—Скорость вращения была такой, что на экране образовался размытый контур: камера не успевала фиксировать детали. Пять оборотов в секунду — такое возможно только в небе. Скайсерф — как скрипка в умелых руках (точнее, ногах). И настоящий профи способен исполнить на небесной доске фантастическое соло.
Собственно, маэстро сам повествовал о своих приключениях. Валерий Розов так же знаменит в небе, как Федор Конюхов — в морях и океанах. В свои 40 — он уже живая легенда. Для него игра со смертью — лишь филигранное мастерство. Его жизнь — сплошной электрический разряд, однажды пронзивший его насквозь...
Даже не верится, что мы так запросто сидели в украинском ресторанчике, наворачивали смачный наваристый борщ со сметанкой. Знаменитый парашютист казался совершенно земным и домашним. В обычной жизни он вовсе не похож на экстремала. Скорее на какого-нибудь прогрессивного молодого физика или математика. Едва доели супчик, достал из сумки навороченный ноутбук, и тут же за столом мы открыли компьютер и на глазах растерявшейся публики стали смотреть удивительные небесные фотосессии. Валера всюду срывался вниз: с заснеженных вершин, скал, небоскребов, водопадов; падал в нереальную черную пещеру. Похоже, на земле, среди таких, как мы, обычных граждан он смертельно скучает, оттого что смертельно не рискует. Однако тут любимая семья и куча проблем, в том числе материальных, которые приходится решать. Подумать страшно, сколько может стоить одна такая экспедиция — включая классное обмундирование, дорогу на другой конец света, а главное, разрешения на экзотические подъемы и спуски (в общей сложности на такую экстрим-команду тратится около 50 000 долларов в год)... Семью, кстати, тоже надобно кормить.
— Знаете, мой сын всегда затрудняется, что ответить, когда его спрашивают, чем, мол, папа занимается? Не может же он сказать: “С небоскребов прыгает”. Неправильно поймут. — Валера как-то очень сосредоточенно посмотрел на меня и вдруг признался: — Я же прекрасно знаю, что могу погибнуть. Я видел смерть, ощущал ее. У меня погиб старший брат, разбился оператор. Поэтому я не хочу, чтобы мои дети шли по моему пути. Но другой жизни у меня быть не может. И единственное, в чем я уверен, — что никогда не погибну по глупости. Да, я — экстремал, но я не сумасшедший, не псих без башни. Я знаю, что делаю. И я не испытываю того животного страха, о котором вы думаете. Потому что я — профессионал.
— Самое страшное, когда летишь и видишь, что твой напарник гибнет, а ты ничем не можешь ему помочь.
— Но в фильме “На гребне волны” кажется, что в небе профессионал может все. Если у кого-то не раскрывается парашют, запросто устремляется к нему и поддерживает...
— Господи, да это ведь все наигранная обстановка! Кроме того, в прыжке, о котором вы говорите, очень большая высота, там ведь прыгают с самолета, а это как минимум 4000 метров, есть время что-то предпринять. А мы летим не больше 5—10 секунд, и надо быть очень хладнокровным человеком, чтобы в такой ситуации что-то соображать.
— Наверное, все эти фильмы — “Вертикальный предел”, “К-2”, “На гребне волны” — к вашей настоящей жизни вообще никакого отношения не имеют?
— Что касается альпинистской темы, то одно могу сказать: “К-2” на порядок выше “Вертикального предела”. Во всяком случае, к реальности намного ближе, хотя, конечно, тоже попахивает Голливудом. В жизни все это выглядит иначе: жестче, опаснее и... намного скучнее. Так что смотреть было бы неинтересно, вот режиссер и вынужден накручивать интригу. Что касается “Брейк-пойнт” (или “На гребне волны”), то искренне люблю этот фильм. Я даже знаком с родным братом Патрика Суэйзи. Мы много раз вместе прыгали.
— Брат похож на Патрика?
— Абсолютная копия. Только у него протез вместо одной ноги. Разбился на парашюте.
— И все равно прыгает?! Это все же за гранью человеческого понимания!
— По-вашему, получается, после аварии и за руль садиться не надо? Конечно, возвращаться трудно, и возвращаются не все. Но поймите, я просто не смог бы жить как обычный человек — ходить из дома на работу и обратно. Наверное, устроен по-другому.
— Вам хоть когда-нибудь бывает страшно? Или адреналин — как наркотик: нужно постоянно добавлять, добавлять...
— Вы попробуйте — сорвитесь со скалы или упадите в бездонную черную пещеру глубиной метров 400, из которой еще и непонятно, как потом выбираться. Поверьте, это острые впечатления. Но вы правы, адреналина все время нужно добавлять, иначе неинтересно. Потому мы и придумали “Экстремальный русский проект”. До нас еще никому не приходило в голову сначала забираться на обледенелую абсолютно отвесную горную стену — так что даже ночевать приходится на весу, — а потом срываться вниз в костюме-крыле. Мы сами его разработали. В нем ты — как птица, не просто падаешь, а плавно паришь, огибая склон...
— Не боитесь, что ветер разобьет вас о скалы?
— От этого никто не застрахован. Но разве сравнишь впечатления от такого полета с тяжелым и тоскливым спуском “своими ножками”. А так, в сущности, даже спускаясь вниз, мы покоряем вершину...
— Правда, что за одно только право забраться на любую знаменитую вершину и прыгнуть с нее надо платить кучу денег в государственную казну? Так же, как за право охотиться на какого-нибудь уникального зверя?
— Конечно, правда. Есть места очень необычные, очень красивые, очень труднодоступные. Разрешение прыгнуть оттуда получить очень сложно. В Тибете, например...
— Ну а если без разрешения заберешься, кто тебе что скажет? Гора ведь общая.
— Она государственная, и один из немногочисленных источников дохода страны.
— А если пойдешь втихую?
— Не получится. В горах ведь месяц надо жить, чтобы до верха добраться. А за это время жители горных деревень с радостью “настучат” про тебя куда надо, когда за молоком или сыром к ним придешь.
— Правда, что любая травма в горах моментально развивается и можно умереть даже от насморка, если в течение суток вертолет не заберет?
— Выше 8 тысяч метров тебя и забрать никто не сможет. Никто не поможет, так же, как в океане, на большой глубине...
— Расскажи о пещере, в которую вы прыгали, как в бездонный колодец. Как вообще можно было решиться на такое, вы же могли никогда оттуда не выбраться!
— Мы продумали все. Сначала специалисты спускались в пещеру и укрепляли в ее стенках специальные скобки, чтобы мы потом могли забраться по ним. Но, когда летишь вниз, в пустоту, в кромешную тьму, не думаешь о том, как подниматься. Честно говоря, это довольно страшно.
В их жизни были и скалы Эльфов, и самые высокие водопады в мире. В ноябре 2004-го Валера прыгнул с небоскреба Jin Mao в Китае, высотой аж 420 метров! Он был одним из 35 лучших бейсеров в мире, которых пригласили участвовать в International BASE Jumping show, посвященном 55-летию независимости Китая. Красивейшее зрелище, весь Шанхай завороженно смотрел на этот прыжок, и воздух был наполнен адреналином.
Но был у Валеры момент, когда свет для него померк, он думал — навсегда. Решил прыгнуть с высоченной арматуры, а она оказалась под напряжением. Разряд пронзил его насквозь, потом были долгие месяцы больницы. Врачи вообще не могли понять, как он выжил. А Валера думал только об одном — скорее бы снова начать прыгать! Может, потому и не остался инвалидом — просто потому, что мысли такой не допускал.
А вообще у каждого экстремала своя судьба. Помню, один заслуженный альпинист рассказал мне удивительную вещь. Знаете, говорит, что в нашем опасном деле самое странное? Очень много моих друзей совершали фантастические восхождения, спасались из-под лавин, срывались со скал и выживали. Жены заранее их хоронили, а они возвращались. И погибали потом от каких-то совершенно нелепых несчастных случаев: кто через пути переходил и попал под электричку, а кто просто поскользнулся и ударился головой о ступеньку, когда в кои-то веки дома оказался: пошел за хлебом в ближайшую булочную...
Но случается и по-другому. Недавно во время тренировочного прыжка разбился не просто профессионал — известнейший австралийский бейсер Роланд Симпсон по прозвищу Слим — президент Австралийской ассоциации бейс-джампинга. Кто бы мог подумать, что человек с таким опытом мог не рассчитать очередной прыжок...
Что бы там ни говорили — не мы выбираем свою судьбу, она сама выбирает нас...
Чем отличается профессионал от “суперавантюриста” (в хорошем смысле этого слова)? Понятно, и тот и другой — крутые. Творят в небе такие моноспектакли с безумными трюками, что дар речи теряешь и обретаешь потом не скоро. Но разница все-таки существенная. И у Валеры Розова тоже есть свой антипод — Денис Ленчевский, тоже супербейсер, только имидж у него принципиально другой.
Помнится, когда ребята совершали памятный прыжок с Останкинской башни, Ленчевский учинил свой коронный праздник для поклонников. Летел, не раскрывая парашюта, чуть не до земли (он вообще любит такие штучки), а когда быстрой тенью скрылся за ближайшими крышами, скопившийся народ чуть удар не хватил. Кинулись искать бездыханное тело друга, а Денис как ни в чем не бывало стоял на земле живой-здоровый и улыбался во весь рот. Успел-таки раскрыть парашют за несколько метров до земли. Кто скажет, что не круто. Зрители в восторге, а друзьям хотелось убить чертяку собственными руками за такую крутизну... Кстати, те, кому интересно, могут полюбоваться на снимок его позвоночника в Интернете, говорят, он напоминает неправильно собранную детскую конструкцию. Но многие и любят его за этот безбашенный полет души...
Если когда-нибудь услышите о “поколении икс”, знайте, так в Америке называют тех, кто родился после 1965 года и в настоящее время покоряет небеса, горы и гребни волны.
У экстремалов есть свои Олимпийские игры — Х-Games, с общим призовым фондом 1 млн. долларов. Х-Games тоже бывают летними и зимними, в них участвуют порядка 10 видов спорта в различных комбинациях. Зимой — ледолазание, ски-кросс, бордер-кросс, сноубординг... Летом — BMX байк, роликовый спорт, скейтбординг... А скайсерфинг с некоторых пор отменили. Во всем мире сейчас около 15 профессиональных команд, но на Х-Games приглашаются только 10. Первые 7 мест мирового рейтинга по итогам этапов Кубка мира плюс еще 3 команды по усмотрению организаторов. Судейство — как раньше в фигурном катании. Одна оценка за сложность программы и технику выполнения элементов, вторая — за артистизм. Дополнительная оценка — за вариативность: каждый новый прыжок должен отличаться от предыдущего. В программе около 12 различных элементов, а всего их под 50.
Представьте, как престижно в этих Играх победить. Неудивительно, что Валера Розов с юности мечтал об этом...
— Вы, наверное, родились таким — экстремалом?
— Да нет, был обычным ребенком, разве что два года прыгал на лыжах с трамплина. Только после девятого класса случайно попал в горы и заболел ими. 14 лет потом профессионально занимался альпинизмом, был многократным призером чемпионатов Союза. Даже в армии служил военным альпинистом в команде Московского военного округа. Иногда в горах удавалось полетать на парапланах — просто так, для себя. Но однажды мы с братом попали в Тушино, на аэродром, и только тогда по-настоящему открыли для себя мир свободного падения. Знаете, ведь “полет под куполом” — самая незначительная часть парашютизма. И вскоре я увлекся прыжками на скайсерфе. Это почти то же самое, что сноуборд, только скользишь не по снегу, а по воздуху: вращаешься, выполняешь различные фигуры, в общем — творишь чудеса...
— Опасность не пугает, только щекочет изнутри: каждый нерв, как струна, натянут до предела. Но, едва коснувшись земли, ты чувствуешь, что победил ее, и тогда все твое существо наполняется счастьем, — так говорят такие как Розов.
Только в этой игре не всегда удается победить. Судьба может в одно мгновение разорвать в клочья грандиозные планы, как ненужную бумажку...
Фокус в том, что выступает спортсмен в небе — но судят его на земле. Арбитры смотрят видеосъемку: представьте, насколько спортсмен зависит от работы оператора! Он ловит ракурс, опережает мысль своего героя, чтобы поймать интригу его прыжка.
— Скайсерфинг — командный вид спорта, — говорит Валерий. — Сначала мы выясняем, что я могу показать в небе, потом возникает вопрос: как это снять?
Валера полтора года работал с российским оператором Александром Криштопом, они вместе готовились к Х-играм, так мечтали о победе. У них было полное взаимопонимание и в небе, и на земле.
Казалось, предел совершенства достигнут: они прыгали до 15 раз в день, каждый элемент отшлифован, доведен до автоматизма. Но тот день был особенно долгим. Уже садилось солнце, устали, пора было заканчивать, но что-то не получалось. Решили: ну еще один, последний прыжок... Вдруг суеверно мелькнуло: на слово “последний” в небе — табу! У Валеры сердце екнуло: что-то было не так. Парашют Александра так и не раскрылся. Так у Валеры погиб друг и напарник. Ему чуть-чуть не хватило высоты.
Удар был страшный. Он мог сломаться, вообще бросить спорт. Но не бросил. Только мечта превратилась в дело принципа — теперь он был просто обязан довести начатое до конца. Но как? Операторов, умеющих снимать скайсерф, во всем мире по пальцам пересчитать... Тогда Валера позвонил одному из самых известных — Клифу Берчу — в Америку. “Привет, Клиф! Меня зовут Валера Розов. Я из России и хочу победить в Х-играх. Будешь моим оператором?” Через несколько дней раздался ответный звонок: “О’кей, попробуем!”. Клиф был настоящим профи. Он пришел в скайсерф одним из первых, был оператором чемпиона Х-игр 1996 года Боба Грейнера. И именно с ним Валера Розов — первый русский Мистер ИКС — стал победителем X-Games. Его история навсегда останется в облаках...
