Многочисленные завистники из коварного шоу-бизнеса, кусая локти по поводу коммерческих успехов “Уматурман”, делали злобные прогнозы: доживет ли этот бардовский рок до второго альбома? Или дебют сверхуспешной группы — пластинка “В городе N”, — сняв все сливки и пенки, разойдясь рекордными тиражами, отжала все, что можно, и слушательский интерес к двум братьям все-таки упадет?
В преддверии гигантского сольника Кристовских и Ко в “Олимпийском” (19 ноября), в который приглашен эшелон самых неожиданных спецгостей, который наполнится спецдекорациями и спецконцептом и — главное — который станет одновременно и премьерой новой пластинки “А может, это сон?”, “Мегахаус” был эксклюзивно ознакомлен с большей частью свежего песенного багажа. В альбоме будет аж 17 песен (новое творчество несется из Вована Кристовского, как из какой-то прорвы, — не остановить). Среди них чего только нет: и тебе регги, и электронные навороты, и бередящие душу мелодичные баллады, разумеется. Поскольку до ума доводится пластинка под надзором крайне прогрессивных сил (утонченного саундпродюсера Евгения Курицына, в частности) — надо полагать, на прилавки скоро ляжет вовсе не “интеллигентная шансонщина”, в которой упрекали “Уматурман” временами, а нечто очень модное, хотя и разностороннее.
— Ну что, меняете имидж в сторону примодненности и последних достижений музпрогресса?
— Другого имиджа у нас не может быть — потому что у нас никакого имиджа в принципе никогда не было.
— Ну вот, допустим, новая вещица “Скажи” — прямо-таки какая-то Jazzanova по-русски…
— Джазанова-босанова… Ну так это очень даже в нашем духе. У нас и “Прасковья” ведь — босанова. Да и вообще: какую песню ни возьми — неплохо бы звучала в босанове…
— Любимый стиль, что ли?
— Прикольный очень.
— А что сказал бы на это Олег Митяев?
— А при чем здесь Олег Митяев?
— Ну вот тебе, Вован, сейчас по телефону позвонили, приглашали куда-то на день рождения, а ты ответил: “Если бы у Олега Митяева был юбилей — я бы знал, что за слова ему сказать, а так — не знаю…” Значит, Митяев для тебя — величина…
— Я люблю его песни очень. И пою их для себя просто под гитару. Очень много песен его знаю наизусть — могу даже отыграть целый концерт за Митяева.
— Да вас даже путали с Митяевым-то, было дело…
— Ну да, про “Проститься” говорили, что похоже…
— Да-а-а, могли бы обмениваться даже песнями. Ты вот ему, кстати, ничего не хотел бы написать?
— Он себе, слава богу, и сам может столько всего понаписать!
— А вот Жанне Агузаровой с чего это ты решил написать? У нее же тоже своих тараканов полно в голове.
— А ей ничего специально не писал, просто была у меня песня в загашнике. У меня вообще есть женские песни, не так уж много, но есть. Вот одну передали Агузаровой, и ей понравилось.
— Ну не очень я представляю Жанну Агузарову в каких-нибудь люминесцирующих ботах и лайкровой фуражке, исполняющую вашу задушевную сердечность…
— Это почему? Что у тебя за представление такое странное о нашей музыке?!
— Не о ваших песнях, а о репертуаре Жанны Агузаровой. У нее же все такое вычурное, запредельно-электронное, андеграунд, короче…
— Ну, я не знаю, как она в конечном варианте все это запишет. Пока — процесс совместных репетиций у нас.
— А песня-то смешная?
— Нет, вполне трагическая, от женского лица.
— А как это ты от женского лица ухитряешься сочинять? Вот как Максим Фадеев для Глюкозы или для Юли Савичевой это делает — мне представляется отчетливо, а вот как тебя плющит в этом смысле…
— Да у меня точно так же происходит, как у Фадеева. Я когда-то сел и стал писать для “Тату” — ну чтоб в их стиле получилось: “Нас не догонят, нас не догонят”. Несколько штуковин таких понаписал и поехал к этому, как его, Ване Шаповалову. Чтобы он их у меня купил. Возьми, говорю, хоть чего-нибудь, мне же жить на что-то надо. Он обещал подумать. Но это давно было. Я же в Москву пробиться пытался не один раз.
— Это ты через “Тату”, значит, планировал в шоу-бизнес попасть?
— Блин, да мне плевать было, через кого там. Мне надо было денег заработать. И я кому только песен не предлагал: и “Шиншиллам” каким-то, еще кому-то… Взяла Любовь Успенская и Анита Цой. Но какая судьба у этих песен — я не знаю.
— Но суперхитами, видимо, не стали. И, значит, Агузаровой ты отдал что-то из неспетого “Тату”?
— Нет, эту песню я мечтал, чтоб спела Пугачева. Филипп ей показывал, но не подошла. Слишком, мол, молодежная, а она уже — взрослая женщина.
— Это вы и с Киркоровым уже контакты наладили?
— А как же! Со всеми! Киркоров спрашивал, нет ли у нас для Стоцкой чего. Я же свои женские песни готов хоть куда отдавать — лишь бы народ их услышал. Песни очень хорошие, а некоторые — так просто гениальные. Допустим, та, что мы с Агузаровой репетируем, так мне нравится, что если б не женская суть ее — сам бы пел непременно.
— А чем женскость песни отличается от неженскости?
— Тем, что от женского лица поется.
— А ты, когда такое пишешь, в образе Пугачевой себя представляешь, что ли?
— Я просто думаю, как бы вела себя женщина там-то и там-то. Ну, в женской психологии разбираюсь — могу и пофантазировать.
— У вас же в новом альбоме будет песня “Ума Турман-2”…
— Ага. У нас было много идей — как вторую часть изобразить. В общем, решили сделать такой сериал: в каждый альбом вставлять песню, где будут развиваться отношения Вовы и Умы. Так же раньше никто не делал. В третьей пластинке, наверное, Вова поедет-таки в Америку. А здесь — он денег-то не накопил (“Вот бабла накоплю и к тебе долечу, доплыву, доеду; рядом с тобой поселюсь — ты будешь рада такому соседу!”) и пишет ей письмо. Давай, Ума, приезжай сюда, рассказывает, как здесь у нас здорово.
— Слушайте, такое было отличное первое название для альбома: “Все будет хорошо”. Такое светлое, широкое, позитивное. Зачем решили заменить-то?
— Потому что у Верки Сердючки уже было “Все будет хорошо”.
— Хм, “А может, это сон?” — каким-то сомнением в происходящем звучит. Как будто вам не верится в то, что с вами происходит, во всю эту оголтело-окрутелую звездную реальность.
— Это правда. Мы вот частенько сидим и рассуждаем: ну представляешь, блин, неужели это все с нами случилось!
— Кстати, а как там ваша заграничная история — выпуск синглов, намечавшийся во Франции, и все такое?
— Ну, мы были там проездом: в Ниццу прилетели, чтобы потом в Монте-Карло поехать. В декабре вроде там “Прасковья” по радио начнет крутиться. Вот для заграничного контракта и название сменили — “UMA2RMAH” пишемся.
— “Уматурмах” по-европейски вы звучите!
— Не, по-французски вроде “2” как “д” читается.
— “Умадрмах”, что ли?
— “Умадерма” вроде бы… Ха-ха… Забавно.
Приятно иметь дело с музыкантами с хорошим чувством юмора.
