— Это что, форель? — удивился Валерий Леонтьев, рассматривая лежащий на тарелке кусок рыбы, — а почему она красная?
— А потому, Валера, — ответили присутствующие за столом, — что ту форель, которую ты привык есть в Майами, выкармливают со специальными пищевыми добавками, которые и придают ей некую аристократическую бледность.
— Так я и в Ялте форель ел, — продолжала упорствовать звезда, — там она такая маленькая была — на тарелке целая рыбка умещалась.
— Маленькая форель — из речки.
— А эта откуда?
— А эта — с базара! Со “Славянского”…
Ежегодный фестиваль “Славянский базар”, который по традиции проходит в Витебске, начался для Валерия Леонтьева с форели, для жителей города — с гала-концерта, а для президента Белоруссии — с моста через речку.— Только не раздергивайте занавески, не шевелите их и в окна не выглядывайте, — умоляла нас дежурная по этажу в гостинице, — а то вокруг на крышах снайперы!
Жара в комнате при задернутых шторах и температуре на улице под 30 градусов достигала удушающих размеров, но перспектива неожиданно получить пулю в ни в чем не повинный лоб заставляла держаться подальше от пресловутых окон. И “повезло” же обрести номер с видом на Двину! Мост именно через эту реку открывал в минувшую пятницу под прикрытием снайперов Лукашенко.
Репортер “МК” попарилась немного и, придя к мнению, что президент справится и без нее, отправилась обедать туда, куда никого не пускали, — в гостиницу “Лучеса”, новый отель, только-только выстроенный с соблюдением всех норм евростандарта. Именно там, в апартаментах со встроенной кухней, с возможностью чистить обувь за 750 “зайчиков” (10 российских рублей), стирать одежду за 3800 и арендовать мотоцикл за чисто символическую плату в 1540 “косых”, и жил Валерий Леонтьев. Всех остальных участников гала-концерта — Газманова, Боярского, Гвердцители, Аллегрову и иже с ними “крышевал” отель попроще — “Эридан”.
— А это что? — продолжал между тем изучать поданный заказ “хедлайнер” “Славянского базара”. — М-м-м, одни орехи…
— А это, Валера, твой салат “Восторг” — короче, ешь и восторгайся.
— Вы закажите “Восторг”! — тут же от души посоветовал Леонтьев соседнему столику, только что облюбованному желающими покушать.
— Что, правда, вкусно? — заодно попалась на удочку и репортер “МК”.
— Не очень, — доверительным шепотом сообщил артист, — ну, не одному же мне мучиться! Кстати, где мои драники?
— Любите драники?
— Обожаю! Как только иду в отпуск, сразу ими обжираюсь.
— Что-то по вашей фигуре незаметно, что обжираетесь, скорее наоборот.
— Так это только первую половину отпуска, вторую-то — голодаю.
— А вареники любите? — поинтересовалась я, вспоминая нежный вкус почившего в бозе завтрака.
— Нет, вот вареники — нет. Но драники! Где мои драники? Нет, не несут.
— Как вам вообще фестиваль? — между разговором подворовывая рыжий перчик с тарелки звезды, поинтересовалась я.
— А ты помнишь, чтобы какой-нибудь последний фестиваль хоть кого-то открыл? Они же, фестивали, для того, чтобы новые звезды зажигались! И где эти звезды? Только не спрашивай, хотел бы я вновь побывать в шкуре конкурсанта — там, дрожь в коленках, адреналин в кровь...
— А хотели бы?
— Нет.
Время сначала капало секундами, затем потекло.
— Все, — вздохнул Леонтьев, — мне финалить гала-концерт, а в полвторого ночи работать сольник, так что я пошел.
— Не переживайте за драники! Я их хорошо спрячу! Я их съем... — как-то сама собой напросилась культовая фраза из мультика про “Кто сказал “мяу”.
На гала-концерт меня не пускали еще более решительно, чем в закрытый для простых смертных ресторан гостиницы. Оказывается, по моей аккредитации надо было приходить за два с половиной часа до появления в зале Лукашенко, а не через час после того, как он сказал свое приветственное слово. Так что перед неприступной охраной президента пришлось сильно попрыгать. Я попрыгала и прошла.
В зале чинно-благородно сидела нарядная публика. Черные костюмы мужчин на фоне еще более черной ночи и нарочито ярких вечерних платьев женщин как-то исподволь наводили на мысль, что в городе случается совсем немного светских событий. Пришел на концерт президент — пусть он и где-то там, в далекой ложе, — и вечер уже стал томным.
За кулисами, как луна по небу, вперемежку с журналистами бродили звезды. Олег Газманов галантно ухаживал за давней подругой Тамарой Гвердцители. Михаил Боярский сидел за столиком без женщины, но с пивом и смолил одну сигарету за другой. “Хорошо все-таки, что он без лошади, для бедного животного эта капля была бы последней”, — подумалось вашему репортеру. Неспешно прогуливалась по коридорам, милостиво улыбаясь окружающим, Анжелика Агурбаш. На ее левой руке, как на поводке, висел с блаженно-счастливым выражением лица “колбасный” король и муж по совместительству. Ирина Аллегрова дала было позволение фотокорреспондентам снять себя без грима, затем из-за чего-то разозлилась и всех из уборной выгнала. А Наталья Подольская — совсем наоборот: каждую минуту выпархивала в коридор и, обнаружив на себе очередные блики фотовспышек, кокетливо жмурилась: “Ах, вы меня сегодня как только не снимали!”
Наконец зазвучали финальные фанфары гала-концерта, плавно перешедшие в громогласный фейерверк, расцветивший все небо.
“Надо пойти набиться в гости к “хедлайнеру”, пока у него окно, рассказать про скворчащие в масле, серые, как кардинал, драники”, — подумала я и направилась к гримуборной, которая по здешним меркам единственная считается шикарной — половину крошечной комнаты занимает мягкий диван. А главное, она оборудована санузлом. Валерий Леонтьев был — “В зале прохладно, а на сцене от софитов жара, просто ужас!” — прямо из душа. Шикарная копна мокрых волос лежала приглушенными волнами.
— Ба, какой халатик! Весь в фауне! О, здесь черные леопарды, еще и жирафик есть! Как здоровско…
— Да он — старый, истертый, дырка на дырке, но люблю: не могу расстаться! Очень удобная в носке вещь.
— Понятно. Дырок не вижу, драники ваши спасла, а что в жизни нового? Помнится, когда я в последний раз звонила, вы сказали, что сидите на даче, на куче обрушившейся штукатурки, не можете найти ни полотенца, ни подушки и совершенно не представляете, где будете спать. Закончили наконец ремонт?
— Слава богу, да! И на даче, и в квартире. Только что толку? Примчался, побегал два дня с вазами и опять на гастроли.
— Что-нибудь этакое себе напридумывали?
— Да нет. На даче просто все сделал как надо. Я ведь ее еще в советские времена строил по принципу “чего достал”. А теперь окна поставил нормальные, полы перестелил, всякую там отделку, декор поменял.
— А в квартире?
— Сделал второй этаж.
— То есть купили еще и квартиру сверху?
— Ну да.
— И что там у вас теперь — фонтан какой-нибудь?
— Зачем мне фонтан? Да нет, никаких излишеств. Я там вторую спальню сделал — теперь, если кто из гостей ночевать останется, можно будет хоть положить его по-человечески. Потом кабинет еще оборудовал.
— Что еще в жизни поменяли?
— М-м-м… Хотел сказать “мировоззрение”, но нет, пока рано.
— Вам Путин на этой неделе, насколько я знаю, орден хочет вручить “За заслуги перед Отечеством”, а у вас в это время концерты в Паланге. Как будете выворачиваться? Президента кинете или зрителей?
— Нет, нет, никого. Все продумано.
— Зафрахтуете одноместный самолет, сгоняете на один вечер в Кремль, а затем назад — в Палангу?
— Ну... только не одноместный, а пятиместный.
— Ясно. Валерий Яковлевич, а зачем вам орден? Соглашайтесь на медаль!
— Не-е-е-т, пусть будет орден!
— Надеетесь в общественном транспорте бесплатно ездить?
— Ой, про льготы я как-то и не спросил.
— Признайтесь, когда узнали про награду, про то, что президент лично в кремлевские палаты зовет на награждение, что-то в груди дрогнуло?
— Ну, конечно, приятно, когда замечают! Тем более на правительственном уровне. К тому же в прежние годы я не был обласкан властью. Кстати, первой моей наградой был значок “Отличник культурной работы на селе”, я его в 73-м году получил.
— Ничего себе! Бережете?
— Даже и не знаю — при этой моей цыганской жизни кочевой вряд ли и сохранился.
— У вас наконец-то в сентябре сольные концерты в Москве состоятся. Столько лет не было в столице ваших сольников, и всего-то три выступления планируется...
— Действительно, три года не давал концертов. Надо было делать новые декорации, оформление.
— Теперь аншлаг будет страшный. Желающие “Россию” снесут!
— Не знаю. Уже подзабыли меня, наверное.
— Не кокетничайте, пожалуйста. Лучше расскажите, чем порадуете…
— Практически 80 процентов старых песен уже не работают, время-то идет, приходится их менять. Так что для москвичей это будет совсем новая программа.
Слово за слово, а зрители тем временем текли в зал, заполняя его до отказа и выплескиваясь на те места, которые были отведены для прессы. Охрана заплескивала их обратно.
К началу выступления на концертной площадке не то что яблоку — семечку упасть было негде, и это при том, что в последние годы редко кто из артистов собирает хотя бы две трети зала. И “хедлайнер” не обманул ожидания публики: завел с полоборота и держал до конца. Люди подпевали, подтанцовывали, кричали от восторга, а когда звезда перемещалась работать со сцены в зал, у носящихся следом охранников тут же становились потными спины и подмышки. На сцене на глазах росла оранжерея.
— Осторожно, тут рельсы! Не упадите! — без отрыва взывал Леонтьев к пялящимся на него и оттого забывающим смотреть под ноги женщинам, бегущим с цветами. Артист имел в виду самые что ни на есть настоящие рельсы, по которым во время гала-концерта двигалась мощная камера. Звезда, забирая флористику, тянулась как можно дальше, страхуя поклонниц, и эта любезность, конечно же, не осталась безнаказанной. Уже под конец концерта одна из фанаток — дама, чей вес на глаз равнялся прожитым годам, составляя вкупе весьма немалое число, — передавая цветы, вдруг вцепилась в артиста и начала изо всех мыслимых сил тянуть его к себе. У Леонтьева был богатый выбор: поддаться натиску и рухнуть вниз на фанатку и одновременно на те самые рельсы либо упасть плашмя на сцену и попытаться перетянуть женщину к себе. Пока чаша весов попеременно колебалась то в одну, то в другую сторону, к двум охранникам, которые оказались бессильными в своих попытках оторвать намертво впившуюся даму, добавился третий, и бедную влюбленную наконец оторвали от объекта. Измятый, перепачканный губной помадой “хедлайнер” как ни в чем не бывало продолжил выступление.
Рассвело. Часы показали пять утра. Сказав последнее “прости” зрителям и пофотографировавшись с теми, кто дождался у служебного подъезда, умчался на машине догонять поезд на Москву Валерий Леонтьев. Еще раньше, также машиной, отбыла Ирина Аллегрова. Остальные артисты, занятые в концертах в последующие дни, отправились в гостиницы — отсыпаться и трезветь. Народ продолжал гулять по перекрытой для автомобильного движения центральной улице. “Эх, курс валют-то как упал, специально ведь опустили”, — сокрушался у витрины банка какой-то старичок. У участников фестиваля проблем с финансами не наблюдалось: “васильки” — специально выпущенные ради “Славянского базара” деньги — сгибались под “зайчиками”, те, в свою очередь, похрустывали “под капустой”. Продолжался новый день.
