ПОЛНОЕ ЗАТМЕНИЕ В “АТЛАНТИДЕ”
типа фельетон
Предположим себе картину: в доме сломались все источники информации, и почтальон не стучит дважды, заболел. Что с гражданами будет? Ровным счетом ничего!
Человек без воды и неделю не протянет; без еды еще меньше; без воздуха вообще на стенку полезет, а вот без новости, что в Антарктиде стокилометровый айсберг на сантиметр тоньше стал? Да сколько угодно! Кто придумал, что информационное пространство важнее содержимого пространства холодильника? Пива нет, это новость; кто пропал с вечера, это криминал; а если любовница “залетела”, это катастрофа и стихийное бедствие. А в это время стадо охотников за новостями трое суток шагает, трое суток не спит ради новости о четырехглазом скунсе, найденном в дебрях Амазонки. Кстати, вторая пара находится на филейной части в результате употребления им трансгенных продуктов.
Вот это эксклюзив! Перекурили в “Останкино” в туалете, который хуже вокзального в богом забытом месте, и снова в кратер полезем удивлять надписями “Здесь был Вася” в слоях бронзового века, а рядом новая находка, экскременты Васины. Их археологи изучать будут как фундамент цивилизации.
А потом появятся анонсы на первой полосе: “Как Вася попал в бронзовый век?”, “Находка на дне вулкана — отходы жизнедеятельности первого человека!”. Настырная реклама уже достала! Едешь к бабушке на “Войковскую”, а тебе сваями в голову вбивают слоган рекламный: “Атлантида” — родина низких цен”. Выползаешь из метро, спасенный бесстрашными людьми, и подумаешь: не махнуть ли в “Атлантиду”?
Вот в детстве золотом помню, до плюрализма и гласности, во дворе нашем умелец жил, из приемника детекторного выходил в эфир и вещал, что видел в окне; его горячие новости имели сумасшедший рейтинг, к примеру:
“В магазин завезли хлеб и молоко”.
“Жанка из второго подъезда вышла с дыркой на колготках…”
“Колян лежит у ларька, надо забирать, повяжут!”
“А сейчас по просьбе Сереги из второй квартиры “Алешкина любовь”.
Реакция на передачи всегда была мгновенной, прибегал участковый, ломал передатчик и обещал посадить.
МЫСЛИ НА ЛЕСТНИЦЕ
Недавно было солнечное затмение. Весь мир съехался в Турцию и другие страны смотреть на вековое событие. Нам показали это в прогнозе погоды за 30 сек., а о спонсоре полного затмения говорили целый день. Не надо с замиранием сердца слушать каждый шорох из-за известной стены: можно пропустить грохот надвигающихся колесниц.
ЕЩЕ РАЗ О СВОБОДЕ СЛОВА
Если где в России и есть настоящая свобода слова, то это у нас в лифте. Полная, абсолютная свобода слова, но только одного. Того самого, из трех букв, с окончанием на “й”. Обозначающего мужской детородный орган.
Душители свободы этого слова из нашего подъезда пробовали замазывать его краской, но кто-то бестрепетной рукой все выводит его и выводит, словно выполняя какой-то ритуал. Может, он боится, что, если перестанет выводить это слово, мы забудем его и тогда, согласно какому-то древнему магическому заклятью, случится нечто непоправимое. Может, и вправду в России все держится на одном честном слове, единственном, которое у нас еще осталось. Вот на этом самом, из трех букв, с окончанием на “й”.
КРАТКИЙ КУРС ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ
…Лермонтов погиб в 27 лет, Пушкин — в 37. Чехов умер в 44, Маяковский — и тот застрелился в 37, а мне пошел уже 59-й, а я все еще живу и живу. Неловко как-то.
КРИМИНАЛЬНОЕ ЧТИВО, ИЛИ БАЛЛАДА О НЕУДАЧЛИВОМ КИЛЛЕРЕ
Мрачный киллер Василий Приблуда
Шел по улице в черном плаще.
На душе его было паскудно
От работы своей и вообще.
Под плащом вместе с пачкою “Кента”
И визиткой Турсуна-заде
Было спрятано фото клиента
И оружие марки “ТТ”.
Снег лежал, словно след от кефира
В недомытом стакане на дне.
Весь аванс за заказ на банкира
Был потрачен на шубу жене.
И к тому же Сереге Монголу
Занести надо было должок,
Да еще в музыкальную школу,
Где пиликал на скрипке сынок.
У него в этих хлопотах странных
Как-то было все не по уму.
Он давно не сидел в ресторанах,
А питался в столовых “Ну-Ну”.
И когда он ронял чьи-то снимки,
Из штанов выгребая рубли,
Проститутки из города Химки
Издевались над ним как могли.
И от смеха ни разу не дрогнув,
Говорили они всякий раз:
“Вы, наверное, бедный фотограф?
Так снимите по соточке нас!”
Было все ему делать отвратно,
Но отвратней всего сознавать,
Что работал он как бы бесплатно
И бесплатно ходил убивать.
В жизни явно ему не фартило,
Не мигал ему счастья маяк.
Получалось, что, как Чикатило,
Он не киллер, а просто маньяк,
Что в стране этой в зной или в стужу,
Где ему суждено выживать,
Даже самую жалкую душу
Невозможно за деньги продать.
А ведь не был всю жизнь он Иудой,
А ведь был кандидат в мастера,
И спортсменки в постели с Приблудой
При оргазмах кричали “ура!”.
И портвейн разливался рекою,
И хотелось весь мир обнимать,
И вообще было время другое…
Эх, да что там теперь вспоминать!
Вот с такой невеселою думой
Хмурым утром, в назначенный час,
Шел Василий смурной и угрюмый
Выполнять свой преступный заказ.
Он вошел в подворотню спокойно,
Постоял, оглянулся окрест,
И, вогнав три патрона в обойму,
Просочился в закрытый подъезд.
А из тридцать девятой квартиры,
Совершенно не чувствуя страх,
Вышли: телохранитель банкира
И банкир Леонид Трахтенбах.
Он, понятно, был крут и удачлив,
С теннисистами в карты играл,
Разводил себе зелень на даче
И имел уставной капитал,
Что ему позволяло, как птице,
За границу летать через день,
Заниматься раскруткой певицы
Из салона одежды “Шагрень”.
И вообще — жить на благо отчизне
С беззаботной душою святой
И не думать о бренности жизни,
Занимаясь ее суетой.
Освежаясь с утра пивом “Миллер”,
Выходить из квартиры своей…
— Виктор, глянь, не стоит
ли там киллер?
Не могу разглядеть, хоть убей!
Бугаина по имени Виктор,
Глянув в лестничный, темный пролет,
Произнес с выраженьем, как диктор:
— Да как будто стоит, идиот!
— Вот, сейчас он перчатки наденет
И глаза ощетинит, как зверь…
Так вот, Виктор, а все из-за денег,
Вся херня из-за денег, поверь…
Тут разумное, вечное сеешь,
А тебя вот берут на прицел…
— Точно так, Леонид Моисеич,
Хоть бы совесть он, что ли, имел!
Скольких киллеров вы повидали,
Каждый думал, что самый крутой.
Только все они в ящик сыграли,
А вы тут, потому как святой!
Хоть в мозгах бы извилиной вник-то,
Что ведь зла мы ему не хотим…
— Знаешь что, не ругай его, Виктор,
Не суди и не будешь судим!
Он на этих словах обернулся,
Словно подал Приблуде сигнал.
Киллер выстрелил и… промахнулся,
Снова выстрелил и… не попал.
Так вот пасмурным утречком ранним,
Говоря о добре и деньгах,
Выходил из подъезда охранник
И банкир Леонид Трахтенбах.
А в подъезде под действием чуда
У распахнутых настежь дверей
Плакал киллер Василий Приблуда
О нелегкой судьбине своей.
