В центре Грозного недавно заработал фонтан. Не ахти, конечно, но зато теперь все телерепортажи о “восстановлении мирной жизни в Чечне” начинаются с благостной картинки: задорная грозненская молодежь и умиленные мамашки с детьми весело плещутся в серебристых струях. И все так чинно, благородно...
Никто, конечно, не знает, что “аккредитованные” телевизионщики (т.е. подконтрольные власти) всегда выбирают один и тот же — выгодный — ракурс: струи у них обычно бьют на фоне новенького здания мэрии, а не развалин времен войны, что с противоположной стороны. И автоматчики, охраняющие фонтан, тоже остаются за “мирным” кадром. Как, впрочем, и многое другое.
О том, что обстановка в Чечне сейчас сложилась такая, что хуже некуда, говорят только сами местные жители — между собой. Они уверены, что и после выборов в их республике ничего не изменится — слишком все запущено. Значит — и дальше жить в постоянном страхе. Не только им. Всем нам. Уже пережившим взрывы жилых домов, “Норд-Ост”, теракт в метро...
Спецкор “МК”, побывав накануне выборов в Чечне, убедился, что “восстановление мирной жизни” здесь — не более чем миф.
Граница Ингушетии и Чечни видна сразу — мощный блокпост с развевающимся российским триколором, бетонной “змейкой” и двойным кордоном автоматчиков. Каждую машину солдаты проверяют “с пристрастием”.
Наш водитель показывает какой-то серьезный документ, и нас пропускают без досмотра (машина, на которой я перемещалась, принадлежит МВД Чечни). Невольно думается, что такие “бумажки” наверняка есть и у боевиков — хошь оружие провози, хошь гранаты...
Сразу за блокпостом — бесхозный дом с табличкой “ПРАДАЕЦА”. Желающих купить, наверное, негусто.
— Да вы что, откуда у людей деньги? — смеется мой сопровождающий.
— Ну компенсации же вам выплачивают?
— Это вы телевизор, что ли, насмотрелись? — ответил он вопросом на вопрос. — Тогда приготовьтесь к ба-а-альшим разочаровниям.
В блокнот я и вправду кратко выписала тезисы “с экрана”, на которые планировала обратить особое внимание (далее в тексте они выделены жирным шрифтом). Разочарования и вправду не заставили себя ждать.
Разочарование 1
“В ходе предвыборной кампании в Чечне нарушений избирательного законодательства не зарегистрировано”.
Правильно, не зарегистрировано. Потому что нет никакой “избирательной кампании”. Хоть в документах и значится 6 кандидатов на должность главы Чечни, но на самом деле он — один.
От плакатов со слоганом “Алханов — наш президент” рябит в глазах. Вот главный кандидат жмет руку Путину — на здоровенном полотнище, пришпиленном к фасаду разрушенного здания. Вот он же просто улыбается, суля чеченцам “мирную республику”. Но особенно предвыборный штаб Алханова расстарался в Грозном, украсив буквально все улицы обычными перетяжками на дорогах — с обещаниями скорого счастья.
Лишь однажды, проезжая какой-то населенный пункт, я обратила внимание, что на листе весьма скромного формата, приклеенного, как будто украдкой, к двери небольшого здания, изображено лицо другого претендента в президенты. Но это был не агитплакат. Оказалось, что в здании расположен... предвыборный штаб этого кандидата.
— Вы за кого будете голосовать? — решила я провести “мониторинг” на улицах Грозного, задав этот вопрос гражданам разных возрастов.
Трое солидных мужчин сказали просто: “За Алханова, конечно”. Еще четверо, помоложе, ответили: “За Алу, а разве есть другие?” Женщина с девочкой, смущенно улыбаясь, пролепетала: “Я, кроме Алханова, никого не знаю”. А один почтенный старец и вовсе покорил меня ответом: “А разве выборы Алханова еще не прошли?”
В Москву между тем летит бравурное донесение прокуратуры Чечни: “Все зарегистрированные кандидаты в президенты республики подписали совместную декларацию, в которой взяли добровольное обязательство вести свои кампании цивилизованными методами, не допускать войны компроматов или использования своего служебного положения”.
Разочарование 2
“В Чечне увеличилось число телеканалов, передачи которых жители республики могут принимать на свои приемники в постоянном режиме. Началась регулярная трансляция программ телеканала ТВЦ”.
Справедливости ради надо отметить, что в Чечне работают все основные каналы. А вечером в эфир выходят передачи Чеченской ГТРК и Грозненской гостелерадиокомпании.
Но это — когда есть свет. Когда же его нет — а это случается весьма часто — граждане черпают информацию из газет. И вот тут местным властям похвастаться, увы, нечем.
Кое-какие центральные издания привозятся, но, понятно, с опозданием. Что же касается местной прессы, то как раз накануне выборов тут запретили единственное независимое издание — газету “Чеченское общество” — за “антигосударственную деятельность”.
Она, кстати, и “прожила”-то чуть больше года — ее основали в январе 2003-го. Тираж рос как на дрожжах. Но поскольку газета стала позволять себе “лишнего”, прослыла изгоем.
Газета печатала, например, статьи о внесудебных расправах над людьми со стороны то ли милиционеров, то ли федералов, то ли так называемой Службы безопасности президента. Властей сейчас в Чечне много. Как в Гражданскую войну — то белые придут, то красные, то зеленые... Последний такой случай произошел в станице Савельевской, где был убит 23-летний Тимур Хамбулатов. Говорят, его замучили до смерти в райотделе милиции. Мать Тимура, Аминат Хамбулатова, потребовавшая расследования убийства ее сына, обратилась за помощью в газету, потому что от властей ее не дождалась. Все, чем смогли помочь журналисты, — написали заметку. И газету тихо закрыли.
Такие публикации, говорят местные чиновники, дурно сказываются на “воспитании молодежи”. При этом никто не оспаривает тот факт, что дикие расправы над людьми со стороны как боевиков, так и бандитов — “оборотней” из милиции и спецподразделений действительно существуют. Просто в Чечне об этом нельзя писать.
Разочарование 3
“Во время субботнего нападения на Грозный погибли от 10 до 12 сотрудников милиции, около 20 мирных жителей получили ранения”.
Это сообщали спецслужбы. И опять — вранье.
По последним данным, погибли 78 человек. 28 сотрудников МВД, 2 работника прокуратуры, остальные 48 погибших — мирные жители. Но администрация Грозного эти данные не подтверждает.
Кровавые события в Грозном уже окрестили “повторением ингушского сценария”. Все правильно. Только это уже не первое “повторение”.
Поскольку перестрелками в Чечне давно никого не удивишь, нападение на село Автуры Шалинского района, которое произошло в ночь с 12 на 13 июля, спустя три недели после нападения на Ингушетию, никто даже не заметил. Так, ерунда какая-то. Всего лишь 300 боевиков вошли в село в полночь и удерживали его почти до обеда следующего дня! Убивали людей, захватывали заложников, стреляли по отделам милиции, жгли машины и жилье. А потом спокойно ушли в горы.
Результат — убито 8 человек, двое ранены, 12 взяты в заложники — их судьба до сих пор неизвестна. Сожжены дом, школа и 7 автомобилей.
По рассказам местных жителей, операцией руководил Басаев, разъезжавший по селу в белой “Газели”. Ходил с палочкой, хромал и покрикивал на своих, чтобы берегли патроны.
Ни один БТР федералов не решился до утра войти в Автуры, пока там находились бандиты. Четверо сотрудников Шалинского РОВД попробовали сунуться (в осаде находились их родственники) и попали в засаду. Все четверо убиты.
— Почему же поехали только четверо? — интересуюсь я у коллег погибших милиционеров в Шалинском РОВД.
— А потому что, во-первых, не было команды, а во-вторых, жить все хотят...
Не зря, значит, мне советуют уехать из Шали в Грозный засветло. Ночью в Чечне как в известной считалочке: кто не спрятался, я не виноват.
— На Автуры регулярно совершаются набеги, — рассказывает мне один из высокопоставленных сотрудников РОВД. — Дело в том, что там рядом, в предгорной части, есть несколько заброшенных бывших пионерлагерей. Там и базируются боевики. Они проходят обучение и время от времени, так сказать, оттачивают “мастерство” на этом селении: оно расположено ближе всего.
Местных жителей боевики в основном не трогают — охотятся, как правило, на людей в погонах. Обычные же граждане просто вынуждены поддерживать хорошие отношения с бандитами, которые регулярно спускаются с гор и закупают в местных магазинах провиант. Простые люди вообще научились быть дипломатами с представителями расплодившейся власти: федералами, кадыровцами, боевиками, родственными кланами... На всякий случай они боятся всех.
Взаимоотношения же между этими структурами очень сложные. Говорят, что у кадыровцев и боевиков, к примеру, существует нечто вроде джентльменского соглашения: мы не трогаем вас, вы не трогаете нас. В Автурах был даже случай, когда сотрудники СБ (службы безопасности президента. — М.Г.) застрелили бандита, а тот оказался их бывшим коллегой. Вышел из леса, послужил в “кадыровцах”, не понравилось, ушел обратно в лес.
— А однажды наши сотрудники задержали человека из СБ, подозреваемого в убийстве, — рассказывает мне дальше милиционер. — Так тут же приехали кадыровцы и блокировали РОВД. Человека пришлось отдать. Вот так.
В общем, кадыровцы, как говорят все в Чечне (только негромко, на ушко), — это вовсе не раскаявшиеся боевики, как они себя называют, а просто легальные бандиты. Сейчас в СБ, по разным оценкам, от 3 до 5 тысяч “горячих парней” с темным прошлым. Управиться с ними невозможно.
— Если еще два года назад я знал, что человек с автоматом на улице — это что-то чрезвычайное, и я мог подойти к нему и спросить, кто он и почему с автоматом, то теперь такие вопросы задавать себе дороже, — сетует мой собеседник.
— Возвращаясь к событиям в Автурах. Извините за глупый вопрос: почему, если точно известны места расположения лагерей боевиков, просто не уничтожить их?
— Извините за глупый ответ: я не знаю. Я один это сделать не могу. И силами РОВД не можем. Здесь нужен приказ свыше и гораздо более мощным силам. А приказа нет. Да что там приказа — желания у Москвы почему-то нет.
А мы удивляемся, почему у нас взрывают жилые дома, метро и рынки.
О том, сколько таких “лагерей смерти” разбросано по всей Чечне, можно судить, взглянув на карту. Она не секретная. Ее может нарисовать любой чеченец.
В аэропорт я выезжала рано утром — в 7 часов. Как раз в это время, с рассветом, начинает работу инженерная разведка. Саперы в сопровождении БТРов медленно прочесывают главные чеченские дороги миноискателями — ищут фугасы и растяжки, установленные боевиками за ночь.
Мы плелись за саперами, а потом — дабы не опоздать на самолет — обогнали их на свой страх и риск.
— На наших дорогах надо ездить на скорости, — говорит наш водитель. — Если попадешь на растяжку, можно успеть проскочить...
Он дал газу, но потом вдруг резко затормозил: поперек дороги раскорячился трактор, а рядом с ним лежал... труп человека. То ли обстреляли, то ли подорвался.
— Слишком медленно ехал, — обыденно сказал водитель и снова нажал на газ...
