Болотистая, водянистая, почти обесцвеченная картинка. Зеленая-зеленая трава у дома деревенского старосты. Из дома выходит женщина в ночной сорочке, по дороге в коровник по-деревенски лениво почесывает причинное место. За женщиной из щелей в сарае напряженно следят две пары голодных глаз.
Такой образ места действия выбрал режиссер Дмитрий Месхиев для военной драмы из времен Великой Отечественной “Свои” — одной из трех российских картин, заявленных в основном конкурсе Московского кинофестиваля, первой показанной в его программе.
Визуальное решение ленты “Свои” выгодно отличает ее от других конкурсных фильмов. Оператор Сергей Мачильский в соавторстве с Дмитрием Месхиевым выбрали эстетически верное решение — исключить почти все цвета, искусственно “постарить” пленку, оставляя при этом природные краски: хмурые леса Псковской области, зеленую траву, песчаную дорогу, желтые пожухлые подсолнухи. Но умозрительно правильная попытка передать ощущение военного времени наткнулась на препятствия, скрытые в сценарии Валентина Черныха.
Месхиев взял хороший старт — на российский штаб внезапно нападают немцы, и бойня, решенная в рапиде, показана с вызывающе натуральной жестокостью — подстреленный солдат некрасиво свисает с перил, гусеницы фашистского танка медленно переезжают раненого. Режиссер стремительно вводит в картину главных героев — Чекиста (Сергей Гармаш), Политрука (Константин Хабенский) и Снайпера (Михаил Евланов) — странная компания предпочитает смерти в бою немецкий плен. На этапе Снайпер проговаривается, что в сорока верстах — его деревня. Вырвавшись из плена, герои понимают, что оказались на оккупированной территории в доме Митькиного отца, ставшего Старостой (Богдан Ступка). И здесь динамика ослабевает, режиссер идет на поводу у сценариста и погружается в утомительную психологическую игру, которую ведет Староста со своими заложниками. Все вместе и каждый по отдельности решают, кто же свой, а кто — чужой, где правда своя, а где — идеологическая (об идеологии — как фашистской, так и коммунистической — в фильме говорится мельком и с презрением).
Для усиления противодействия Старосты и Чекиста авторы придумали женщин. Герой Гармаша любит в бане (отличительная особенность художественного стиля Месхиева) сожительницу Старосты (Алла Суркова). Грубый солдат познает язык любви с помощью простых житейских советов: “Баба ведь что корова, ее за сиську надо брать нежнее”. По коровам специализируется и вторая представительница прекрасного пола — невеста Снайпера Катя (Анна Михалкова). За нее у городского Полицая (Федор Бондарчук) идет “своя” война со Старостой — всеми правдами и неправдами он упрашивает старика выдать за него невесту сына. Любовный треугольник размыкается в финальной разборке — трое героев и примкнувший к ним Староста расстреливают повозку со сватами Полицая. Финал открытый — Староста, разыграв сценку, достойную Тараса Бульбы, отпускает Снайпера и Чекиста на все четыре стороны, а сам решительной походкой удаляется через поле в лес, за которым — родная деревня Блины.
После премьеры в “Пушкинском” режиссер Дмитрий Месхиев дал интервью “МК”.
— Хабенский сказал, что вы выкрасили ему волосы в красный цвет. Зачем?
— Собственно говоря, для того мы и покрасили его в красный, чтобы на выходе мы имели настоящего Хабенского. Мы же исключали некоторые цвета, оставляли в основном зеленый.
— А для чего вы добивались именно такого изображения?
— Если бы мы сделали яркую, цветастую картину про войну, то на подсознательном уровне она бы не воспринималась. Мы долго мучились с изображением, и довольно много сложностей с этим было связано. Например, приходилось снимать только в пасмурную погоду — все солнечное время мы сидели и ждали туч.
— Простой на съемках — дорого.
— Дорого, долго и мучительно. Но все принимали правила игры.
— В картине много второстепенных персонажей, но нет ни одного ребенка.
— Если ребенок появляется во время войны в кадре, значит, он должен что-то делать. Как чеховское ружье, которое должно выстрелить. Его должно быть жалко. Давить на слезные железы при помощи детей, во всяком случае, в этом кино — чистой воды спекуляция.
— Фильмы о войне имеют в российском кино сильную традицию — зачем понадобилось снимать еще один?
— Я себе такого вопроса не задавал. А зачем снимать еще одну мелодраму, еще один боевик?
— Не просто о войне — об этой войне?
— Гармаш очень точно сформулировал: “Великая Отечественная война — наверное, единственный эпизод в истории нашей страны прошлого века, которым мы можем безоговорочно гордиться”.
— У вас есть какие-то личные переживания, связанные с Великой Отечественной?
— Естественно, есть. Я с детства слушал рассказы своей няни — она пережила оккупацию. Потом мы все играли в “войнушку”. И я, например, играл в детстве только в “Великую Отечественную войнушку”, ни в какую другую. Я же не играл в “Терминатора” или в “Гражданскую войну в Америке”.
