подавала, что влюблена в него.
— Целоваться перед камерой не стеснялись?
— Еще как стеснялась. Помню, как замирало мое сердце, когда на съемках объявили ту сцену. Это же был первый поцелуй в моей жизни.
— После выхода фильма “Морозко” ваша жизнь как-то изменилась?
— Я бы не сказала. На улице стали узнавать, автографы просили. Но к публике я привыкла с детства. Вот к чему было привыкнуть сложно — так это к письмам. Они приходили ко мне в огромном количестве. Александр Артурович говорил, что зрителя нужно уважать, просил на все отвечать. Но он даже не представлял, сколько приходило мне посланий. Мальчики, юноши, взрослые мужчины — многие из них присылали свои фотографии, предлагали выйти замуж. Конечно, я их не хранила и в переписку ни с кем не вступала. Оставила лишь одно — по-моему, самое трогательное. Писал некий Давид. Вот оно.
Наталья достает из ящика пожелтевший листок бумаги, на котором неровным почерком выведены следующие слова: “Уважаемая Наталья! Вы самая мылая, красывая и очароватыльная женьщина в мире! Я видел вас в “Голубой лед”. Вы доказали, что красывее женщин нет существа на земле! Уверяю вас, на вас влубилась вся Грузия! Желаю счастья и дальнейших успехов в вашей жизни”.
— Это после того, как я снялась в фильме “Голубой лед”. Но и этому Давиду тоже не ответила. А отвечала я только на письма из зоны. Очень боялась: вдруг не напишу, а он вернется из тюрьмы и меня зарежет.
— После “Морозко” у вас было еще несколько удачных ролей, а потом вы почему-то перестали сниматься. В чем причина?
— Предложений сниматься было очень много. Первое время еще пыталась совмещать занятия в балетной школе со съемками в кино. Снялась в фильмах “Дети Дон-Кихота”, “После бала”, “Огонь, вода и медные трубы”... Но после хореографического училища меня взяли в Большой театр. Пришлось выбирать: или балет, или кино. Я выбрала первое.
— Вам тогда было всего 20. Не жалеете, что сами себе сломали кинокарьеру?
— Нет, ощущать себя кинозвездой, конечно, приятно. Но только какое-то время. А потом все надоедает: тебя обсуждают, словно ты шкаф или какая-то модная тряпка... В этом, знаете ли, приятного мало. А потом в моей жизни был балет. В Большом театре я стала солисткой, танцевала в лучших спектаклях: в “Чайке”, в “Анне Карениной”, в “Лебедином озере”... С Майей Плисецкой, Марисом Лиепой. Объездила с труппой весь мир. Нет, я не могу сказать, что что-то потеряла, уйдя из кино.
— А как же знаменитые интриги балетного мира? Неужели обошли стороной?
— А я просто в них не участвовала. К тому же мне, считаю, повезло с соседками по гримерке. Из других то и дело доносилось: как же эта растолстела, а та — покрылась морщинами. У нас же разговоры велись только о любовных романах и нарядах. Даже когда не было спектакля, мы приезжали в театр, как в клуб, чтобы немножко поболтать в нашей гримерке. Но за 20 лет, конечно, случалось всякое, и разговоры об интригах в балетном мире — вовсе не пустые слова. Как-то раз Григорович, главный балетмейстер Большого театра, дал мне партию Маши в “Щелкунчике”, что считается высшим достижением для начинающей балерины. Вот тут-то я и столкнулась с интригами: то зал не давали для репетиций, то концертмейстера. В конце концов из Ленинграда взяли другую балерину — Люду Семеняку — с уже готовым репертуаром. Она с ходу и станцевала мою Машу. А про меня все как-то вдруг забыли.
— Сами “локтями пихаться” не пробовали?
— Куда там! Я не была настойчивой, не спешила проявить себя. Думала, раз важную партию уже дали, то и спешить некуда. Хотя старшие товарищи предупреждали: “В Большом театре нет такого понятия “дали”. То, что попало в руки, надо держать зубами и когтями”. Я, увы, не смогла. Расслабилась, начались романы...
— Счастливые?
— По-моему, любой роман заканчивается разочарованием. В той или иной степени. А иногда и трагедией. Например, один из ухажеров меня чуть не задушил. Кстати, очень известный артист Большого театра. Сейчас он за границей, процветает. А тогда он сделал мне десяток предложений, на которые я всякий раз отвечала отказом. Этот человек был ужасным ревнивцем, и, когда ему донесли, что я стала встречаться с другим, мой бывший любовник разыскал меня в Ленинграде, ворвался в гостиничный номер, с диким воплем бросил меня на кровать. А потом достал из кармана нож и сказал: “Будешь кричать — зарежу”.
— Судя по тому, как сейчас мы с вами разговариваем, вы вели себя тихо, как мышка.
— Это сейчас можно позволить себе улыбнуться. Уверяю вас, тогда мне было не до смеха. Я стала что-то врать про то, как я его на самом деле люблю, что мы обязательно поженимся... Какими-то немыслимыми обещаниями спасла себе жизнь. Прямо оттуда он собирался отвезти меня в Таллин, на свадьбу. Но я сказала “жениху”, что в таком виде (разорванная одежда, гематома на шее) я не могу идти под венец. Мне надо принять душ, собрать минимум вещей... Одним словом, мне каким-то чудом удалось сбежать. Думаю, что тогда я сыграла лучшую роль в своей жизни.
— Вас часто звали замуж?
— Часто. Но выйти замуж для меня не было самоцелью. Чаще всего говорила своим молодым людям: “Зачем замуж? И так хорошо. Ты меня что, так не любишь?” Но однажды Большой выехал на гастроли в Ленинград. Там я и познакомилась со своим будущим мужем, композитором Виктором Лебедевым. Он действительно очень талантлив: написал музыку к фильмам “Небесные ласточки”, “Ищите женщину”, “Гардемарины”, “Зависть богов”...
— Любовь с первого взгляда?
— Я бы сказала, со второго. Поначалу мы отнеслись друг к другу достаточно прохладно. И как же я удивилась, когда позже он позвонил мне и пригласил прокатиться по городу. В Ленинграде стояли белые ночи, я села в его машину и вдруг... увидела совершенно другого человека. Виктор сразу признался мне в любви. В стихах. Прочитал строчки Гумилева: “У меня для тебя столько ласковых слов и созвучий. Их один только я для тебя мог придумать любя. У меня для тебя поцелуев огромное море. Хочешь, в них утоплю я тебя?” Мы встретились в начале июня, а уже в конце августа Витя предложил мне руку и сердце. А я, признаться, от него не ожидала ни того, ни другого. На сердце еще можно было рассчитывать, а вот на руку — никак. Ведь мой возлюбленный был женат...
— Во как! И это обстоятельство вас не смутило?
— Это был безумный роман. Я в него влюбилась без памяти, и смутить меня тогда не могло ничто. Его жена достаточно скоро узнала о нашем романе. Но сцены ревности проходили без меня. В общем, пожениться мы смогли только через три года — жена долго не давала Вите развода. Но для меня это было непринципиально. Главное, я любила этого человека. А кто он мне: брат, сват, муж, любовник, сосед — абсолютно неважно. Мы идеально подходили друг другу. Даже прозвище получили одно на двоих — Мурка.
— Как это?
— А вот так: он — Мурка, и я — Мурка. Витя похож на большого кота. Тигра, льва... А я — на сиамскую кошку. Тощую и злую.
— А может, грациозную и своенравную?
— Можно и так. Моя, как вы сказали, грациозность объясняется очень просто: я практически ничего не ем. Раньше истязала себя всевозможными диетами: в яблоке себе отказывала, в лишнем глотке воды. А сейчас и вовсе потеряла аппетит. Выпью утром чашечку кофе с лимоном, в обед для приличия съем маленький кусочек рыбы — и сыта на весь день. А насчет моего своенравного характера... Так это только в юности я была такой же кроткой, как и мои героини в киносказках. А потом выяснилось, что вполне способна за себя постоять: и накричать, если надо, и поскандалить.
— Не в этом кроется причина вашего разрыва с Виктором Лебедевым?
— Нет... В том, что мы расстались, виноваты 600 километров от Питера до Москвы. Которые мы так и не смогли преодолеть по дороге друг к другу. Наш брак продолжался 10 лет, у нас родился сын Алеша... Но я не хотела уходить из Большого, а муж — жизни не представлял без Питера. Поэтому все эти годы прошли у нас в бесконечных путешествиях из Петербурга в Москву и обратно. А Витя любит дом, уют. Ему нужна была домашняя жена, чтобы квартиру убирала, готовила, стирала. А не балерина, которой то ногу на подушку надо положить, то кофе в постель подать… Может, ради личного счастья и надо было смириться, но знаю точно: если бы переехала в Петербург, всю жизнь винила бы себя и мужа за сломанную карьеру. А так... Мы могли подолгу не видеться, Витя то и дело начал устраивать мне сцены ревности...
— На пустом месте?
— Ну, у меня были какие-то поклонники, но и Витя в Петербурге не оставался без женского внимания. И мне кажется, я повела себя в этой ситуации на редкость разумно. Какой смысл ревновать за сотни километров? Поэтому я и знать ничего не знала о его похождениях и не хотела знать... Но нашлись “добрые” люди, сообщили... Вот тогда мы и расстались. Но до сих пор сохранили хорошие отношения. Когда он приезжает в Москву, всегда останавливается у меня.
— Ваш сын Алексей остался с отцом?
— Да. Витя решил, что сын должен получить хорошую профессию. Алеша сейчас заканчивает Питерский университет, факультет международных отношений. Он симпатичный парень — девушки вешаются гроздьями.
— У вас, как говорят, бурная личная жизнь. Во всяком случае, на светских мероприятиях вы часто появляетесь с импозантным кавалером. Его лицо узнаваемо...
— Это актер Петр Татарицкий, который в свое время снялся в фильме “Князь Серебряный” с Игорем Тальковым. Мы дружим уже 12 лет, вместе играем в Театре у Никитских ворот. Петр не только талантливый актер и режиссер, он еще и породистый, красивый мужчина. Ведь он — потомок Шереметевых.
— А каким образом бывшая балерина Большого театра оказалась в Театре у Никитских ворот?
— Совершенно случайно. Я дружила с четвертой женой Марка Розовского Галей — тоже, кстати, балериной. Потом она погибла в автокатастрофе... Однажды мы с Галей сидели у нее на кухне, пили шампанское — как раз по поводу окончания моей работы в Большом театре. В третьем часу ночи пришел Марк Григорьевич. Слово за слово, разговорились, и он предложил сыграть в спектакле “Преследователь” Маркизу. Я согласилась. Думала, нужно будет просто красиво постоять возле колонны, произнести пару фраз. Марк спросил: “Серьезно сыграешь?” Говорю: “Серьезно!” — “Приезжай завтра за пьесой!” Я приехала, прочитала пьесу и чуть в обморок не свалилась: оказалось, что Маркиза — одна из главных героинь этого спектакля! Роль огромная! “М-да...” — подумала я. И решила попробовать. Так и осталась в театре.
— Там вы и познакомились с Петром?
— Да. Первый спектакль, в котором мы сыграли с Петром Татарицким, — легендарная “История лошади”. Потом был “Роман о девочках”. В “Майн кампф-фарс” мы играли любовников. В спектакле “Два Набокова” — супругов. Вот так и познакомились. Сцена сблизила нас.
— Может быть, впереди еще одно замужество?
— Как знать. Пока мы только друзья, но... Все может быть. Во всяком случае, для безумной любви я открыта всегда.
