Cведения о московской воде противоречивы. Одни утверждают, что она самая чистая в России. Другие — что в столичных водоемах можно фотопленку проявлять. И те и другие по-своему правы. Чтобы темная мутная жидкость, плещущаяся меж гранитных берегов, превратилась в стакан душистого чаю, вода должна проделать долгий путь по трубам, насосам и очистительным установкам. Сегодняшняя система водоснабжения столицы — это 13 искусственных водохранилищ, 4 водопроводные станции, 10 тысяч километров сетей, 8 млн. смесителей.
А ведь еще в начале прошлого века самой востребованной профессией в Москве был водовоз, а сама возможность напиться из-под крана казалась горожанам чистой воды фантастикой.
200 лет назад вода пришла в Москву по Божьему промыслу и монаршему благословению. Как гласит легенда, императрица-матушка Екатерина отправилась в Троице-Сергиеву лавру на богомолье и по традиции остановилась передохнуть в Мытищах. Там в простой паломнической избе для нее быстро накрыли стол с самоваром и пирогами. Пирогов постящаяся Екатерина не попробовала, а вот чаю выпила от души: то ли пять, то ли шесть кружек... А напоследок якобы сказала: “Хочу мытищинскую воду и в Москве пить”. Ну как откажешь императрице?
На самом деле так скоро только легенды сказываются. А вот дело — строительство Мытищинского водопровода — затянулось на долгих 25 лет. Указ о создании в Москве системы централизованного водоснабжения Екатерина подписала в 1779 году. Подписала не по прихоти, а по крайней необходимости. Собственных водных ресурсов городскому населению катастрофически не хватало. Москвичи по нескольку раз потребляли одну и ту же воду: вся дрянь, которую выливали из своих домов жители слобод, расположенных вверх по течению, через час оказывалась в котлах у соседей. В результате эпидемии и болезни преследовали столицу. Один из самых жестоких моров случился в 1771 году: чума скосила третью часть горожан.
До Екатерины чистой ключевой водой централизованно обеспечивался лишь Кремль. Первый деревянный водопровод построили в 1339 году при Иване Калите, отремонтировали вместе с крепостными стенами при Иване III и, наконец, полностью реконструировали в XVII веке при Михаиле Федоровиче. Водоподъемную машину купили на золото в Англии, установили в Свибловой башне Кремля (сейчас Водовзводная), а для ее обслуживания выписали с туманного Альбиона инженера-механика Кристофера Галовея. К сожалению, чертежей чудо-техники до нашего времени не сохранилось. Историки могут только предполагать, что машина, по всей видимости, работала на конной тяге. Лошади ходили по кругу, приводя в движение колесо, оно, в свою очередь, заставляло двигаться цепь с ведрами, из ведер вода поступала в бак, а оттуда по свинцовым трубам к сиятельным потребителям. 4 тысячи ведер в сутки хватало как на хозяйственные нужды Кремля, так и на гигиену его обитателей. В царской бане и мыленке воды никогда не жалели. Однако водонапорная система просуществовала в Кремле недолго. Спустя 50 лет ее безжалостно разрушил Петр, изъявший свинцовые трубы и машину в пользу Петербурга. Что с ними стало — неизвестно. Машину, конечно, жалко. А вот трубы, сделанные из опасного, радиоактивного материала, не очень. Возможно, в них кроется причина тяжелых заболеваний, преследовавших Романовых.
Екатерина, конечно, знала об устройстве кремлевского водопровода. Верила она и в то, что лучших инженеров и конструкторов, чем иностранцы, в природе не существует. Англичанина на сей раз приглашать не стали. Обратились к “своему” немцу, изрядно обрусевшему генерал-поручику Фридриху фон Бауэру. Бауэр в то время был “умывальников начальник и мочалок командир”: несмотря на грозный титул, он заведовал гидротехническими сооружениями — работал на реках Санкт-Петербурга, возглавлял Гидравлический корпус. Бауэр рассчитал: чтобы нормально функционировать, Москве необходимо 330 тыс. ведер воды в сутки. Оставалось только найти источник, из которого их можно было бы бесперебойно черпать.
Может, легенда о чаепитии Екатерины действительно всего лишь легенда, но слава о мытищинских ключах гремела далеко за пределами этого небольшого села. В Мытищах об этом знали и занимались, как бы сейчас сказали, агрессивным промоушном. Вдоль центральной улицы каждый день расставляли длинные деревянные столы с самоварами и баранками и поили всех желающих чаем. Наливали по потребностям, плату брали по возможностям. И за это тоже доброе слово заслужили. В общем, Бауэр, помотавшись по подмосковным селам, известным своими источниками, в конце концов приехал в Мытищи. Предметом его изучения стал Громовский ключ, возникший, по преданию, от удара молнии. Спустя три дня генерал-поручик представил императрице подробный доклад и ориентировочную смету на строительство водопровода — 1 миллион 100 тысяч рублей. Для той эпохи это были гигантские деньги. Водопровод можно смело считать московской стройкой XVIII века, третьим транспортным кольцом Екатерины.
Жаль, ни она, ни верный Бауэр не дожили до его запуска. Бауэр в 1779 году был уже немолод. А водопровод его окончательно доконал. Строительство давалось необычайно трудно. Надо было бороться с грунтовыми водами, крестьянами, недовольными изъятием из оборота посевных земель, вороватыми подрядчиками. Даже за кирпичи приходилось воевать: в Москве полным ходом развернулось каменное строительство — конкурентов, желающих урвать драгоценный стройматериал, стало хоть отбавляй. В общем, водопровод превратился в долгострой. После смерти Екатерины деньги на его строительство послушно выделяли сначала Павел I, потом Александр, у которого в Мытищах жила обожаемая кормилица, твердившая, что местная вода “смягчает сердце и осветляет разум”. Наконец, через 25 лет, в 1804 году от Рождества Христова, первая струйка взбежала из Громовского ключа на Ростокинский акведук, пробежала по кирпичным галереям и трубам 24 километра и обрушилась хрустальным дождем в бассейн с ротондой в самом центре Москвы, на Трубной площади. Отсюда чистую студеную (4 градуса) воду могли разбирать по домам и лавкам все желающие. В мгновение ока самыми популярными и востребованными профессиями в городе стали водовоз и водонос. Но только через 8 лет, во время пожара 1812 года, москвичи смогли оценить истинное значение водопровода.
Паленый врагом город тушили водой из фонтанов, превратившихся в обычные городские колонки. Сначала таких колонок было две — на Трубе и Неглинке, потом общественные “водопои” открылись на Сухаревской, Лубянской, Театральной, Славянской площадях и возле Александровского сада. Фонтан на Лубянке украшали толстоногие бронзовые пупсы работы скульптора Витали. В XX веке пупсы переедут “на выселки”, к зданию Президиума РАН на Ленинском проспекте, а их место сначала займет Железный Феликс, потом клумба с красными бегониями. О том, что здесь когда-то была вода, никто, кроме историков, в Москве уже не помнит.
Первому столичному водопроводу изначально была уготовлена судьба Бруклинского моста. Его строили так долго, что когда система наконец заработала, выяснилось, что ее мощностей уже не хватает, да и кирпичные галереи потихоньку начали осыпаться. В том же XIX веке систему водоснабжения успели реконструировать дважды. Сначала в 1828—1835 годах под руководством двоюродного брата пушкинского друга Дельвига. Потом с 1890 по 1893 год под началом Николая Зимина. Дельвигу удалось выйти на 500 тысяч ведер в сутки, или по ведру на каждого москвича. Зимин, заменивший паровые агрегаты на электрические, увеличил эти показатели втрое. Однако москвичи по-прежнему травились и болели от воды. Причина была проста и всем, в том числе властям, абсолютно понятна: в Москве по-прежнему не существовало канализации.
В 1699 году тогда еще живущий в Кремле Петр издал указ “О соблюдении чистоты в Москве и о наказании за выбрасывание сору и всякого помету на улицы и переулки”. Это распоряжение можно было дублировать ежегодно: санитарное состояние первопрестольной на протяжении веков оставляло желать лучшего. Расстояние до Москвы путешественники определяли не столько по указателям, сколько по запаху. “Во завоняло! — говорили извозчики. — Значит, уже близко”. Все, что перерабатывал город, в мгновенье ока оказывалось на его улицах. Вдоль фасадов зданий бежали зловонные ручейки, валялся конский помет, падаль и объедки, на каждом шагу можно было вляпаться в содержимое нужников. Расходы на вывоз нечистот в столичном бюджете появились только в 1879 году и составляли жалкие 570 рублей, к середине 90-х эта сумма выросла до 250 тысяч, но и этих денег катастрофически не хватало. Ассенизационный обоз из 400 лошадей и обслуживающих их золотарей не мог ежесуточно вывозить 6 млн. ведер вонючего “золота”. Необходимость устройства централизованной системы канализации по европейскому образу и подобию городские власти обсуждали почти 20 лет. Но только с приходом Алексеева гордуме удалось утвердить окончательный проект строительных работ. Первая московская канализация по своим параметрам была покруче первого водопровода (262 километра сетей, мощная насосная станция, канал до Люблинских полей), но толку от нее было мало. К общей системе подключились только несколько сот домовладений в Хамовниках, Мещанском районе и на Тверской улице. В 1923 году санитарная комиссия назвала ситуацию в городе чрезвычайной: подлежащие к вывозу нечистоты уже считалось не ведрами, а бочками. Советскому правительству ничего не оставалось делать, как брать на устройство новой канализации золотой заем в размере 500 тысяч рублей. В противном случае революция могла в прямом смысле слова захлебнуться в дерьме.
Начиная с 30-х годов прошлого века водоснабжение и канализация в Москве развивались параллельно. Строились новые гидроузлы и поля орошения, вслед за водонапорными станциями появлялись станции аэрации, расширялась система труб и сточных коллекторов. Вода начала круговорот в пределах одной системы, получившей название Мосводоканал. Сегодня столица ежедневно потребляет 5,5 млн. кубометров воды в сутки, обратно в коллекторы сбрасывается столько же. Все сточные воды движутся по гигантским 3-метровым коллекторам на юг и юго-восток, где находятся крупнейшие в Европе станции аэрации — Люберецкая и Курьяновская. Работники Мосводоканала сравнивают мощность этого потока с руслом Москвы-реки: получается, что под землей на глубине 40 м протекает точно такая же речка, только куда более зловонная и дурно пахнущая. Содержимое сточных вод на самом деле довольно точно отражает происходящее наверху. В 80-е годы в канализацию, опасаясь проверок ОБХСС, сбрасывали толстенные пачки денежных купюр, золотые кольца и сережки. В середине 90-х по коллекторам поплыли изуродованные трупы участников криминальных разборок.
Последние исследования ученых показывают, что отходы человеческой жизнедеятельности совсем не так бесполезны и вредны, как казалось ранее. Люберецкая станция аэрации, производящая собственный компост и удобрения, уже дважды становилась победительницей общемосковского конкурса цветников. Теперь на очереди — завоевание нефтяного рынка. Англичане подсчитали, что один мужчина весом 90 кг может производить 20 кг нефти, 3,5 кг газа, 3,5 кг неорганических веществ и 60 л дистиллированной воды.
И все-таки самый сильный эффект от работы Мосводоканала по-прежнему производят два привычных, отработанных до автоматизма действия. Повернул кран — вода пришла! Нажал кнопку — вода ушла!
Просто как все гениальное.
