Как-то прошла незамеченной недавняя церемония закладки первого камня в основание “Федерации” — самого высокого небоскреба Европы. В нем обещано 84 этажа. Шпиль вонзится в небо на 440 метров. Без всеобщего внимания появился невиданный жилой дом на Ходынском поле, протяженностью 750 метров. Тоже рекордсмен. Город рушит по двести “хрущоб” в год, намерен снести гостиницу “Россия”, город строит массу домов, восстанавливает гостиницу “Москва”, Военный универмаг. Москва вся в лесах. Чего же боле, что я могу еще сказать.
А сказать хочу вот что — меня пугают провалы в пределах Садового кольца, хронические пустыри, раковые опухоли на теле Москвы. Ну мозолили бы они глаза в промышленных резервациях или полосах отчуждения железных дорог, разрезавших город на куски. Все дороги ведут к нам, как в Рим. Но у него один вокзал — Термини. А у нас девять. Стоит поезду отойти от перрона, как за окном возникает картина времен “чумазого капитализма”: заборы, лабазы, хаос — и все это столица нашей родины Москва.
Судьба необъятных пространств между рельсами в руках “государства в государстве”, цепко держащегося за два ненужных городу вокзала. МПС не дает Москве закрыть Рижский и Савеловский вокзалы по примеру Парижа, превратившего вокзал напротив собора Парижской Богоматери в музей.
Кто мешает городу расстаться с пустырями в историческом центре, где нет рельсов? К ним отцы города давно привыкли, они никого не трогают и портят пейзажи Москвы.
Архитекторы недавно составили реестр замечательных видов. Принято административное решение охранять их как памятники истории и архитектуры. Но где реестр уродливых видов, пустырей, появившихся в результате бомбардировок, маниловских мечтаний и просчетов градостроителей? Кто исправит ошибки, залечит раны? Одно свершившееся тягчайшее преступление не напоминает больше о себе на Красной площади, где воссоздан после краха коммунизма Казанский собор. Другую глубокую рану залечили в 2000 году там, где белеет вновь храм Христа.
Но сколько незалеченных ран ждут врачевателей? Москву крушили безжалостно при Сталине, при Хрущеве и при Брежневе, особенно после того, как четырежды Герой призвал советский народ “превратить Москву в образцовый коммунистический город”. Тогда шар-баба заколотила по стенам Боровицкой площади и Пречистенских ворот, Большой Якиманке. Сколько лет прошло с 1972 года? Тридцать три года! Столько времени зияют провалы между Моховой и Манежной улицами. Этот отталкивающий вид не спасают ни соседний Пашков дом, ни храм Христа, ни стены и башни Кремля.
Ближе к нам по времени возник пустырь на Болотной площади, когда угас завод “Красный факел” и сломали строения, помнившие давний торг на этом бойком месте. С тех пор напротив самой изумительной картины Москвы, соборов и дворцов Кремля, зимой за заборами и руинами белеет снег, а летом растет бурьян.
В Москве пустыри образовались по трем главным причинам: после бомбардировок, в результате тотального разрушения церквей и благодаря так называемой реконструкции по Сталинскому Генеральному плану 1935 года и Генеральному плану 1971 года. Чем ближе к Кремлю, тем их больше. В это трудно поверить, но это именно так. Нет практически ни одной центральной улицы без провалов между домами. Что значит центральные улицы? Это описанные путеводителями и воспетые поэтами проезды, которые протоптали предки и лошади от ворот крепостных стен к границам нынешнего Садового кольца.
Воротам Кремля обязаны улицы Варварка, Ильинка, Никольская. От ворот Китай-города тянутся Тверская, Лубянка, Мясницкая, Покровка и Солянка. От сломанных ворот Белого города ветвятся Остоженка и Пречистенка, Арбат и Поварская. Все эти улицы после пожара 1812 года плотно застроили, что хорошо видно на фотографиях Москвы второй половины XIX века. Так же хорошо сегодня видны образовавшиеся пустыри на всех этих улицах и площадях.
Самый давний пустырь — на Мясницкой улице, на стрелке у телефонной станции, где сотни лет существовала церковь Евпла. В день его памяти 11 августа 1471 года русские в сражении до Куликовской битвы обратили в бегство татар и уверовали в грядущую победу над Ордой. За размеры и красоту называли эту церковь Евпл Великий. С ее крыльца в детстве Пушкин видел проезд Александра I, о чем писал: “В 1810 году я первый раз увидел государя. Я стоял с народом на высоком крыльце… на Мясницкой. Народ, наполнивший все улицы, по которым должен он был проезжать, ожидал его нетерпеливо”.
Сломали Евпла в 1925 году, чтобы на его месте соорудить некий Дворец труда, неизвестно теперь для кого и для чего. Этому пустырю в самом центре Москвы в 2005 году исполнится восемьдесят лет. Круглая дата. Пытались недавно здесь соорудить нечто. О неудавшейся попытке напоминает бетонная махина неведомого назначения. Мистика. Запущенное место — словно заколдованное. Почему бы не вернуть Великого Евпла на его исконное место? Заодно издав закон города Москвы, защищающий землю сломанных храмов от посягательств инвесторов.
Русская православная церковь не обращает внимания на пустыри, оставшиеся от разрушенных храмов. Ее заботят окраины города, где живут миллионы потенциальных прихожан. Там открыты собор Живоначальной Троицы в Борисове, храм в Марьинском парке, двадцать новых церквей и часовен.
Как быть в центре, где мало кто живет? Город, воссоздав, как в сказке быстро, Казанский собор на Красной площади и храм Христа, охладел, судя по всему, к планам восстановления церквей. Но без них Москва не Москва. Храмы придают городу магнетизм.
Более полувека на Волхонке, Знаменке, Воздвиженке, Остоженке, Арбате, Большой Дмитровке, Мясницкой, Солянке зияют раны, напоминающие о вандализме партии Ленина—Сталина, уничтожившей свыше 400 церквей и часовен.
С одним пустырем недавно разобрались в Театральном проезде. На месте самой большой в России часовни Пантелеймона, привлекавшей в прошлом миллионы страждущих, торгует с недавних пор “Наутилус”. Такая участь может постигнуть участки других разрушенных церквей. Закона, запрещающего возводить на их месте храмы в честь Меркурия, нет.
Не раз писал я в “МК”, что подобного безобразия — пустырей на самом людном месте — не встретишь ни в Риме, ни в Париже, ни в Лондоне, куда устремляются миллионы иностранцев. Недавно бродил я по улицам Мюнхена и Нюрнберга, германских городов, подвергшихся беспощадной бомбардировке в минувшую войну. Но пустот между домами нигде не увидел. На месте сохранявшейся после налета горы камней в центре Дрездена восстала Фрауенкирхе, церковь Богоматери.
Зачем за примерами так далеко ходить. В центре некогда разрушенного Киева не осталось напоминаний о войне. В униженном и оскорбленном советской властью Петербурге стоят почерневшие от горя фасады домов, но провалов между зданиями нет. Ленинград три года гитлеровцы разрушали тяжелыми снарядами и забрасывали фугасными бомбами. Но следов налетов и обстрелов — нет. А в Москве — есть. На Моховой, напротив главной библиотеки, торчит глухой торец дома, обрубленного после бомбардировки времен Отечественной войны. На Арбате заросла травой земля на месте ампирного особняка, известного в прошлом “дома с привидениями”, стоявшего рядом с разрушенным до войны храмом Николы Явленного. И над его фундаментом пустырь.
Особенно не повезло Арбатской площади, которую бездарно “реконструируют” поколения московских архитекторов. Один пустырь не застраивается со времен войны, когда снесли разрушенный бомбой угловой дом на Воздвиженке, где состоялось первое публичное выступление молодого Владимира Ульянова-Ленина в Москве. Другой рукотворный пустырь, самый заметный, появился несколько лет назад на углу площади с Никитским бульваром, где исчез так называемый Соловьиный дом. Хотели было на этом углу возвести гостиницу “Хилтон”. Перехотели. Совсем свежая рана нанесена у Гоголевского бульвара, где сломали в минувшем году старинный особняк, оказавшийся соседом распухшего от важности нового многоэтажного здания банка.
На Бульварном кольце подобных картин градостроительного бессилия — сколько хочешь. Так же, как с Арбатской площадью, не знают, что делать с Мясницкими воротами. Я брал интервью у Николая Никитина, конструктора Останкинской телебашни, в здании, которого больше не существует, напротив почтамта. Корежили старинную площадь в несколько заходов. Сначала разобрались с церковью Флора и Лавра, куда раз в год в день поминовения святых покровителей извоза наведывались все московские ямщики с разукрашенными кормилицами-лошадьми. Рушили дома, когда прокладывали первую линию метро. Ломали на моих глазах, когда бульвары задумали пересечь проспектом Кирова. Тогда уничтожили на его пути Тургеневскую библиотеку. Бетонный ствол шахты Метростроя царит над хаосом второй век, и, кажется, нет сил, способных покончить с уродством.
Пушкинскую площадь взялись доламывать вслед за Боровицкой, все с той же навязчивой мыслью о светлом будущем. Тогда исчез квартал с легендарной аптекой, помянутой в главе “Евгения Онегина”, описывающей въезд Пушкина в Москву по Тверской. Угловой дом с аптекой не забыли многие старожилы. На моей памяти народ отводил душу за кружками пива в подземных залах, напоминающих размахом, людским гулом и дешевизной знаменитые пивные чертоги Мюнхена. Совсем недавно разрушили на Тверском бульваре усадьбу, где обитала Центральная городская библиотека.
Почти на всех площадях Бульварного кольца что-нибудь да сломали. В одном месте об этом напоминает стекляшка кафе у Солянки, в другом месте — автостоянка у Покровских ворот, в третьем — крест на участке сломанной церкви у Яузских ворот, о чем недавно я писал в “МК”.
Садовое кольцо постигла та же печальная участь, что и бульвары. Издательства “Полиглот” и “Ле Пти Фюте”, выпустившие впервые на русском языке путеводители “Москва”, даже не поминают о нем, словно нет в городе дороги длиной в пятнадцать километров без начала и конца. Почему? Потому что ее главные достопримечательности — Красные ворота и Сухареву башню — давно сломали. Нет больше у площади Красных ворот церкви Трех святителей, где отпевали генерала Скобелева. Нет Казанского собора на Калужской площади. Нет торговых рядов на Таганке…
На Триумфальной площади подобная ситуация. Сначала стерли с лица земли здание бывшего Театра кукол Сергея Образцова. Что случилось лет сорок тому назад. Потом положили глаз на театр “Современник”. И с ним разобрались быстро. Таким образом, пустырь, служащий автостоянкой, образовался у парадного подъезда здания, где находится кабинет главного архитектора города Москвы.
Неужели, спросят меня, ни один пустырь на центральных улицах не застроен? Исчезают те, что возникли в результате ломки гражданских строений. На Петровке два новых здания: гостиницы и “Берлинского дома”. Третье здание на месте разрушенного пассажа пристраивают к Центральному универмагу. На Мясницкой пустовавший угол заполнил красивый дом. В начале Неглинной взамен давно исчезнувшей гостиницы открылся роскошный отель с прежним названием — “Арарат”. На Большой Лубянке возводят на пустыре здание госбезопасности. Это святое. Но десятки святых, чьи храмы снесены, ждут торжества справедливости.
Когда дождутся? Илья Глазунов мне рассказывал, что однажды, когда он показал Юрию Лужкову старинный альбом фотографий с видами взорванного храма Христа, взволнованный мэр Москвы произнес:
— И такую красоту уничтожили? Надо восстановить!
Что и сделал. Кто покажет мэру Москвы альбомы Найденова с видами разрушенных церквей? Как добиться реакции, что последовала после демонстрации “Исторического описания Храма во имя Христа Спасителя в Москве”, изданного в 1883 году.
Сохранились обмеры, чертежи, много отличных снимков того, что утрачено. По ним видно, преступные разрушения лишили главные улицы “первого города земли” прелести, притягательности, которую сохранили улицы Рима и Парижа. В минувший год Москву посетили три миллиона туристов. Наметился рост. Задача поставлена — принимать в год 5 миллионов иностранцев. А в Париже в минувшем году побывало 25 миллионов туристов. Потому к нам не едут, что осталось мало красот, тех, что кружили голову Стендалю и Александру Дюма, Шуману и Матиссу…
Я не представляю будущего Арбата без Николы Явленного и “дома с привидениями”. Нельзя, чтобы впредь зияла позорящая город дыра на углу Покровки с Потаповским переулком, где поражал воображение храм Успения с 18 главами. Баженов ставил его в один ряд с Василием Блаженным на Красной площади. Нельзя, чтобы оставались художественно не осмысленными площади бульваров и Садового кольца. Перед тем как написать эту статью, я объехал по нему центр. И увидел пустыри на изуродованной Серпуховской площади, на недоломанной Таганской площади.
Не все в старой Москве было идеально. И при монархии ломались памятники, сносились особняки и церкви. Городская дума не пощадила палаты на Красной площади, где основали Московский университет. Увидеть то, что было в прошлом, можем разве что на мемориальной доске в стене Исторического музея. Его построили на месте Аптекарского приказа. Но пустырей в “купеческой Москве” не было и не могло быть. Разве что после пожаров они появлялись на короткий срок. Земля сама себя защищала, она ценилась дороже строений над ней. Так, Верхние торговые ряды, ГУМ, обошлись акционерам в 4 583 765 рублей, а акционерный капитал, то есть стоимость земли под рядами, — 9 401 500 рублей. В два раза дороже! Понятно, что пустыри при советской власти сами себя защитить не могли, земля не продавалась и не покупалась, все зависело от воли отцов города. Они могли что угодно сломать, ничего при этом не выкупая. И сегодня при рыночных отношениях многое могут, было бы желание.
Где выход из тупика? Есть у Москвы Генеральный план, есть план “Новое кольцо Москвы”, обещающий придать силуэт срединному поясу, есть проект “Золотого кольца”, призванного окружить Кремль новыми достопримечательностями. Все это хорошо. Плохо то, что нет программы возврата долга Москве, нет реестра святых мест, подлежащих возрождению. Нет в умах градостроителей ясного понимания, что без возрождения утраченного наследия центр Москвы застраивать нельзя. Можно, конечно, но это будет преступлением перед потомками. Легко найти оправдание пустырям. Мол, потомкам нужно оставить место, где они могли себя проявить, мол, нет средств на восстановление памятников и так далее.
Но если мы хотим туризм сделать источником пополнения бюджета Москвы, превратить его в доходную отрасль городского хозяйства, то в него нужно вкладывать средства. Не только в рестораны и гостиницы, которые начали сооружать. Но и в памятники, такие, как Сухарева башня и Красные ворота, Успение на Покровке и Никола Явленный на Арбате. Одним Кремлем и музеями не обойтись.
