Завьялова в сборной — с 1992 года. Можете себе представить, сколько снега за это время она раскидала палками и утрамбовала лыжами? А сколько нервных клеток потратила? Своих и наших? Говорит — не плакса я, дипломат, зависимость отвергаю и на своем пытаюсь настоять. Умеет отключаться от чувства жалости к себе. Любит дочку и мужа, еще — свекровь. Категорически не хочет вышивать или вязать на сборах, зато очень хочет в своей карьере заполучить наконец олимпийскую медаль. Когда Оля стала чемпионкой мира, то с мужем Андреем выкатила тренеру в подарок эксклюзивное кресло. С благодарностью и весьма коварно — сиди, мол, и думай, как покорить Турин…
- Оля, признайтесь, так у вас весь дом заставлен эксклюзивной мебелью? От производителя, то есть от мужа?
— Да что вы! Это же настоящее искусство, оно стоит больших денег. К тому же неудобно — у Андрея работает целая бригада, он сам уже не режет по дереву, хотя все умеет.
— Но заказать-то можете? Например: сделай мне, мол, милый, эксклюзивную шкатулочку под… олимпийскую медаль?
— А милый скажет — сначала медаль заработай, потом шкатулка! Нет, если его что-то попросить, он, конечно, сделает, но очень долго ждать придется.
— Ленивый, что ли?
— Да что вы! Много заказов, на домашнее времени совсем нет. А работа очень тяжелая и требует сил.
— Тогда поговорим о вашей работе: иногда смотришь, как вы, простите, прете в гору, и думаешь — это что же за силы-то такие лошадиные? Где берете?
— Берем. Ролики летом, имитация лыжных гонок. Вы когда-нибудь в крутой подъем с палками бегали в кроссовках? Может, со стороны кому-то кажется и смешным, но это считается самой тяжелой работой. Да, поверьте, в любом виде спорта пашут как лошади. У нас просто более жесткие климатические условия. А в плане объемов — мы уже привыкшие. Каждый день длительные тренировки, например, на роллерах — по четыре часа. И кроссы тоже по четыре часа.
— Нет, это обычному человеку не понять. Перейдем на язык приземленный: вот сколько раз вы, чемпионка мира, подтянуться можете?
— Ну, раз десять я подтянусь. Может быть, и больше. Даже и не знаю…
— И что — прямо жить без них не можете? Я лыжи имею в виду.
— Да это же болото, знаете, трясина ведь затягивает, и — куда деваться? Моя трясина — снег, лыжня. Иногда бывает так тяжело, и думаешь: а на фиг мне все это надо? Даже когда в гонке бежишь иногда, и — не в форме… “Все, надо с этим заканчивать…” Бывало, что и собиралась завязывать, но ничего не получалось. Один раз мне муж пришел на помощь, Андрей, сказал: “Нет. Хватит нюни разводить! Мне не удалось, — он сам бывший лыжник, — так хочу, чтобы жена что-то показала”. И еще сказал: “Для России надо же что-то сделать!”
— Как грамотно! Проняло?
— Еще бы! Да он всегда мне помогает. Семья есть семья. Когда приезжаю со сборов, он бросает работу, начинает моими проблемами заниматься. У него папа был тренером, поэтому Андрей все изнутри знает, чувствует.
— Так, может, менеджером судьба его назначит? А эксклюзив деревянный — после Игр?
— Нет уж, пускай своим делом занимается, потому что, когда человек все время рядом, это тоже утомляет. Иногда со сборов приезжаю, едем в зал, например, тренироваться, он начинает: делай так, делай этак! Я от этого устаю безумно: “Слава Богу, что ты не мой тренер!”
— Как вы можете свою карьеру охарактеризовать?
— Э-э-э… Долгоиграющая. Почему и хочется что-то сделать существенное. Скоро уже заканчивать, а высшего успеха не было — было “золото” чемпионата мира, но хочется и Олимпиаду выиграть. Я же с 18 лет в юниорах и с 20 уже в основной команде. А прогресс начался лишь со сменой тренера, когда в Москву переехала, то есть в этом веке только.
— А вы же питерская… Вы как говорите: “семь” или “сем”?
— Нет, я говорю “семь”, а наши питерцы еще говорят “булка хлеба” и “поребрик” — бордюр. Да, я родилась в Питере. Такая простая девочка была, бегала хуже всех на соревнованиях в школе, не знаю, чего там первый тренер углядел, пригласил в секцию. Поначалу всем проигрывала, года только через три стало из меня что-то получаться.
— А в сборной чего не хватало?
— Везения, наверное, все-таки. И в какой-то степени методика тренировок не та была. Раньше я тренировалась у Грушина, когда только в сборную попала, но так много лидеров у него было... Мы, молодые, сами как-то карабкались. Но, видимо, копила тогда багаж, выносливость. Потом родила ребенка, вернулась, опять все как-то непонятно было. И когда оказалась у Андрея Бояринова, надежда на большой успех уже начинала пропадать: вкалываешь, вкалываешь… К новому тренеру шла осторожно, без веры. И вдруг он говорит: “Ты должна быть лидером”. — “Да вы что!” — “Нет, должна!” Сразу направил мои лыжи в сторону пьедестала. Потом результат пошел…
— Когда на чемпионате мира-2003 после наших скандалов на Играх вы неожиданно для всех выиграли гонку на 30 километров, огромную бутылку тренеру поставили?
— Не только бутылку. Мы с мужем ему кресло подарили. Бояринов очень рад был.
— А искренне ему сначала не поверили?
— Да, действительно, не верила, на себя надеялась немного, но… А тренер мне все время твердил и твердил одно: выигрывай!
— Безудержный оптимизм вам вообще присущ?
— Вообще — да. И если бы с лыжами не получилось, я бы чего-нибудь нашла в жизни, не пропала. Из-за одного только всегда переживаю: дочке семь лет, маму не видит. Я уезжаю, она плачет… Ничего, немного осталось. Надо терпеть и отключаться от чувства жалости к себе — как на дистанции. Иногда болельщики говорят: “Ты видела, я кричал?” Какое там видела! Когда масс-старты идут — думаешь, где сработать правильно, на каком подъеме уйти, в толпе как правильно идти, чтобы не накушаться раньше времени. Рывок финишный — где сделать? А ведь соперницы могут подрезать, еще как-нибудь сбить с пути, надо аккуратно идти. И когда индивидуально бежишь, тоже тактику разрабатываешь: как этот подъем сработать, другой. Так что отключаешься полностью, и мысли одни: давай, работай! И еще — потерпи!
— Когда проигрываешь совсем чуть-чуть, обидно?
— Конечно. А представьте, когда постоянно проигрываешь? Вообще ужас. Вот я начинала прошлый сезон с сороковых мест. Я никогда такие места не занимала. Терпела сквозь не знаю что. Это не слезы были уже и не нервы даже. Постоянно думаешь: почему не получается? Даже тренер в недоумении был, как-то говорит мне: “Оль, что с тобой?” Расплакалась, и все.
— А вы плакса?
— Нет, редко плачу, но так обидно было. Когда много проигрываешь — привыкаешь, а когда хорошо бегаешь и — бац! — не получилось, тогда вот…
— А когда тебя обвиняют в допинге? В прошлом году чешский тренер позволил себе прямо заявить перед чемпионатом мира: “Посмотрите на эти выступающие скулы — больше мне ничего не надо видеть. Русские делают это постоянно, исчезают на пять недель, две недели что-то принимают, а потом пытаются это скрыть”. До вас быстро эти слова дошли?
— Очень.
— Не хотелось, извините, в морду дать?
— Первый порыв, может, и был: а-а-а, раз ты так сказал! А потом — бог ему судья, чего свои нервы-то портить, пусть чего хочет, то и говорит.
— Встречались?
— Ну как, подошел, поздоровался. Я один раз тоже по инерции поздоровалась, потом думаю: не хочу и не буду…
— Сборная стартует на Олимпийских играх, практически спустившись с гор, — у вас с ними какие отношения?
— Нормальные, просто Цахкадзор такое место, высота 2 тысячи, там чувствуешь себя очень тяжело, на такой высоте запрещено соревноваться. А мы там проводим отбор. И это, мне кажется, здорово выхлестывает и силы, и эмоционально. В прошлом году я пробежала там все три старта, и это так ударило по организму, что сил хватило потом только на один этап Кубка мира и на шестое место на чемпионате мира. Сама, конечно, виновата, не надо было так стараться. Но такая система отбора в сборной — вроде бы в Цахкадзоре отобрался, приезжаем на этап, опять какой-то отбор заново. Получается — тренеры себя сами закапывают и закапывают спортсменов вместе с медалями, я бы сказала. Не личные тренеры, руководство. Тренеры-то разделились. Есть те, которые против стартов в горах, а есть — сторонники.
— Не смущает, что в вашем виде спорта лишние эмоции верхов часто мешают спокойной подготовке?
— На самом деле среди спортсменов у нас нормальные отношения. Возня идет среди тренерского состава. Обилие тренеров приводит к столкновению мнений. Раньше как было? Один тренер в сборной — у женщин, один у мужиков, никто не соперничал. Когда команды соревнуются, это, конечно, хорошо, но надо соперничать на соревнованиях, а не на сборах.
— Когда в подготовке к старту принимают участие несколько человек, очень большой соблазн, наверное, в случае неудач найти виноватого? Например, обругать сервисменов, которые готовят лыжи к гонке…
— Я думаю, только далекий от спорта человек может так поступить. Бывает, что они не попадают в мазь вовсе — погода тяжелая, очень трудно угадать, но срываться?.. Для меня примером всегда была Раиса Сметанина, про нее говорили: ищет причину только в себе. И действительно — чего в другом-то искать? Был случай у нас: вроде намазались, все нормально, а 15 минут прошло, температура воздуха повысилась. Начинаем гонку — мазь не держит на подъемах, благо пологие подъемы, можно было зайти не толкаясь, на одних руках. Едем по дистанции, с девчонками переговариваемся: “Блин, что за лыжи сегодня, совсем не держат!” — “Ага!” Потом с “классики” на “конек” перешли, уже нормально. Со спуска — идеально шли, всех наказывали. Значит, тут минус, тут плюс, а после гонки сервисмены спрашивают: “Ну, как?” — “Да вы сами видели!” И что сказать?
— Все вроде готовят одинаково, а лыжи едут по-разному.
— Они смешивают смазки, ищут оптимальный вариант. И за много часов до старта начинают работать. Вы не представляете, сколько у них там баночек, и из всех этих вариантов надо найти счастливую смазку.
— А если стартовать пора, а смазка не найдена?
— Такого не бывает. Если они сомневаются, то всегда две пары лыж готовят и проверяют непосредственно перед стартом — на нас. Ты уже сам выбираешь.
— Так ведь и закопаться можно...
— Ничего, не разгильдяйничаем. За полтора часа приезжаем на старт и все успеваем.
— Кого бы вы из соперниц с радостью проводили в декретный отпуск? Иди уже, мол, отсюда, не мельтеши, делом займись.
— Они скажут: ага, сама иди! Но вот за Марит Бьорген бы порадовалась... Ой, неплохо было бы!
— И правда, пусть она будет норвежской матерью-героиней. А вы свою жизнь совсем без лыж представляете?
— Первый год — еще может быть, потом — нет. Не знаю, чем можно заняться.
— Ну, например, на лыжах побегать. Или думаете — в чулане будут стоять?
— Не знаю, говорят, многие, уходя, вообще отрезают от себя спорт, всякая охота пропадает.
— А беговой инстинкт? Вы же охотница за километрами.
— Не знаю, как там насчет инстинкта, но мне муж сказал: “Ты все равно будешь бегать! Спорт не бросишь”.
— Это пугает? Или наоборот — боитесь отсутствия большого спорта в большой жизни?
— Да ничего не пугает. Все равно же это когда-то будет — жизнь без лыж. Без красоты этой снежной, в которой мы соревнуемся. Вообще я себе сказала: будет удачный олимпийский год, задержусь еще. Нет — заканчиваю. Хочу еще ребенка родить. А потом, восстанавливаться очень тяжело. Да и летняя подготовка дается все тяжелее, колени вон болят — раньше не болели. Спина, суставы стираются…
— В общем, “лапы ломит и хвост отваливается”…
— Вот-вот, есть проблемы. Здоровых людей в спорте нет. Хотя, знаете, как смешно — к врачу спортсмен приходит: “Чего болит?” — “Ничего не болит!” А только что в коридоре стонал.
— Оля, а вы дипломат?
— Стараюсь быть им. Обижать не люблю, но мне надо настоять на своем. Не хочу зависеть ни от кого. Не люблю.
— Удается?
— В какой-то степени да. Но абсолютной же независимости быть не может.
— Прошлая Олимпиада с ее скандалами может усложнить России жизнь? Тревожно?
— Нет, если ты уверен в себе, то почему тебя должно что-то тревожить? Осторожничаешь уже, конечно, ничего лишнего не возьмешь из лекарств, где-то чего-то не попьешь… Но, думаю, за нами следить будут так же, как и за другими лыжницами. О-ох, знали бы вы, какую мы с тренером работу летом проделали! Я должна ее выплеснуть…
