Самые верные впечатления — утренние. Потому что честные. Садишься в семь утра за компьютер сразу после ночи, когда закрывался “Кинотавр”, и думаешь: ну?..
Первое, что вспоминается, — дивной красоты фейерверк над неспокойным Черным морем. Казалось бы, уж чем московского человека можно удивить? Ну только не праздничным салютом, который в столице чуть не каждый месяц. На закрытии “Кинотавра” тысячи людей стояли разинув рот у кромки моря и глазели в небо, где разрывались, казалось, прямо над самой головой все эти разноцветные чудеса. А когда во взрослом уставшем человеке просыпается непосредственный ребенок, это всегда хорошо. XVI “Кинотавр” поставил в конце своей истории красивую светящуюся точку.
Нет смысла давать подробный отчет о том, как все закрывалось. Кто хотел, тот посмотрел по телевизору и уже в курсе. Поэтому я о своем — о впечатлениях. А впечатления — в сравнениях. Под негласным девизом “А как получится у новой команды: лучше или хуже, чем у Рудинштейна, стоявшего у руля все 15 лет перед этим?” и проходили фестивальные сочинские дни и ночи-2005. И вот теперь, когда наконец эта круглосуточная мука-праздник закончилась, понимаешь, что хорошего все же было больше. Особенно отчетливо это видно под грузом невероятной усталости, которая сначала придавила всех аккурат накануне закрытия так, что даже официанты в прибрежных ресторанах, для которых фестиваль — свет в окошке на весь год (в прямом и переносном смысле: и заработать, и звезд поглядеть), кидали на нас злые усталые взгляды и засыпали по дороге от стола на кухню. Все сыпалось: встречи, интервью, — проблемы возникали на пустом месте, а потом вдруг как-то в один раз все встало на свои места. Последним серьезным огорчением, поставившим точку в череде неприятных событий, стало неудачное купание в море режиссера Алексея Балабанова. Море штормило — три балла, и объявили, что купаться нельзя. Но людям хотелось проститься с морем, тем более что волны выглядели не очень пугающими. Некоторые, как, например, Леонид Якубович, сделали это стоя. Якубович нашел какую-то правильную точку опоры и умудрялся не падать под напором волн, которые омывали его до самой головы. Дамы с визгом подскакивали в волну по щиколотку и бежали обратно. А Балабанов, хороший пловец, решил-таки войти в море. Вышел со второй попытки, ободрав руку до крови. Как известно, выходить, когда штормит, гораздо неудобнее: волны утаскивают обратно.
Что же касается мнения жюри, то оно, конечно, не подсудно. Но в одном зал совсем не понял и отреагировал растерянно и даже обиженно. Когда обидели женщин. В прямом смысле слова. Крепкое жюри, состоящее из профессионалов самой высокой пробы под руководством одного из наших лучших театральных режиссеров Галины Волчек, решило не присуждать никому награды за лучшую женскую роль. Притом лучших мужчин нашли аж двоих: Никиту Михалкова (в “Статском советнике”) и Константина Хабенского (в “Бедных родственниках”). Особенно странно, практически как упрек, это выглядело, когда жюри, объявив, что лучших женщин нынче нет, считает нужным удостоить специальным упоминанием в своем вердикте Эстер Гуетен из “Бедных родственников” и Иру Шипову из “Требуется няня”: пожилую даму и ребенка. А нормальных актрис, то есть женщин в расцвете лет и профессии, получается, не нашлось. Притом фестивальные гадания крутились вокруг нескольких имен: Наталья Вдовина (“Заказ” Веры Глаголевой), Оксана Фандера (“Статский советник” Филиппа Янковского), Марина Зубанова (“Требуется няня” Ларисы Садиловой) и Дана Агишева (“Удаленный доступ” Светланы Проскуриной).
Есть несколько более-менее вероятных объяснений. Первое, сказанное одним из членов жюри: мол, не увидели прорыва, принципиально нового образа. Второе, кулуарное: не хватило статуэток, все ушло мужикам. (То есть Никита Сергеевич опять всех под себя подмял, включая коллегу по “Советнику” Оксану Фандеру.) Третье, мое личное и, как мне кажется, вообще многое объясняющее: серьезный просчет в подходе к конкурсу в принципе. Нельзя смешивать старое и новое, нельзя заваливать конкурс картинами, впечатления от которых стерлись еще год назад. Отсюда теряется интрига вообще.
Больше всего статуэток собрали “Бедные родственники” классика отечественной кинематографии Павла Лунгина. Как ни удивительно, Лунгин заявил, что это его первая награда на родине. “Родственники” получили за сценарий — Геннадий Островский; упоминавшуюся выше половинку “лучшей мужской роли” — Константин Хабенский; и — главный приз, подкрепленный солидным чеком от губернатора Краснодарского края. Лунгин, благодаря, говорил: “Фильм смотрит, живет и дышит глазами актеров. Если фильм взлетает, значит, у актеров в нем есть крылья”. Павел Семенович так радовался, выйдя первый раз за статуэткой для Хабенского, улетевшего днем на вечерний спектакль, — больше, чем потом за себя. Что было, конечно, невероятно трогательно. В среде кинокритиков мнения по поводу “Бедных родственников” резко разделились: от полного восторга до абсолютного неприятия. Но можно сказать: комедия из новой жизни с крутым замесом из накладывающихся друг на друга маленьких человеческих трагедий, разыгранных популярными артистами (Константин Хабенский, Сергей Гармаш, Леонид Каневский, Марина Голуб, Наталья Коляканова), безусловно, найдет своего зрителя.
Самым радикальным решением жюри стало присуждение специального приза молодому режиссеру Илье Хржановскому за его скандальный фильм “4”. Корифеи по-честному признались, что по эстетике он им совсем не близок, но такой яркий талант они не могли не оценить. С чем нельзя не согласиться.
А теперь слово другому дебютанту, человеку, определяющему с этого года, как жить главному российскому кинофестивалю. Для президента “СТС Медиа” Александра Роднянского XVI “Кинотавр” стал его дебютом в качестве дирижера-организатора всего происходящего.
— Правда, что Рудинштейн сделал вам предложение прямо в своей сауне здесь, на “Кинотавре”, год назад и это было полной неожиданностью?
— Правда. У него же был режим: в 10 утра он ходил с друзьями в сауну на часок-другой и потом только для него начинался день. А я в сауну не хожу, но он нас с Игорем Толстуновым (нынешним генпродюсером “Кинотавра”. — Авт.) специально, как выяснилось, пригласил. И тогда же — еще до открытия — Марк запустил, как он любил это делать, слух о том, что передает фестиваль в другие руки. И одними из рук он называл РТР и Тодоровского, а другими — нас. Он считал, что следующая команда, которая займется “Кинотавром”, должна иметь отношение к телевидению, будучи уверенной, что это залог успеха.
— Сразу согласились?
— Нет. Я как-то насторожился, потому что обычно концентрируюсь на вещах, в которых хорошо разбираюсь. Хотя к фестивалям тоже имею некое отношение, поскольку много лет поддерживал Международный кинофестиваль в Киеве “Молодость”. Но раздумывал я где-то полгода: как встроить “Кинотавр” в нашу систему координат, и, конечно, главное — переживал о том, как к этому отнесется наше киносообщество. Не хотелось разговоров, что фестиваль нам нужен для промоушна канала СТС и фильмов продюсеров Роднянского и Толстунова. Притом ясно, если мы приличные люди и держим себя в рамках пристойности, наши картины вообще не могут здесь появляться.
— Кстати, а фильмы, которые сегодня победили, получат какие-то бонусы от СТС или, наоборот, будут нести некие обязательства перед вашим каналом?
— Канал СТС имеет обязательства по отношению к “Кинотавру”, но не права. Мы вели дневники фестиваля каждый день и транслировали открытие и закрытие — это как раз обязанности канала.
— Но фильмы, получившие призы, вы покажете на СТС?
— Не обязательно. У СТС же свой формат. “Бедные родственники”, насколько я знаю, уже имеют отношения с другим каналом.
— Не обидно?
— Почему мне должно быть обидно?.. Каждый канал выбирает кино, исходя из потребностей своего зрителя. Того кино, на которое мы ориентируемся, в России пока делается немного, — светлого, оптимистичного, семейного. Чтобы его могли смотреть дети. Это же очень важно.
— Если для вас это так важно, вы не собираетесь на “Кинотавре” продвигать детское кино?
— “Кинотавр” — зеркало, отражающее кинопроцесс. Не более и не менее. И если появится детское кино в таком объеме, что его можно будет как-то отдельно показывать, тогда конечно. Для нас самое важное, чтобы “Кинотавр” остался тем, чем он был при Марке, что мы все хорошо помнили. Главное же отличие “Кинотавра” от других фестивалей — Берлинского, Венецианского, Каннского, что на них никогда вот так не пересечешься за столиком в кафе с крупным актером, не встретишь столько друзей. Даже сейчас, когда вроде все уже давно со всеми перезнакомились, и при том, что у меня было не так много свободного времени, родилось, я думаю, два новых интересных проекта. И я очень хочу, чтобы не нарушилась атмосфера, за которую так любит наше сообщество “Кинотавр”.
Я уже слышал, как про нас говорят: пришли прагматики, люди от бизнеса, деловые, и исчезнет жизнь на “Кинотавре”. А на самом деле…
— На самом деле вы романтик?
— Нет, я ко всему отношусь достаточно серьезно. Если я за что-то берусь, то стараюсь довести до того состояния, к которому, мне кажется, нужно прийти.
— И как на этот раз? Довели?
— Как я сейчас могу себе представить, иллюзорно, каким я вижу в будущем наш фестиваль — это процентов 25, не более. Но если учесть, что у нас было на подготовку всего два месяца, то, я считаю, результат получился очень хорошим. Я рад, что не было ощущений, что все двигается с усилиями, и потом, не было мечущихся по пляжу людей с рациями. Хорошая режиссура — когда не видно режиссера.
— Вы уже, конечно, подвели для себя итоги. Назовите три главных поражения и три победы, то есть расскажите про плюсы и минусы.
— Первый реальный большой плюс — все, что связано с молодыми: программа “Короткий метр”. Плюс, что это обсуждалось на дискуссиях. Плюс — сохранилась атмосфера, но нам удалось избежать облика купеческого праздника. Для нас очень важно, чтобы “Кинотавр” стал более стилистически актуальным, модным событием. Минус — то, как проходили дискуссии. Минус — количество призов, их должно быть меньше. У жюри их должно быть не больше пяти. Минус — как проходила на пляже по ночам светская гламурная жизнь: она должна быть как-то срежиссирована, чтобы было интересно.
— А вам самому-то удалось как-то отдохнуть? Я знаю, вы любите вести здоровый образ жизни, играть в теннис по утрам.
— Я сломался. Играл в теннис первые два-три дня, но поскольку ложился спать в пять, а в восемь надо выходить на корт, то я стал сам себе напоминать персонаж из “Осеннего марафона”, Бузыкина, который побежал с профессором в конце, вы помните.
— Как бы вы сами раздали призы в этом году?
— Главный приз также Хржановскому — за режиссуру, согласен. Уверен, если б не дали Никите Сергеевичу, тогда было бы политическое решение. Думаю, это лучшая роль вообще у Хабенского — из того, что я видел. За женскую бы обязательно дал — мне очень нравится Фандера в “Статском советнике”. Я как продюсер считаю, что в этом фильме она стала актрисой, на которую уже можно писать роли. Музыку — Энри Лолашвили скорее, за “Советника” же. Дебют — “Первые на луне”, конечно.
Понятно, что история с Учителем внесла свои коррективы. Его фильм “Космос как предчувствие” я видел, он хороший, и мы бы с вами все это время гадали, кто получит главный приз: Лунгин или Учитель. И мне очень обидно, что так вышло.
— Вы с ним уже объяснились? Это же в принципе неприлично — в последний момент снимать фильм с конкурса, потому что пригласили еще куда-то.
— У меня нет никаких претензий к Московскому фестивалю, который его забрал. Но у меня есть претензии к тому, кто прислал официальную бумагу с просьбой включить его в конкурс “Кинотавра”. Это Алексей Учитель. Я его знаю много лет, он был моим приятелем.
— Вы говорите “был” поэтому?
— Нет, просто мы теперь меньше общаемся. У меня нет никакого желания устраивать по этому поводу скандал, но надо отвечать за свои слова. И я скажу ему об этом обязательно.
