У дороги сидит бомж. Рядом с ним пустая инвалидная коляска. На вопрос, куда делся владелец, бомж усмехается:
— За пивом пошел!
— Так он же безногий, — удивляюсь я.
— Все мы тут... безногие! Кстати, здравствуйте, — бродяга протягивает грязную руку.
Вася в сообществе клошаров – младший по званию. Бродяжничает недавно. После детдома получил квартиру и через год лишился ее. Документы на жилплощадь не были оформлены как положено. Три года колесил по стране, и вот теперь обосновался на задворках Лосиного Острова — говорит, лучше на земле места нет.
— Хочешь, устрою экскурсию? Только с тебя пиво! — выставляет он свою цену.
Начали с “ресторана”. Владимирская церковь на Ярославском шоссе вот уже 12 лет заботится об убогих, устраивая ежедневную раздачу супа. Вокруг прихода организовалось целое поселение клошаров. Количество жителей в нем относительное. Зимой — человек 30, летом доходит до 500. Миграция! Очередь выстраивается ого-го. С криком “Мне на гараж, первому” Вася врывается в нее и через минуту выходит с пластиковой тарелкой.
“На гараж” означает, что это суп для главного бомжа, который живет в гараже неподалеку. Сам “первый” на кормежку не ходит и на работу не ездит. Он — вроде президента, милиционера и судьи в одном лице. Может наградить бутылкой, а может и наказать!
— Самое страшное — это сковородка, — объясняет Вася, — за воровство у своих и стукачество “первый” накаляет на огне чугунную сковородку и прижигает щеку. Если у кого-нибудь две щеки с ожогами и он снова попался, его убивают...
За исключением “первого”, живущего в гараже, остальные бомжи летом обитают на улице, особенно козырное место — долгострой. Бетонные плиты за день нагреваются и всю ночь сохраняют тепло.
— А вот это баня наша, — беззубым ртом улыбается Вася, показывая на мост через Яузу, — здесь мы моемся.
Вода холодная, но после обеда под мостом собирается до 30 человек. Купаются, не обращая внимания на прохожих и характерные загрязнения, вытекающие с территории соседнего машиностроительного завода. Местные жители знай себе головой качают, если вдруг встретится на пути лежащий под кустиком человек. Переступят и дальше пойдут.
— Мы всех жалеем, — рассказывает один из прохожих, — а что? Каждый может оказаться в таком положении.
Недалеко от платформы Тайнинская разместилась бомжатская администрация. В “офисе” первого не было. Приличный диван, стол, стулья и сложенная из кирпичей печурка.
— За процентом пошел, — объяснил Вася, — на станции с десяток наших ребят попрошайничают, а “первый” с них дань собирает. Только сам, больше никому не доверяет.
Последний сюрприз ждал нас на помойке, где в мусорном баке сидел гражданин.
— Дай-ка я его щелкну, — сказал наш фотокорреспондент.
Однако клошар инициативу не поддержал.
— Не надо меня снимать, я не бродяга, я БАМ 20 лет строил и начальником был.
Оказывается, при Горбачеве Михаил Евсеевич был номенклатурным работником — помощником министра сельского хозяйства.
— У меня три высших образования, я почти защитил кандидатскую диссертацию, — обиделся он.
Как и многие россияне, бывший номенклатурщик погорел на банальном кидалове. Министерскую квартиру хотел поменять на более скромную. В итоге остался на улице без жилья и без документов. Последние деньги вложил в “Хопер-инвест”... На глазах Михаила наворачиваются слезы.
— Я ведь с Ельциным был лично знаком. Он тогда в Свердловске работал, а я формально начальником его был. Мы даже с ним поругались однажды — в газете вышел материал, который опорочил одного свердловского начальника, и Борис Николаевич его тут же снял. Так вот я с доказательствами невиновности из Москвы полетел к Ельцину с просьбой восстановить справедливость, поскольку так хотели в ЦК, на что он выругался матом и заявил, что “здесь он — ЦК”... Хватит меня скрытой камерой фотографировать, — вдруг начинает злиться Михаил Евсеевич, — я хорошо знаю, как ваш “Никон” работает.
Он собирает найденные объедки в полиэтиленовый пакетик и идет прочь. Обернувшись, кричит:
— И не вздумайте меня в таком виде печатать! В суд подам!
