Розы на бесланском кладбище пахнут острее и слаще.
Может быть, оттого, что их здесь слишком много. И они всегда свежие.
Самая первая могила у входа — не ошибешься — 42-летнего Артура Рубаева. А его бывшая жена, 38-летняя Елена Останий, лежит на другом конце кладбища. Они не вместе.
Хотя оба пришли 1 сентября 2004 года проводить в первый класс единственного сына Борика Рубаева. Оба погибли 3 сентября, при штурме школы №1.
Ребенок уцелел чудом… Но сейчас родственники со стороны отца и матери буквально раздирают семилетнего сироту на части, чтобы он достался только им.
Бабушка и дедушка Рубаевы — степенная пожилая пара, которую знает весь Беслан. Бекмурза Рубаев сорок лет проработал главным городским пожарным.
В первый же день после захвата школы он в числе прочих известных горожан, старейшин, вошел в комиссию по распределению гуманитарной помощи. Именно Бекмурза с женой считаются официальными опекунами мальчика. “Кто должен воспитывать несчастного внука, если не мы? — задает риторический вопрос Лидия Рубаева, бабушка Борика. — Наш старший сын Артур был убит, но род Рубаевых будет продолжен, фамилия не погибнет. Пока я жива, Борик будет жить только со мной!”
“Пока я жива, Борик будет жить только со мной, — вторит и другая сторона, родная тетя мальчика Валентина Останий. — Я растила своего племянника с рождения. Я люблю его больше жизни. Три дня в захваченной школе я пробыла вместе с ним и его мамой Леной. Я накрывала его своим телом, пряча от пуль. Никаких бабушек и дедушек рядом не было… А теперь меня обвиняют в том, что я, дескать, претендую на чужого ребенка!”
И только самого Борика никто не спрашивает, с кем он хочет остаться. Во-первых, потому, что он еще слишком мал — до десяти лет желание мальчика законом не учитывается. Да и вообще неизвестно, где сейчас Борик. 22 мая бабушка с дедушкой отдали его тете Вале согласно графику посещений — и с концами — вечером мальчик обратно не пришел.
Обе стороны абсолютно не слышат друг друга. Уже состоялись пять гражданских судов по дележке Борика. Против бывшей заложницы Валентины Останий возбудили уголовное дело по факту самоуправства...
Конца и края этой истории не видно. Будто продолжается цепная реакция. Когда один большой взрыв и большая беда влекут за собой целую серию маленьких человеческих трагедий…
Бьются, будто ссорятся
— Мне впору повеситься! — восклицает Валентина Останий. — Милиция является ко мне домой и требует вернуть племянника. Теперь-то они смелые! Но как же они не понимают — только забрав мальчика себе, я его спасу. Он абсолютно не нужен бабушке и дедушке. У них и без Борика останется шесть внуков от младшего сына и дочки. Пять лет, что Артур с Леной находились в официальном разводе, никто из той родни и не вспоминал об этом ребенке…
…Какие разные все же эти семьи.
Останий — русская фамилия. Но три сестры — Валентина, Елена и Татьяна — с рождения жили в Северной Осетии. Валя — самая старшая. Когда ей был всего 21 год, она заменила младшим сестренкам мать и отца, ушедших в мир иной друг за другом.
“Трудно жили, каждую копейку считали, — вспоминает Валентина. — Я так радовалась, когда Лена наконец выросла и устроилась работать в банк. Там она и познакомилась с Артуром. Он в охране работал. Скажу честно, я с самого начала была против их отношений. Рубаевы — люди известные, обеспеченные. У них всем в доме мать заправляла, Лидия Спиридоновна. А Артур хоть и был неплохим парнем, но уж больно мягким и бесхарактерным. Я Лене сразу сказала: “Это Осетия. Если соберешься замуж, то уйдешь в другой дом, станешь отрезанным ломтем. Пожалеешь, да поздно будет — мне не жалуйся. У тебя для жалоб и обид будет свекровь”.
Может, и не сложилось бы ничего у Лены с Артуром — дело-то молодое. Но произошло несчастье. Как-то, возвращаясь домой, парень попал под электричку — пытался спрыгнуть на ходу, зацепился рукавом свитера за поручень, и его затянуло под колеса. Правую ногу отрезали так высоко, что ставить протез было бесполезно. Лена, бледная как смерть, горько разрыдалась. Потом поехала к Артуру.
— Наша родня ей сразу сказала: если жалеешь Артура, не любишь — уходи, мы не обидимся, — говорит Лидия Рубаева, бывшая свекровь. — Лена сама решила остаться. Это был ее выбор. Свадьбу мы сыграли по нашим осетинским обычаям в 95-м году. Валентина была вроде не против — но в душе не хотела, видно, она любимую сестренку за безногого инвалида отдавать…
— Дело не в этом. Просто я видела, что счастья молодым не будет, разные они слишком, — отвечает Валентина. — И оказалась права. На следующий же день после свадьбы сестра расплакалась: “Я поспешила”.
Беслан не Москва, где можно через неделю подать заявление о разводе, и никто слова не скажет. Здесь все друг друга знают, и репутация нередко идет впереди человека. Вышла замуж — терпи, пока не станет уж совсем невмоготу…
Через полтора года, в конце августа 1997-го, на свет появился маленький Борик Рубаев. Казалось, хоть он примирит враждующие семьи. Даже имя мальчику дали в честь деда по отцу — в Беслане все зовут Бекмурзу Борисом.
Но вскоре Лене пришлось выйти из декрета и сменить престижную работу: должность ее в банке сократили, денег катастрофически не хватало. Глава семьи, безногий Артур, не работал. Баба Лида Рубаева растила внуков от своего второго сына Казбека и помогала молодым не слишком много. С Бориком чаще всего оставалась Валентина. И на прививки с мальчишкой, и в ясли, и на молочную кухню — все она. Некоторые соседи даже были уверены, что малыш — Валин сын, поздний ребенок. Первое слово, которое произнес мальчик, было, конечно, “мама” — но сказал он его тоже тете Вале. Так он ее, кстати, и зовет до сих пор.
— Лена вынуждена была работать по 14 часов на водочном заводе, чтобы хоть как-то прокормить всех, — вздыхает Валентина Останий. — Дома она падала от усталости. А еще раньше, до развода, с работы когда придет, смотрит — а мужа нет. Он, оказывается, к маме пошел ночевать и нам даже не позвонил. И Лена целые ночи стоит на балконе. Ждет, когда муж вернется, — инвалид, мало ли что случится по дороге. Честно говоря, иногда Артур и выпивал…
— Я неплохо относилась к снохе, но все же скажу, что Лена позволяла себе лишнее, — уверена бывшая свекровь. — Однажды, правда уже после развода, к ней в гости даже пришел посторонний мужчина, сотрудник с работы, и она с ним разговаривала наедине. Такое поведение молодой женщины здесь не приветствуется. Но мне было очень жалко сына. Лену он любил.
“Даже стаканы, что стоят рядом в шкафу, иногда друг о друга бьются, будто ссорятся. Что уж говорить о муже и жене!” — гласит осетинская мудрость. В 99-м году Лена и Артур разошлись. Борик остался с матерью. Как говорят знакомые, именно Лена ушла от мужа.
“Ты еще вернешься и попросишь у сына и у меня прощения”, — будто бы сказала ей свекровь на прощание.
— Лена никогда бы так не сделала, — уверена Валентина. — Мы даже на алименты подавать не стали, вычеркнули этих людей из своей жизни.
На выходные, когда пацаненок подрос, отец забирал его в гости к бабушке и дедушке, поиграть с двоюродными братьями и сестрами.
“Я останусь со своей семьей…”
1 сентября 2004 года Борика провожали в самый первый класс мама и тетя Валя. Бабушка с дедушкой не смогли прийти, так как торопились на линейку в другую школу к другим внукам. Артур, купив на пенсию конфеты, цветы и шампанское, тоже отправился к сыну.
— Артур надеялся помириться с бывшей женой. Мы, Рубаевы, этого тоже хотели. Все же настал такой радостный день, их мальчик стал совсем большим, — волнуется Лидия Рубаева. — Как сейчас помню, утром 1 сентября Артур шел на костылях по двору вместе с соседкой-школьницей из нашего подъезда, 12-летней Альмой. “Дядя Артур, давайте я понесу пакет с подарками Борику. Вам, наверное, тяжело!” — предложила эта милая девочка. Так они и пошли вместе в эту проклятую школу. Вместе и не вернулись…
Когда боевики силком загоняли учеников в здание, один из террористов оттолкнул Артура: “Иди домой, инвалид. Ты нам здесь не нужен!” — “Я не могу уйти. У меня семья”, — еле удержался парень на единственной ноге. В толпе заложников Артур упорно искал глазами жену и сына. Искал и не находил. Первоклассников и их мам загнали в спортзал одними из первых.
— Мы сидели в самом конце зала, — вспоминает тетя Валя. — Маленький Борик прижимался все крепче ко мне и к Леночке. Мы ни о чем с сестрой не говорили, не вспоминали прошлое… Просто какая-то пустота в голове. На второй день я увидела, как в противоположном конце спортзала Артура ведут в туалет. Толкнула тихонько Лену: “Твой бывший тоже здесь!” — “Господи, зачем он пришел? — закусила губу она. — Только Борику не говори. Он так Артура любит, переживать будет”.
Больше Валентина зятя живым не видела. Час штурма она помнит плохо. Сверху что-то взорвалось, загремело, посыпалось... Казалось, наступил конец света. Боевики погнали оставшихся женщин и детей в столовую. Лену с Бориком тоже. Валентина идти не смогла. У нее отказали ноги. На четвереньках она доползла до комнатки, где хранился спортивный инвентарь, и замерла.
— О том, как умерла моя сестра, мне рассказала гораздо позже соседка Эльвира, — говорит Валентина. — В столовой террористы потребовали, чтобы матери поставили своих детей на подоконник, живым щитом — чтобы русские солдаты стреляли по малышам. А те махали ручками и кричали: “Не убивайте нас! Не убивайте!” Лена оттолкнула Борика и встала на окно сама… Я не знаю, кто в нее попал. Мы нашли ее на второй день в морге с пулей в сердце.
— Артур оказался в больнице. Он был в коме. Вся спина и руки в осколках, разбит висок. Мой сын умер, прямо в больничном коридоре, на носилках, — говорит Лидия Рубаева. — Я знала, что ему, инвалиду, не спастись в этом аду. Две бессонные ночи до штурма я молила только об одном: пусть выживут Борик и… Лена.
Удивительно, но первоклассник даже не был ранен. Детская психика не выдержала этого кошмара и просто отключилась. “Я заснул в туалете, когда ко мне подбежал какой-то дядя в форме и поднял на руки”, — позже рассказывал Борик.
Очнулся мальчик в больнице. Оттуда его забрала Татьяна Останий, младшая из сестер.
— Когда настал день похорон, мы попросили Валентину: “Не время враждовать. Давай положим Артура и Леночку в одной могиле, как положено”, — вспоминает Бекмурза Рубаев. — Но она даже говорить об этом не захотела. И похоронила сестру на другом конце кладбища.
— Я похоронила сестру в отдаленном уголке кладбища, только бы быть подальше от этой семьи, — поясняет Валентина. — Лена не была женой Артура уже целых пять лет. Почему же они должны лежать вместе?
Через неделю после освобождения бывшие заложники Борик с тетей Валей уехали на реабилитацию в Сочи. Вопрос о дальнейшей судьбе осиротевшего племянника Останий решила оставить до своего возвращения — не до того ей было. Но когда Валентина с мальчиком через месяц приехали в Беслан, то узнали, что дедушка Бекмурза уже оформил опекунство над внуком.
Любовь в квадрате
В конце прошлой осени по решению органов опеки Валентина Останий все же получила разрешение забирать племянника к себе. Но только на выходные. Это ее не удовлетворило. Они с сестрой Таней хотели Борика усыновить.
— Если бы Артур остался жив, то я бы и слова не сказала, отдала Борика отцу. Но ребенок пережил такую драму, в одночасье потерял маму и отца — и теперь его разлучают еще и с нами, самыми близкими ему людьми, — считает тетя Валя. — Мальчик страдает, как страдала его мать, когда вошла в семью Рубаевых. Он или молчит, или в пистолеты свои играет. Я считаю, что после такого кошмара Борику рано идти учиться, а баба Лида сразу же отдала его в первый класс другой школы. И сидела с ним все уроки за одной партой — вроде как надзирательница. Я боюсь, что Рубаевы сломают ребенку жизнь, если оставят его у себя.
— Я боюсь, что Валентина сломает мальчику жизнь, если оставит его у себя. Никто из моих старших внуков не был бездельником. Все учились на “четыре” и “пять”. И только Борик приносит из школы двойки, — поджимает губы Лидия Рубаева. — Но все же мы воспитаем его настоящим Рубаевым. Это наш долг перед погибшим сыном. А Валентина поступает незаконно. У нее ведь и свои дети есть, целых двое, и муж имеется — зачем ей наш мальчик? Но она все равно взяла внука и держит его где-то.
22 мая 2005 года Борик пошел “на краткосрочное свидание” к тете. Но обратно вечером он домой не вернулся. Так и не дождавшись внука, баба Лида вызвала милицию, и против бывшей заложницы Валентины Останий возбудили уголовное дело.
Впрочем, Валентина до сего дня спокойно живет себе в Беслане, и сажать ее в тюрьму пока никто не собирается. Как, собственно, и искать пропавшего мальчишку. Соседи утверждают, что недавно видели Борика с друзьями на улице.
Бабушка с дедушкой тоже прекрасно понимают, что тетя не сделает мальчику плохо, и не форсируют события. “Мы не хотим, чтобы Борика милиционеры отнимали у Валентины силой, — говорит дед. — Пусть лучше эта тетя одумается и приведет его обратно сама!”
Я звоню в дверь Останий на улице Лермонтова. Высокая женщина в черном платке жестом приглашает войти. Руки у нее трясутся, и говорить о пережитом Валентине, это сразу видно, очень трудно. “Теперь я буду преступница, да? А ведь всю жизнь боялась на красный свет дорогу перейти, — горько усмехается она. — Поймите, я обещала у гроба мертвой Лены, что не брошу Борика в беде, — и я выполняю свою клятву”.
— Скажите, а где сейчас Борик?
— Я отвезла его в село к родне, и в Беслан он пока не вернется. Даже если меня посадят…
Со всеми героями этой истории я беседовала по отдельности. Но такое впечатление, что они, находясь даже в разных местах, говорили хором, продолжая и заканчивая фразы друг за друга, рассуждали об одном и том же. Как мальчику у них будет прекрасно жить. Как станут они его любить и воспитывать.
Что же сам Борик? Каждому из любящих родственников при разговоре этот ребенок сказал именно то, что те и желали услышать: он хочет остаться у них. Но психологи предупредили: у мальчика развился очень сильный невроз на фоне тоски по матери. Подсознательно он тянется к родным теткам, которых ассоциирует с погибшей мамой. Но вполне вероятно, что в дальнейшем, если Борика не лечить, а только делить на части, его ждут большие проблемы. Он и так уже забывает слова и часто лепечет, как испуганный младенец. Прячется под кровать от малейшего шороха. При бабушке боится говорить о тете. При тете молчит о бабушке.
В Беслане отлично знают эту историю. И хотя у каждого здесь теперь своя беда — тут не до чужих несчастий, — но все же женщины почти безоговорочно поддерживают русскую Валентину с ее самоотверженной любовью к племяннику. Мужчины-осетины — дедушку Бекмурзу в его стремлении сохранить род Рубаевых.
Но есть и еще один щекотливый момент в этой семейной драме...
Город из грязи
Дело в том, что на счету Борика Рубаева лежит больше трех миллионов рублей. За каждого из погибших родителей ему перевели по миллиону. И еще перечислили деньги из добровольных пожертвований, средства на лечение. Правда, основную часть суммы Борик не сможет снять с книжки вплоть до своего совершеннолетия. Но в принципе сирота со счетом в банке наверняка привлекателен для приемных родителей.
— Мы почти уверены, что Валентина хочет присвоить нашего внука из-за этих проклятых миллионов, — говорят старики Рубаевы.
— Я почти уверена, что Рубаевы вспомнили о внуке, потому что он хорошо обеспечен, — говорит и тетя Валя. — Они не любили мою сестру Лену при жизни, и после ее смерти стараются нас очернить.
Обе стороны утверждают, что готовы хоть сейчас отказаться от денег в пользу кого угодно, хоть друг друга — лишь бы им разрешили взять мальчика. И каждая из сторон не верит в бескорыстие противника. Такая вот жизнь.
Мальчики стоимостью в миллионы…
Девочки стоимостью в миллионы…
Рубли есть — а мамы с папой нет. Такая арифметика.
“Будь прокляты те деньги, что мы получили за наших убитых детей, — восклицают сейчас в Беслане. — Лучше бы мы похоронили их, как раньше бывало, всем миром. И жили дальше. Бедные, но дружные. А так мы все тут уже перессорились и разругались. Кто больше компенсации получил, кто меньше. Кто сильно пострадал, а кому — “не повезло”. Кто в хорошую заграницу отдыхать полетел, а кто в обычные Сочи. Кому самая лучшая гуманитарка досталась. Будто все троянские дары специально сверху на нас свалили, чтобы отвлечь от горя, а на деле — разъединить осетин в это страшное время”.
Это только кажется, что любая большая трагедия высвечивает в людях самые лучшие их качества. Что они проявляют чудеса героизма, и милосердия, и самопожертвования. Проявляют, конечно, но только в первый момент.
А потом, когда боль утихает, тут же всплывают склоки и грязь. Они не тонут. Удивительно, но всего девять месяцев назад Беслан был очень чистым городом. А теперь здесь кучи мусора — словно везде идет строительство и ремонт.
Грязь на улицах. Грязь в душах.
— Мой 16-летний племянник-сирота ушел из дома, разругавшись с дядей, — рассказывает Альма, одна из пострадавших. — Он просто спросил своих опекунов со стороны отца: “Где мои деньги, что вам дали за убитую в школе маму?” В ответ мальчик получил пощечину. Теперь он живет один, а мы хотим подавать в суд, чтобы снять такое вот “выгодное” опекунство…
В городе до сих пор рассказывают историю о безутешном вдовце, который сочетался новым браком, даже не дожидаясь окончания сорокадневного траура. Он получил двухмиллионную компенсацию за смерть двух дочерей и едва не поимел деньги за погибшую первую жену. Только в последний момент положенный миллион рублей все же отдали ее матери.
И много таких историй.
И можно было бы о них промолчать — ведь никого они не красят. Но дело в том, что и сами люди не хотят теперь молчать.
Они очень устали. Устали молчать. Устали страдать. Устали ненавидеть. А любить им, получается, больше некого — все умерли.
На бесланском кладбище — воронье. И грозовое небо разделено поперек, как линия фронта. Вдалеке все черным-черно. Эта чернота быстро приближается — никуда от нее не деться.
Посетители кладбища видели здесь старика Рубаева. И всегда у двух могил, на разных концах погоста.
Пришел он и сегодня. Побыв у сына, почти побежал вперед, к бывшей снохе, стремясь успеть до начала грозы. И вдруг, словно натолкнувшись на невидимую стену, оставился. В это время на могилу Лены Останий как раз клала цветы ее младшая сестра Таня.
Старик помрачнел, развернулся и побрел прочь, неловко прижимая к груди четыре пурпурные розы.
P.S. Когда верстался этот материал, стало известно, что Верховный суд Северной Осетии присудил принудительно отобрать и вернуть ребенка Рубаевым. Валентина Останий готовится подать кассационную жалобу в Верховный суд России.
