Забавная закономерность: названия новых спектаклей в театральной афише появляются кучно. То все дружно наваливаются на одну и ту же пьесу Чехова, то вдруг на нескольких сценах выходит пылившаяся до сей поры на полке драма французского классика. Теперь сразу два московских театра решили обратиться к известной, но отнюдь не заигранной комедии Сухово-Кобылина “Свадьба Кречинского”. И это здорово — сравнивать разные интерпретации, которые подчас бывают совершенно неожиданными. В чем убедился корреспондент “МК”, побывавший на репетиции “Кречинского” в театре Маяковского.
Прогон играли в малом, так называемом “черном” зале. И все равно было очевидно, что спектакль рассчитан на большое пространство: в нем есть настоящий “живой” оркестр, расположенный на бродвейский лад над сценой. Оркестр не случаен: “Свадьба Кречинского” в версии режиссера Татьяны Ахрамковой синтезирована… с оперой немецкого композитора XIX века Карла Марии Вебера “Вольный стрелок”.
Татьяна Ахрамкова:
— Мы делаем спектакль о современном человеке, ищущем в экстремальных ситуациях источник вдохновения. Поиск опасности, игра с собственной судьбой — все это влечет нашего героя в полуреальный лес “Вольного стрелка”. Кречинский даже не игрок, он — охотник.
Стилистика оперы Вебера, очень популярной во времена Сухово-Кобылина, весьма органично склеивается с сюжетом в духе Островского: чтобы избежать скандала и долговой ямы, проигравшийся авантюрист подменяет алмазную булавку своей невесты на поддельную. Для успеха лихо придуманной комбинации ему не хватает всего нескольких часов. Важно, что все это он затевает не ради денег, а для остроты ощущений. В конце полиция арестовывает хоть и нечистого на руку, но уж очень обаятельного героя. Впрочем, есть версия, что автор предусмотрел и другой финал — гораздо более трагический, который принципиально переворачивает смысл пьесы и уводит его прочь от банального бытовизма. Тут-то и возникает “Вольный стрелок” с его мистикой, символикой, романтической любовью и прекрасной музыкой.
Пока нет декораций (очень условную, далекую от реалистической конкретики картинку продумывает Станислав Морозов), зато актеры репетируют с бешеным темпераментом и увлечением.
От Романа Мадянова в роли Репетилова можно упасть с кресла. Даже сами актеры на прогоне едва выдерживают его сокрушительный комический напор. Уморителен и трогателен Игорь Марычев, репетирующий папеньку. Зато женские роли придуманы совершенно иначе: Юлия Силаева хоть и смешна в своей трепетной мечтательности, но не гротескна. А юная Алена Семенова (Лида) — и вовсе смелое решение режиссера, смысл которого ясен лишь в финале.
Актеры пока работают в костюмах из “подбора”. Но даже в старой шубе из снятого с репертуара спектакля “Шутка мецената” Анатолий Лобоцкий (Кречинский) неотразим. Особенно когда в минуты нервного напряжения этот “вольный” охотник за приданым начинает бегло говорить по-польски.
— Как все-таки жалко, что не удастся ему провернуть свое дельце! — искренне сокрушается уже, видно, не в первый раз пробравшаяся на репетицию билетерша. А я удивляюсь другому: по какой причине все зрители сочувствуют этому авантюристу? Ответ на этот вопрос — в спектакле Ахрамковой. Он очень неожидан, этот ответ. Но секреты раскрывать рано: премьера впереди.
