На три недели город превратился в сказочный рай. В магазинах появились продукты, которые доселе мы могли лицезреть только в зарубежных фильмах. В городе воцарилось небывалое спокойствие. Впервые за всю историю Советского Союза люди по-настоящему гордились своей страной.
...Однако за всем этим внешним лоском скрывалась весомая ложка дегтя. Спустя 24 года “МК” пролистал неизвестные доселе страницы Московской Олимпиады.
За три года до начала летних Олимпийских игр в Москве руководство Оргкомитета обеспокоилось поиском талисмана и эмблемы предстоящих Игр. Ведущий программы “В мире животных” Василий Песков объявил конкурс среди телезрителей. Большинство наших сограждан проголосовало за медведя. Капиталистические страны не удивились такому выбору: в то время СССР ассоциировался на Западе исключительно с медведем, водкой и валенками. В Оргкомитет Олимпиады стали поступать рисунки с изображением косолапого. В конкурсе приняли участие больше 40 тысяч человек. Два месяца рассматривались присланные работы, но никакого результата это не принесло. Всесоюзный конкурс эскизов олимпийского талисмана к зиме 1977 года проваливался с треском. Председатель жюри Василий Песков завернул все эскизы.
— Ситуация была плачевной, — вспоминает детский художник Виктор Чижиков. — Тогда мы с приятелями собрались в моей мастерской и двое суток рисовали медведей. Это были примитивные карандашные наброски. Я сам нарисовал около двухсот животных. Спустя несколько дней всю кипу листов мы отнесли в Оргкомитет Олимпиады. Потом меня попросили обозначить “олимпийскость” мишки. Ночью мне приснился пояс, который позже и стал составной частью талисмана. В сентябре мне позвонили из Олимпийского комитета: “Поздравляем, ваш медведь прошел ЦК партии”.
— Выходит, талисман смотрела даже верхушка Политбюро?
— Конечно, ведь под этим символом страна должна была прожить три года. Сразу после утверждения олимпийского талисмана начали выпускать пепельницы, стаканы, столовые ложки с изображением медведя. Где только не было этого мишки! Однажды моряки торгового флота поведали мне историю: когда они были в Новой Гвинее, то зашли в хижину местного вождя папуасов. Так у него на стене висел плакат с изображением мишки!
Когда Чижиков явился в Оргкомитет за вознаграждением, сотрудники пожали ему руку и сказали: “За этого забавного медвежонка мы готовы выплатить вам 250 рублей”. Чижиков слегка оторопел. Еще бы! Ведь, например, в 1966 году в Англии автор талисмана чемпионата мира по футболу получил 6 млн. 700 тысяч фунтов стерлингов. “За эскиз 30 на 20 сантиметров полагается именно такой гонорар, — сказали как отрезали в Управлении авторских прав. — А на авторство вы вообще не имеете права претендовать. Автором талисмана является советский народ, который утвердил фигурку голосованием”.
В итоге Чижикову все-таки выплатили 2000 рублей (“Волга” по тем временам стоила 10000). Перед получением этой суммы художник подписал договор, в котором отказывался от всех отчислений за свою работу в пользу Олимпийского комитета СССР.
— Договор со мной подписывал зампред Олимпийского комитета СССР Иван Денисов. Он вошел в комнату, мы с ним переглянулись, и я сразу понял: ему, единственному из присутствующих, стыдно. Он взглядом извинился передо мной. Я взглядом его простил, — вздыхает Чижиков. — Самое интересное, что соглашение было написано не на бланке Олимпийского комитета, а на обыкновенной желтой бумажке, где даже не стояло печати...
С того момента прошло 27 лет, но за все это время ни у кого из сотрудников Олимпийского комитета не возникало желания вернуть Чижикову хотя бы авторские права.
— С тех пор я отметил много разных юбилеев, но ни разу меня не поздравили представители Олимпийского комитета. Однажды мне пришлось выступать с руководителями комитета в передаче, посвященной Олимпиаде. Никто из бывших сотрудников Оргкомитета даже не поздоровался со мной. Такое ощущение, что это неприятие ко мне передается из поколения в поколение...
Много лет назад директор Третьяковской галереи пытался приобрести оригинал рисунка олимпийского мишки. Связался с автором. Чижиков пожал плечами: “Оригинал исчез”.
— Оригинал эскиза тоже оказался многострадальным, — продолжает Виктор Александрович. — В том же 1977 году мне позвонил начальник отдела пропаганды и сказал странную вещь: “Чтобы изображение олимпийского мишки запатентовали, вы должны снять свою подпись с оригинала”. Я отказался. “Тогда нам придется искать какой-то выход”, — ответил он и повесил трубку. В итоге мою подпись замазали белилами и запатентовали рисунок на имя Оргкомитета Олимпиады-80. Номер патента мне не удается узнать до сих пор.
За использование советского талисмана на своей продукции капстраны выплачивали немалые суммы. Все деньги оседали в руках сотрудников Оргкомитета.
— Почти 30 лет я живу без прав на мое изобретение. Я уверен, что у Пахмутовой никто не отбирал права на мелодию “До свиданья, наш ласковый Миша”. Недавно я лежал с инфарктом в больнице, и когда соседи по палате узнали, что я нарисовал того самого медведя, то из последних сил потянулись, чтобы пожать мне руку...
Осенью 1980 года к советскому правительству обратилась немецкая фирма с предложением купить того самого резинового мишку, который торжественно улетал на воздушных шарах в день прощания с Олимпиадой, за 100 тысяч дойчмарок. Но советское правительство отказалось продавать олимпийский талисман. Мишку на некоторое время выставили в павильоне “Юный техник” на ВДНХ. А вскоре схоронили в подвале советского Олимпийского комитета. Через несколько лет его здесь съели крысы.
История эмблемы Олимпиады-80 — высотного здания, напоминающего Кремль, — более прозаична. Автор работы, 25-летний белорусский художник, за эскиз получил московскую прописку, ему выделили двухкомнатную квартиру в центре столицы и устроили в Строгановское училище.
Такой пустой, какой она была в июле 80-го, Москву последний раз видели в годы войны. Остановилась жизнь на Киевском, Белорусском, Курском, других вокзалах и в аэропортах. На самых дальних подступах к городу перекрывали все трассы, а граждан, имевших судимость, выселяли за 101-й километр.
— Я думаю, тех проституток, которые обслуживали гостиницу “Интурист”, все-таки оставили, — вспоминает ветеран спортивной журналистики, заместитель главного редактора газеты “Спорт-Экспресс” Владимир Гескин. — Хотя они были не нужны. Добрая половина переводчиц, обслуживающих иностранные делегации, крутила откровенные романы с зарубежными спортсменами. Зато алкоголиков из города поперли со страшной силой. В каждом отделении милиции находился список антисоциальных элементов. Всех алкоголиков выселяли из Москвы на время Олимпиады. Детей в принудительном порядке отправляли в пионерлагеря. Ссылаясь на то, что дети будут жвачку у иностранцев просить, хулиганить...
Что касается поездов дальнего следования, Москва принимала только те составы, которые приходили из-за рубежа.
— В это время моя жена возвращалась поездом из Германии, — рассказывает Владимир Моисеевич. — Везла с собой много вещей. У меня было две аккредитации: одна журналистская, вторая — сотрудника службы безопасности, с помощью которой я беспрепятственно проходил в любое место. Когда я приехал на Белорусский вокзал, чтобы встретить супругу, то был весьма удивлен: поезд на перрон прибыл, но пассажиров не выпускали. Оказывается, в поезде ехали в основном старушки с огромными баулами, полными всякой заграничной ерунды. С такими тюками в городе было запрещено появляться. И мне с приятелем пришлось разгружать весь вагон, чтобы помочь пассажирам выбраться в город.
Самое большое впечатление на москвичей произвела метаморфоза, случившаяся с продовольственными магазинами, прилавки которых оказались завалены невиданным товаром. Во время Олимпиады прилавки магазинов ломились от копченой колбасы салями и десятков сортов сыра, упакованного в полиэтилен, а не в серую прилипающую бумагу. Трехлитровые банки сока заменили яркие пакетики с разнообразнейшими напитками. По улицам расхаживали нарядные мальчики с баками на спине, откуда они разливали фанту. На винных полках появились разноцветные ликеры и настойки из брусники, черники, клюквы. Вместо привычной “Явы” в табачных киосках красовались сигареты с ментолом. Жигулевское пиво заменили баночным, финским, компании “Синебрюхофф”.
— В то время мы много слышали о баночном пиве, но ни разу не видели этого диковинного продукта, — вспоминает Гескин. — Хотя в 70-х годах Политбюро рассматривало вопрос о производстве баночного пива в СССР, даже закупили заводы, но советским инженерам никак не удавалось наладить подобного производства. А в Олимпийской деревне в международной зоне можно было купить вообще экзотические вещи, о которых советский человек мог только мечтать. Я своей жене приобрел маникюрный набор, о существовании которых в Союзе даже не слыхивали...
Для советского гражданина подобные перемены выглядели как театр абсурда. Не переставала удивлять и сама городская атмосфера. Все москвичи вели себя вежливо и обходительно по отношению к друг другу. Дорогу переходили исключительно на зеленый свет, сигаретные окурки выбрасывали в урны, матом не ругались. Еще бы: ведь по улицам чинно прогуливались парами милиционеры, свезенные сюда со всей страны. В то же время москвичи чувствовали себя абсолютно безопасно. Надо заметить, такого спокойствия в столице не было ни до, ни после Олимпиады.
Сегодня многих, кто возглавлял в те годы Оргкомитет Олимпиады или принимал непосредственное участие в проведении Игр, уже нет в живых. Бывший директор Олимпийского центра профсоюзов “Крылатское” Дмитрий Каменев скончался два года назад. Однако его коллеги поделились с нами воспоминаниями об Олимпийских играх 1980 года.
— За несколько недель до начала Олимпиады Леонид Брежнев прибыл на показательные выступления гонщиков на треке Крылатского. Велосипедисты устроили настоящее шоу: стояли друг напротив друга какое-то время, ожидая, кто же не выдержит, рванет вперед. Брежнев не выдержал и спросил: “Они что, кататься не умеют?” Пришлось нашему приятелю Дмитрию Каменеву объяснять тактику этого вида спорта. А когда гонщики поехали по лиственничному овалу, Брежнев закричал на весь трек: “Здорово!” В конце встречи присутствующие попросили высокого гостя написать несколько слов в книге почетных посетителей. Леонид Ильич долго не соглашался. Тут вмешался Косыгин: “Леня, надо уважить олимпийцев, некрасиво отказываться”. Тогда Генеральный секретарь ЦК КПСС шепнул Каменеву: “Что-то в голову ничего не идет. Я тут распишусь, а вы потом напишите, что надо”.
А вот какую историю поведал нам Владимир Гескин.
— Иду я по Олимпийской деревне, вдруг вижу: передо мной стоит маленький старичок и под мышкой держит огромный ключ. Такие ключи от деревни вручали только самым почетным гостям, например Брежневу. Я подошел к старичку и представился на английском языке. Он тоже представился, только на русском. Оказалось, это был супермиллиардер Арманд Хаммер. Свой бизнес он начал с того, что купил в России карандашную фабрику “Сакко и Ванцетти”. Можно сказать, что карандаши в СССР начались с него. Кроме того, он считался большим другом советского народа.
— Ох! — сказал я. — Наверное, теперь, г-н Хаммер, вы сможете этим ключом открывать ворота деревни, когда захотите?..
— В этой стране, молодой человек, я и так могу открыть любую дверь, — сказал Хаммер с сильным еврейско-одесским акцентом.
И тогда он мне рассказал следующую историю. Однажды Хаммер прилетел в Москву. Дело было ночью. Тем не менее американский миллиардер потребовал, чтобы его отвезли на Красную площадь. Оказавшись там, Хаммер захотел войти в Мавзолей. В связи с чем пришлось срочно вызвать начальника почетного караула.
“Сейчас в Мавзолей нельзя, — сказал начальник. — Но когда утром его двери откроются, вы, господин Хаммер, конечно же, будете первым. Всем известно, сколько вы сделали для Советской России”.
— Нет, я ждать не стал, — Хаммер улыбнулся. — Я показал вашему начальнику эту бумажку.
Он достал из кармана полуистлевший, но бережно сохраненный листок. Там было написано: “Пропускать ко мне товарища Хаммера в любое время дня и ночи”. И подпись: “Ульянов-Ленин”.
— Ну и как, пустили? — поинтересовался я.
— Не будьте наивным, молодой человек, — сказал Хаммер. — Неужели вы думаете, что эта бумажка потеряла силу?..
XXII летние Игры обошлись государству в 3 миллиарда долларов. Что говорить, Олимпиады в то время были убыточны. Однако страны-устроители денег не жалели. Проведение Олимпиады — дело престижное, конкуренция огромная, и добиться этого права для любой страны непросто. Наша страна добивалась его особенно долго и упорно, не скупясь на затраты, в том числе на презенты из норковых и собольих мехов для жен членов Международного олимпийского комитета. По официальным отчетам, Олимпиада принесла Советскому Союзу полтораста миллионов рублей убытка.
Однако здесь уместно вспомнить выражение “если где-то убудет, то в другом месте обязательно прибудет”. О рекордном воровстве на Олимпиаде-80 поведали нам бывшие сотрудники Оргкомитета.
— За несколько месяцев до начала летних Олимпийских игр в престижных санаториях и домах отдыха появились граждане в тренировочных костюмах с буквами “СССР” на груди. Как выяснилось позже, райкомовские инструкторы и провинциальные “цеховики” еще до начала Игр сумели проникнуть в закрома элитного Московского комбината спортивной одежды на Пятницкой и растащить несколько комплектов олимпийской формы.
Деньги на Олимпиаду расходовались огромные, но зачастую их попросту бросали на ветер. К примеру, 100-километровая командная велогонка проходила на Минском шоссе. Уже на следующий день после соревнований вышел приказ: демонтировать спортивный городок, который обошелся государству в 850 тысяч рублей. Комплекс сломали и растащили. Просто охранникам трибуны на шоссе показалось, будто это место является отличным плацдармом для возможной стрельбы по проезжающим машинам.
Неоднозначная ситуация произошла с билетами на спортигры.
— Канада, ФРГ, США Московскую Олимпиаду бойкотировали. Однако билеты этим странам распродали задолго до начала Игр, — вспоминает Михаил Дилов, сотрудник спорткомплекса “Крылатское”. — Устроители Олимпиады волновались, что трибуны будут пустовать. Поправить положение решили, пустив в продажу дешевые, 30-копеечные входные билеты, тогда как официальные билеты стоили 25 рублей. Естественно, трибуны трека стали заполняться до отказа. Но это решение заместитель председателя оргкомитета “Олимпиада-80” и руководители билетной программы Игр расценили как повод для международного скандала: “А вдруг неприехавшие западные туристы увидят на телеэкранах занятыми свои оплаченные места и потребуют выплатить неустойку?..” ВЦСПС было поручено рассмотреть вопрос и принять меры, проще говоря — виновных уволить. Но судьба распорядилась иначе: никого не уволили, а дело замяли.
Купить билет на Игры было практически невозможно, поэтому попасть на любое соревнование считалось счастьем. Спекулянты заработали на той Олимпиаде немалые деньги. Билеты, превышающие первоначальную стоимость в десять раз, расходились на ура. Даже на утренние предварительные соревнования, где не разыгрывались олимпийские медали, народу на трибунах собиралось порядка 80 тысяч. Стадионы были забиты битком.
— Советский народ воровал даже спортивный инвентарь, — продолжает Дилов. — Трек в Крылатском еще только сдавался в эксплуатацию, необходимо было делать разметку на покрытиях, которую выполняли специалисты из Англии. Но кто-то украл часть специальной краски, и пришлось просить англичан прислать из Лондона новую. Не успели начаться соревнования, а на треке уже срезали десятки метров коврового покрытия. А сколько добра пропадало на стройплощадках!
— Некоторые площадки делали на скорую руку, — добавляет Гескин. — За день до начала соревнований по фехтованию я пошел посмотреть площадку, которая располагалась за аэровокзалом. И обнаружил в этом месте непролазную топь. В пресс-центре меня успокоили: “Все будет нормально”. На следующий день я приехал на соревнования фехтовальщиков. У меня случился шок: вместо грязи я увидел заасфальтированную площадку, вокруг которой разбили прекрасные цветники. Оказывается, ночью пригнали дивизию солдат, которая все сделала в лучшем виде.
На Садовом кольце, недалеко от метро “Парк культуры”, находился пресс-центр Олимпиады. Позже за этот лакомый кусок боролись разные министерства. Жизнь в пресс-центре кипела с утра до ночи. Особенно оживленно было в барах и ресторанах. Кубинские бармены готовили экзотические коктейли. На электрических грилях беспрерывно жарили мясо. Обед в ресторане обходился всего в пять рублей, притом что в меню могли входить осетрина, икра и другие дорогостоящие яства.
— А еще в пресс-центре находились компактные пишущие машинки “Оливетти” оранжевого цвета. Эта была заветная мечта любого журналиста, — рассказывает Гескин. — Когда Олимпиада закончилась и сняли всю охрану, в течение часа ни одной пишущей машинки не осталось — все поперли. Халява, сэр!
В свое время у руководства Спорткомитета возникла идея потребовать от Министерства финансов отчет обо всех поступлениях в адрес Оргкомитета Олимпиады-80. Подарков там получили на сумму, исчисляемую миллионами долларов. Но оказалось, что после окончания Игр исчезли все подарки, также пропали уникальные видеосистемы, фотокиноаппаратура, автомашины... Все попытки работников прокуратуры открыть дела о хищениях и злоупотреблениях некоторых сотрудников Оргкомитета и его служб были спущены на тормозах.
3 августа 1980 года состоялась торжественная церемония закрытия Московской Олимпиады. Многотысячная толпа на трибунах “Лужников” и зрители у телеэкранов провожали улетающую резиновую куклу, надутую газом. Изрядно подвыпившая публика рыдала под проникновенную песню Пахмутовой и Добронравова: “До свидания, наш ласковый Миша!”. Через час мишка неуклюже приземлился на окраине Москвы, где сшиб пивную будку и чуть не покалечил двух алкашей, чудом уцелевших в ходе предолимпийских проверок.
В те трогательные минуты советский народ еще не понимал, что навсегда прощается со своим прошлым...
