Более бросовой субстанции, чем ТБО, трудно придумать. Другое дело, когда этих самых ТБО много. Очень много. Тогда из тривиальных отходов жизнедеятельности отброс превращается в настоящий Клондайк. “Мусорному” бизнесу, процветающему в том числе и в Подмосковье, не страшны ни дефолты, ни смены кабинета министров, ни социальные потрясения.
— В области нет полигона, который работал бы без нарушений, — категорически заявляет майор Валерий Кирсанов, усаживаясь за руль “девятки” с синими милицейскими номерами. Рядом с ним заняла место симпатичная сотрудница по имени Инна. — Так что вы не волнуйтесь.
А мы и не думали волноваться. Подумаешь. Чего там можно нового увидеть? Хлам он и в Африке хлам. Но вскоре мне предстояло распрощаться со своими наивными убеждениями. Вместе с сотрудниками экологической милиции Подмосковья мы отправляемся в рейд по... свалкам.
Первая остановка — на полигоне “Торбеево” недалеко от деревни Кучино Люберецкого района. На входе машину тормозят сердитые дядьки с автоматами наперевес. Прямо режимный объект! На лице охранника, узнавшего, что нагрянула экологическая милиция, не дрогнула ни одна мышца. Он скупо взмахивает автоматом и открывает шлагбаум. За ним нас уже ждут.
— Девушки! На помойке! Как можно! — расцвел в улыбке один из руководителей полигона Наум Векслер. — Ну проходите, коли приехали.
Девушки молча выгружаются из машины и начинают разглядывать мусорные монбланы и эвересты. Обстановка, прямо скажем, к ответной радости не располагает. Мимо вереницей тянутся грузовики, исчезая за поворотом мусорного хребта. С гор они спустятся уже пустыми. Рядом скрипит-стучит станция сортировки. И над всем этим висит амбре. Какое? Лучше не произносить.
— Вы заметили, что у нас практически нет запаха? — продолжал распылять обаяние Наум Петрович. — Это потому, что у нас ТБО пересыпаются инертным мусором (грунт, строительный мусор, спил, смет). Технология, которой мы строго придерживаемся.
Полигон “Торбеево” начал работать в 1994 году, получив лицензию и прочие разрешительные документы. Он хороший. Кроме наличия естественного глиняного “замка” здесь сделали гидроизоляцию, скосы и стали складировать мусор на 9,2 га, оставив 3,6 га под хозяйственные постройки. Сегодня мусор залегает на глубину 5—6 м. При этом он высится над поверхностью на 8—10 м. Зрелище, надо сказать, впечатляющее. В час полигон может принять до 8 тонн отходов, годовой лимит — 310 тыс. тонн. Каждый год на природоохранные мероприятия закладывается не менее 1,5 млн. рублей: ведется мониторинг окружающей среды, берутся анализы воды в близлежащих скважинах. Все эти цифры и факты Наум Петрович обрушивает на нас не для общего развития. Полигоном занимаются — и очень конкретно. Склоны мусорных гор обвалованы, закреплены брусом и обсажены деревьями. На обычной свалке такого никогда не увидишь.
— А это станция сортировки, — нас подводят к грохочущему ковшу, высыпающему мусор на длинный язык движущейся ленты. Наверху мусор сортируют рабочие, откидывая бумагу, стекло, металл и тряпки.
— Наверх пойдете? — спрашивает начальник.
— Пойду! — одурев от тошнотворного запаха, мямлю я.
“Зря нашатырь не взяла”, — мелькает у меня в голове. На конвейерной ленте стоят гастарбайтеры. Они отделяют от гадости вторсырье. Замученный взгляд, нестираемое отвращение на лицах. Работенка та еще! Но гастарбайтеры (в основном работают они) сами просятся. На полигоне они получают бешеные бабки. В среднем — 200 рублей в день.
— Зовите меня Вася, — ослепляет “золотой” улыбкой таджик. Его настоящее имя даже после 100 граммов русский не выговорит. — У нас ребята давно сюда на заработки ездят, здесь нас не обижают. Вот и мотаемся, отсылая семье заработанное.
— Золото ни разу не находили?
— Не-е. Про такое даже не слышал. На днях ребята два доллара нашли — это было.
— А машину трупов к вам можно завезти? — ошарашиваю Наума Петровича каверзным вопросом.
— Ну вы даете! Нет, конечно. Вот труп женщины в прошлом году бульдозерист, утрамбовывающий наверху мусор, действительно выкопал. Мы сразу милицию вызвали. Благодаря нам она сразу на след преступников вышла. По номерам мусоровоза установили номер дома, откуда убитую привезли.
Вокруг полигона — дачи. С дачниками полигон старается дружить. По возможности. Ведь среди мусора можно найти массу полезных вещей: кто старую ванну попросит, кто дверь. Никому не отказывают.
Уже направляясь к выходу, я замечаю, что охранник какой-то палкой обмахивает прибывающие мусоровозы. Это радиационный контроль. Еще он смотрит, чтобы все машины были накрыты полотном.
Прощание было недолгим, но трогательным.
— Мы сейчас собираемся прессовое оборудование закупить, заматывать мусор в пленку и укладывать его кубиками, — делится планами полигонных дел мастер Наум Петрович. — Вы к нам почаще приезжайте, будете в курсе.
Нет уж, нет уж, лучше вы к нам…
Продолжаем не самое приятное в жизни путешествие, на этот раз — на полигон нелегальный.
— Видели в “Торбеево” дозиметр? — спрашивает Валерий Кирсанов. — Необходимая вещь, но далеко не везде ею обзаводятся. Недавно на полигон “Хметьево” в Солнечногорском районе чуть было не завезли радиоактивные отходы. Оказалось, водитель мусоровоза один из контейнеров взял у больницы. В него свалили части от радиологического оборудования для лечения онкологических. Вот они и “зафонили”. На фирму-перевозчика заведено уголовное дело.
По дороге то и дело попадаются стихийные свалки. Чем дальше от Москвы, тем чаще. Часто въезд на них перекрыт бетонными плитами. Висит предостережение с надписью: “Штраф 30 000 рублей”. Но запреты проблем не решают. Официальная статистика утверждает, что в области 68 нелицензированных полигонов. По другим подсчетам, их около 368.
Для того чтобы держать полигон, мало вырыть карьер (чашу), сделать гидроизоляцию и т.д. Необходимо оформить и согласовать всю природоохранную документацию. Удовольствие не из дешевых — один только рабочий проект полигона с экологическим обоснованием стоит 800 тыс. рублей. Но это если все по закону. Большинство предпочитает не париться, а приспосабливать под полигон ближайший карьер или земляничную поляну в соседнем лесу. Затем с каждого мусоровоза собирается такса. Учитывая, что на левом полигоне цена за куб ТБО в три раза меньше, чем на легальном, в желающих недостатка нет.
Оборот крупного нелегального полигона может доходить до 1 млн. долларов год. Немудрено, что на мед мигом слетается братва и начинает контролировать бизнес. И пока они гребут бабки совковой лопатой, отходы, должным образом по технологии не обезвреженные, заражают флору и фауну.
— Только за прошлый год эколого-экономический ущерб от деятельности нелицензированных полигонов составил 70 млн. рублей, — сообщил мне при встрече зам. начальника областного Управления по борьбе с правонарушениями в области охраны окружающей среды Алексей Светляков. — Вполне вероятно, что эта цифра занижена. Ведь кроме явных нарушений эксплуатации полигонов вне поля зрения остается происхождение отходов.
Иными словами, на такой полигон можно завозить опасные для жизни и здоровья вещества.
Справедливости ради надо сказать, что не всегда полигоны становятся предметом наживы. В Подмосковье, особенно в отдаленных районах, функционируют муниципальные свалки, организованные местными администрациями. Как правило, эти нищие МУПы находятся между двух огней. С одной стороны, мусор сваливать больше некуда, поэтому администрация жмет всей своей массой: “Бери!”. С другой — нет денег на пересыпку, сортировку и прочие цивилизованные формы работы. Остается одно — валить все в одну кучу, оставлять гнить, а там будь что будет.
И вот мы на месте. Полигон “Ашитково” близ одноименной деревни в Воскресенском районе.
— А вы не боитесь, что нас побьют? — шутят милиционеры. — Здесь незваные гости никому не нужны. Они и милиции не обрадуются. На одном из таких полигонов нашего сотрудника бульдозером хотели закопать.
Вопреки опасениям мы свободно заезжаем на полигон. Вези чего хочешь. Только деньги плати. У кромки леса намечается какое-то копошение — это бомжи.
— Опять проверять приехали? — хмуро встречают они милиционеров — Начальства все равно нет.
— Этот парень “пастух”, — поясняет Валерий. — Пасет он “стадо” бомжей.
На выброшенной старой мебели восседают трое мужиков и мадам неопределенного возраста. Расплываются в щербатой улыбке. Местом своих тусовок бомжи выбрали участок между лесочком и мусорными кучами. На полигоне они собирают бутылки. За мешок, в который умещается 52 емкости, им платят 15 рублей. В месяц в среднем выходит четыре с половиной тысячи. Но это не единственная статья дохода. Часто они находят крупногабаритную бытовую технику. Ремонтируют и продают.
— Холодильничек не желаете? — предметно интересуется мною один мужичок. — Есть телевизор, могу предложить подержанную фритюрницу…
— Нормально мы здесь живем, — говорит Николай из Хмельницкой области. — Я, например, дом в соседней деревне снимаю за 500 рублей. Железо сдаем — еще навар получаем. У нас все в ажуре.
Ажур и впрямь налицо. Матрасы разложены прямо между березок и сосен.
— Да мы тут временно, — лукавит “пастух”, — осталось работать всего ничего. В Новлянске мусоросжигательный завод скоро запустят, нас и прикроют.
Дальнейшие завирания уполномоченного полигонного начальства прервала неожиданно появившаяся машина с мусором. “Пастух” резво подбежал к ней, взял у водителя несколько купюр и шустро сунул в карман.
— Бомжам сто рублей дай за разгрузку, — приказал он водиле.
— Нате, поговорите, — вдруг сунул мне “пастух” в лицо мобильник. — Начальник мой беспокоится.
Слегка прифигевшая от такой вездесущности, я услышала в трубке уверенный бас:
— Здравствуйте, я Игорь Ильич Прохоров, директор МУП “Специализированное коммунальное хозяйство”. Вы поймите мою ситуацию. Наши документы на лицензию лежат в Госкомприроде с 9 сентября прошлого года. Я вступил в должность этим летом, 7 июня. Как вы думаете, было у меня время что-то исправить после прежних хозяев?
Ситуация, конечно, понятна. Свалка в Ашиткове занимает порядка 10 га. Вместо ограждения — лес. Случись пожар — а он на таких “объектах” не редкость — выгорит все вокруг.
— Ситуацию с полигонами можно изменить в корне, — считает Алексей Светляков, — если бы экологическая милиция, как ГИБДД, имела право выносить решения по административным нарушениям. Проще говоря, штрафовать нарушителей. Сейчас процедура слишком усложнена. Мы передаем протоколы на рассмотрение в ГУПР, в природоохранную прокуратуру. Но даже эти организации могут наказать владельцев полигона штрафом не чаще одного раза в год. Они платят 5—10 тысяч рублей и продолжают спокойно работать.
Заморочек у областной милиции хватает и с Уголовным кодексом. Даже если у них есть все данные, что совершено преступление, все усилия вязнут, когда нужно рассчитать ущерб, нанесенный природе от деятельности незаконного полигона. Ну нет методик расчета! Значит, нет дальнейшего хода уголовным делам.
Областная экологическая милиция — структура новая, но успела вскрыть такой пласт экологических преступлений, что мало не покажется. Например, большие претензии к полигону “Заволенье” Орехово-Зуевского района, который работает без лицензии на утилизацию особо опасных отходов. С большими отступлениями от правил принимаются ТБО на полигоне “Быково” Павлово-Посадского района. Идут бесконечные жалобы жителей на деятельность полигона “Часцы” в Одинцовском районе. Кроме выделенных 7,5 га его хозяева прихватили 4 га леса.
— Эти случаи далеко не единичны, — говорит Светляков. — Нарушения в работе полигонов превратились в систему.
Правительство области не так давно приняло программу о строительстве в 10—15 км от столицы нескольких мусоросжигательных заводов. Это значительно сократит поток мусора на полигоны. Но и за них исполнительная власть тоже должна взяться основательно. Иначе...
