Пожилая дачница, облившая подол своего платья бензином, сорвала в середине июля вторую попытку снести незаконные коттеджи в поселке Екатерининские Валы. Во избежание беспрецедентного “коттеджного суицида” судебные приставы предпочли ретироваться. Но обещали вернуться.
Общество между тем разделилось. Одни жалеют собственников “неправильных коттеджей”. Дескать, власти нашли козлов отпущения и устраивают им показательную порку. Другим, наоборот, жалко государство. Которое много месяцев подряд не в состоянии исполнить решение суда и забрать свою землю у частников.
Ну а как с подобными “загогулинами” справляются в других странах? Корреспонденты “МК” изучили международный опыт и узнали массу интересного.
В Подмосковье снова заговорили о сносе коттеджей в водоохранных зонах. А может, не надо делать из воды культа? Может, все эти ограничения на строительство по берегам водоемов — отрыжка советского времени, когда партия и преданные ей органы только и делали, что устраивали, где им заблагорассудится, всевозможные запретные зоны? Туда нельзя, сюда нельзя... А вон в Америке, говорят, на озере Рич берега застроены виллами и замками — и ничего. Хотя озеро то — аккурат на территории заповедника.
С проблемой прихватизации заповедных земель американцы, кстати, столкнулись самыми первыми. Не потому, что нация авантюристов и ловкачей, для которых нет ничего дороже чистогана, а потому, что именно в США появились первые в мире заповедники.
Конституционные болота
Адирондак-парк, на территории которого находится озеро Рич, — национальный природный парк, созданный законом штата Нью-Йорк. Заповедник занимает примерно 20% территории штата (при этом сам штат размером с Грецию). Расположен заповедник к северу от города Нью-Йорк и по своему значению напоминает северное и восточное Подмосковье. Чуть ли не треть территории Адирондака занимают болота, среди которых берут начало реки, питающие многочисленные озера. А из озер, в свою очередь, происходит водоснабжение Нью-Йорка и соседних штатов.
Так вот, даже после присвоения территории статуса национального парка воротилы бизнеса и члены правительства, используя лазейки в законе, растаскивали заповедную землю направо и налево. (Это вам ничего не напоминает?) Чтобы остановить беспредел, нью-йоркцам пришлось принимать специальную поправку к Конституции штата. И только так (а Конституция — понятие для американцев почти святое) удалось остановить грабеж. Поправка навсегда запретила не только торговлю землей заповедника, но и вообще какую-либо коммерческую деятельность на ней.
Остается добавить, что Адирондак-парк был основан в 1885 году, и все описанные события происходили в позапрошлом веке. Так что в деле защиты заповедных земель мы отстали от Америки как минимум на век.
Адирондак — заповедник для США нетипичный. В отличие от большинства других, которые организовывались на свободной от поселений территории, эта местность стала заповедной, когда на ней уже были частные владения. В том числе и те участки по берегам озера Рич, где стоят шикарные виллы. Но вилла на берегу по здешним законам вовсе не означает, что к берегу в этом месте не может причалить на своей лодке каждый желающий. Есть и еще одна для российского сознания аномалия: соотношение между частной и государственной землей на территории заповедника постоянно меняется в пользу последней! Не олигархи отщипывают по гектару-другому в экологически чистом уголке, а штат тратит каждый год по 20 млн. долларов на выкуп земли у частников.
Куплю запретную зону
В московском НИИВодгео разрабатывали проект 1-го пояса зоны санитарной охраны Москворецкого источника водоснабжения, в связи с чем по максимуму изучили зарубежный опыт.
— Мировая практика защиты источников питьевого водоснабжения давно пришла к выводу, что в бассейне источника проживание людей должно быть запрещено, — говорит руководитель проекта Алла Гриченко. — Если площадь этого бассейна слишком велика, то запрет должен распространяться хотя бы на ту часть, которая находится поблизости от места водозабора.
В США запретная территория обычно выкупается в собственность водопроводной компанией или муниципалитетом. Вот несколько примеров из американской действительности.
Нью-Йорк питается водой главным образом из системы громадных водохранилищ. Вокруг водохранилищ и их притоков городом приобретена в собственность для целей санитарной охраны полоса земли. Средняя ширина которой для трех водохранилищ составляет 435, 210 и 203 м. А общая площадь приобретенной земли равна 8837,6 га.
В Сан-Франциско, который тоже снабжается из запрудных водохранилищ, бассейн питания водохранилищ имеет площадь 9200 га, и он полностью приобретен в собственность водопровода. Доступ в бассейн питания запрещен.
Аналогичная ситуация в Провидэнсе (средняя ширина защитной полосы — около 700 м), Сан-Хосе и Портленде. В последнем водозабор производится из озера Себаго. Рядом с местом водозабора — два острова, на которых было много дач простых американцев. Эти острова и значительную часть береговой полосы выкупила водопроводная компания. После чего дачи снесли, компенсировав собственникам ущерб.
У нас же Мосводоканал не только не владеет берегами своих водохранилищ, но и решением Мособлдумы 1997 года исключен из списка организаций, с которыми согласовывается землеотвод на этих берегах. Соответственно, не имеет права влиять на землепользователей и требовать от них выполнения водоохранных мероприятий. Но — парадокс! — при этом несет всю ответственность за санитарную охрану источника водоснабжения.
Греческая трагедия
Продолжим, однако, экскурс по странам и континентам. Как обстоит дело в Германии, можно увидеть на примере отдельных федеральных земель. К примеру, в провинции Северный Рейн—Вестфалия в заповедниках или водоохранных зонах строительство запрещено. Единственное, что допускается законом, так это незначительная перестройка уже находящихся в охраняемой зоне зданий и сооружений.
В городе Хамельн в провинции Нижняя Саксония в охраняемых природных зонах запрещены даже изменения почвенного ландшафта — рытье траншей, канав и рвов. Вблизи водоохранных территорий запрещается вырубка леса, а также находящихся за его пределами деревьев и растений. Запрещается изменять или же уничтожать любые водоемы — от ручьев до озер и прудов.
В Греции не только все есть, но и все практически, как у нас. По крайней мере в том, что касается незаконного строительства. Законов много, и один строже другого: строить нельзя ближе 50 метров от береговой черты, в лесных массивах, возле античных раскопок и т.д. и т.п. Однако десятки, если даже не сотни тысяч особняков построены там, где это запрещено.
Почему? У греков культ собственного дома, и как только страна стала богатеть, все бросились строить себе дома. Но земля в разрешенных для застройки районах очень дорога, а там, где такого разрешения нет, намного дешевле. Там и начинали по-быстрому строить, надеясь легализовать жилье позднее.
Незаконные виллы положено сносить бульдозерами, и иногда это и впрямь начинают делать. Тоже с большой помпой и привлечением телевидения. Но тут же против бульдозеров собирается толпа с детьми и плакатами, люди бросаются под машины, и власти отступают.
Порой страсти вокруг незаконного строительства оборачиваются трагедиями. Так, в прошлом году покончила с собой, бросившись со скалы, служащая минфина Рубини Статеа. Она ведала вопросами сноса незаконно построенных вилл. Перед смертью чиновница вынесла два странных постановления: одно запрещало снос вилл, а другим она вновь разрешала снос тех же домов. Первое базировалось на постановлении суда 27-летней давности, а второе — на распоряжении министерства охраны окружающей среды, сделанном пять лет назад. Вспыхнул страшный скандал. Даму заподозрили в получении взяток, и в отчаянии она свела счеты с жизнью.
Мир — хижинам, война — заборам
В российской практике водоохраны используется несколько похожих по звучанию понятий. Собственно водоохранная зона — это полоса вдоль берега любого водоема, шириной обычно до 500 м, где регулируется хозяйственная деятельность. Прибрежная защитная полоса (ПЗП) — до 100—150 метров, где запрещено капитальное строительство. И, наконец, бечевник — до 20 метров — зона для свободного прохода по берегу всех желающих. Если из водоема осуществляется забор питьевой воды, то на нем организуются еще и зоны санитарной охраны (ЗСО). Различают три пояса ЗСО. Первый — самый строгий. В нем запрещена любая деятельность, кроме собственно водозабора. Первый пояс ЗСО соответствует тем территориям, которые в США и других странах выкупаются водопроводными компаниями и городами.
В 1936 году, когда заполнили первое из Москворецких водохранилищ — Истринское, строгая санитарная зона распространялась на 150 м от уреза воды и в некоторых местах была обнесена колючей проволокой. Сегодня это самые лакомые земли, сплошь застроенные коттеджами.
Мы попросили прокомментировать ситуацию человека, которого сами водники называют патриархом, знающим о воде и водной политике все. В 90-е годы Николай Николаевич Михеев был замминистра водных ресурсов РФ.
— Если нанести на территорию водоохранные зоны, то в них попадет 70% населения и 70% промышленности, — говорит Михеев. — Люди всегда стремились к воде и жили на воде. В водоохранных зонах, я считаю, строить можно. Задача — остановить загрязнение. Сбросы надо находить и жестоко подавлять.
Второе. По Конституции, каждый человек имеет право пройти вдоль реки, искупаться, половить удочкой рыбу. Поэтому прибрежная полоса (ПЗП) ни в коем случае не подлежит застройке, тем более заборами до уреза воды. Во всем мире даже на частных территориях гражданин имеет право пройти к реке. В ФРГ есть частные леса, но каждый может там гулять, собирать грибы и цветочки, готовить в определенных местах шашлык.
В ПЗП надо проявлять жесткость — заборов, закрывающих доступ к реке, быть не должно. Хотя бы по технологическим мотивам: подъезд к воде нужен транспортникам для установки навигационных знаков, спасателям — для ликвидации аварий и т.д. Но главное: отлучить людей от воды — это значит накалить социальную обстановку. Рано или поздно будет ведь ответная реакция: начнут поджигать, разрушать, загрязнять. Во всем мире не доводят понятие “частное” до абсурда. То, что творится у нас, — это абсурд и трагедия.
(Использованы материалы собкоров “МК” Владимира Малышева (Греция), Александра Павлова (ФРГ), а также радио “Свобода”.)
