Чтобы пригласить Софико Чиаурели на главную роль в фильме “Ищите женщину”, съемочная группа выехала за актрисой в Тбилиси.
Три дня продолжалось грузинское застолье.
Уже в Москве режиссер Алла Сурикова опомнилась: с “кинопроб” она не привезла даже фотографии Чиаурели…
Когда журналистка “МК” оказалась в легендарном доме-театре “Верико”, что возвышается на горе Раздумий, застолье у Софико Михайловны будто и не затихало. С утра очнулась: а было ли интервью?
Включила диктофон… И полились за традиционными тостами байки.
— Нога нового гостя, ступающего на порог, приносит в дом счастье. Так выпьем же, Машенька, за твою прекрасную ногу! — подняла бокал домашнего белого вина Софико Михайловна за репортера “МК”.
— Находясь у вас в гостях, не могу не спросить о романтической истории этого дома…
— Раньше на Пикрис-горе был парк, где гуляли влюбленные пары. Тут же случился первый поцелуй моих родителей… И тогда отец пообещал матери, что построит здесь дом, — заложил первый камень у нее на глазах. И он действительно возвел своими золотыми руками этот особняк. На первом этаже (где сейчас наш театр) потолок сделан наполовину из стекла. Правда, потом нам пришлось продать второй этаж другим людям. Тогда мой муж Котэ Махарадзе пообещал подарить мне еще один дом. И мы надстроили еще два этажа родительского. Дизайн, планировку и руководство строительством я осуществляла сама. Котэ не хозяйственный — умел лишь размышлять…
Пять шикарно обставленных комнат четвертого этажа арками перетекают друг в друга и образуют что-то вроде запятой. В центре — холл.
— Камин рабочий или декоративный? — широкая бордовая плитка вокруг очага ступеньками ведет к потолку.
— Обижаешь, дорогая! Хочешь, разожгу? Это старинный дореволюционный камин. Я приехала в Киев и в одном из домов увидела это чудо. И влюбилась с первого взгляда! Потом я узнала, что камин хотят разбирать и выносить на помойку, и попросила переслать мне плитку. Сама рисовала чертеж по памяти.
— Ваша жизнь, конечно, театр… Хотя бы потому, что под родной крышей — на первом этаже — находится его сцена. А вы актер, режиссер и директор “Верико”… У вас есть рабочий кабинет?
— Вот мой кабинет! — артистично выкидывает руки в сторону накрытого стола.
— А бухгалтерией кто занимается?
— В нашем театре такие деньги мизерные крутятся, что и считать их нечего. Директор получает меньше ста долларов! Это в Тбилиси многие думают: у Софико такой большой дом — живет богато! А ты на обстановку, на стол не смотри. В советское время, когда еще родители были живы, а я была женой Георгия Шенгелая, застолья у нас проходили поинтереснее. Помню вечер, когда мы закусывали водку черной и красной икрой, которую зачерпывали ложками.
Хулиган в брачной корзине
— Чтобы столы ломились от изобилия, а кровати — от любви! — прозвучал шаловливый грузинский тост.
— Вам со вторым мужем, спорткомментатором и актером Котэ Махарадзе, приходилось играть на одной сцене роль супругов?
— Мужа и жены не приходилось, а любовников играли. И эта наша роль в спектакле “Уриель Акоста” в театре им. Марджанишвили незаметно вошла в нашу реальную жизнь. Мы с Котэ познакомились на сцене, он был Уриелем, а я Юдифью… Романтика начиналась еще за кулисами. Кто-то удивляется до сих пор: как Софико могла променять молодого красавца Шенгелая на старого некрасавца? Знали бы они, как он умел ухаживать! Котэ у меня как-то спрашивает: “Что ты любишь?” Я: “Обожаю гулять по опавшим листьям”. На следующий день прихожу в театр: лестницы, гримерная, сцена — все усыпано осенними листьями.
— А правда, что в зоопарке Тбилиси есть секция, где хранятся “зверские” любовные признания вашего мужа?
— Котэ знал, что я обожаю животных, — Софико Михайловна устраивает на коленях пекинеса. Тот пригрелся, высунул синий язык. — Да, мой Чао? На каждый мой день рождения, 21 мая, Котэ выискивал для меня какую-нибудь божью тварь. Например, сколько мне лет — столько дарит цыплят. Были здесь и павлин, и даже страусенок. А осленок, наряженный в чепчик, всю ночь орал у меня под окнами благим матом. Соседи отвечали ему взаимностью. В последний раз супруг приволок медвежонка — купил у одного егеря.
— Наверное, муж ревновал вас направо и налево?
— Я флиртовать не умею. В жизни любила только двух человек. Оба были моими мужьями. Так что все банально. Но Котэ почему-то действительно ревновал. Когда я состояла в Верховном Совете СССР, сопровождал меня на съезды в Москву. Обычно терпеливо дожидался в номере конца собрания. И вот однажды Брежнев приболел, а нам просто зачитали приготовленную для генсека речь. В гостинице Котэ меня спрашивает: “Ну, как наш Ленька поживает?” Я говорю: “Не знаю, он не пришел”. Тут муж белеет от гнева: “Ты где была?” — и сует мне под нос свежую газету. А там фотография Леонида Ильича на трибуне, и написано, что “члены Верховного Совета приветствовали его бурными аплодисментами”!
— Если вы так берегли семейный очаг, то почему бытует мнение, что вы страшная хулиганка?
— И тут Котэ посодействовал! Пригласили меня как-то в Армению. А я даже ни одного слова по-армянски не знаю, хотя считаюсь их народной артисткой. Не только грузинской. Котэ мне говорит: “Люди, которые хотят выразить свое уважение, употребляют следующую фразу…” Встречали меня министр культуры, чиновники, артисты. Звучали овации: “Софико! Ты наша Софи Лорен!” Устроили банкет. Я выхожу к микрофону и с выражением декламирую ту самую фразу на армянском. Гляжу: лица у всех так и поплыли! Никто не знает, что мне ответить! Потом уже дома спросила у Котэ перевод… Ну, стыдоба! Оказалось, я перед первыми лицами Армении заявила: “Когда х.. стоит, Бог радуется!” Так что я не хулиганка, а скоморох, который может ляпнуть что угодно даже при короле!
— Вы и ваши друзья так часто говорите о Котэ Ивановиче, что мне уже кажется, будто он молчаливо присутствует за столом…
— Это невозможно… Котэ не свойственно присутствовать молчаливо. Он был такой острослов. Когда с ним произошел этот инсульт, Бог лишил его речи… Это было для меня невыносимо. Помните, во время матча сборных России и Грузии на стадионе в Тбилиси выключился свет? Котэ как раз смотрел его по телевизору, когда с ним случилась беда. Для меня это символично: погас свет в комментаторской кабине. Почернело в моем окне…
— За несколько лет до смерти он решился на опасную операцию в Англии. Русские врачи отказывались ее делать. Не зря рисковали?
— Тогда у нас не оставалось выбора. У Котэ была аневризма. Это как замедленная бомба. Каково ждать смерти близкого человека в любой момент? Однажды в Киеве его друзья-комментаторы так преждевременно и решили, что Котэ скончался. Они втроем после матча пригубили коньячку, в результате пришлось нести Котэ в гостиницу. В номере его специально положили на спину, чтобы слышать, как Котэ храпит. Утром из-за двери не доносилось ни звука, а постоялец не реагировал на шум. “Что мы скажем Софико?” — друзья уже начали его оплакивать, пока вскрывали замок. Вперед запустили горничную: “Он так сладко дремлет”, — сообщила та с улыбкой.
Русские врачи соглашались на операцию, только если мы подпишем бумагу, что нас предупреждали о возможной неудаче. Как я могла согласиться? А безопасная операция в Лондоне стоила 25 тысяч долларов, невероятные деньги… Нам помог Иосиф Кобзон. Он гостил в Грузии и зашел к нам тоже. А Котэ был не в настроении и даже к нему не вышел — чувствовал себя обреченным. Когда Кобзон узнал, в чем дело, то, приехав в Москву, сразу перечислил нам всю сумму безвозмездно. Хотя мы не были с ним такими уж близкими друзьями. Это очень широкий жест. Дай ему Бог здоровья!
— О чем-нибудь в жизни жалеете?
— Что у нас с Котэ нет совместного ребенка. Когда сошлись, у каждого уже было по двое детей от первого брака. И это я виновата, что больше не хотела рожать… Боялась, что мой младший сын будет обделен вниманием. Котэ меня всю жизнь упрекал… Такую ошибку не исправишь.
Ищите женщину с кинжалом
— За наших женщин — матерей, хранящих очаг, давших нам свободу, жизнь, бессмертие! — произнес только что пришедший старший сын актрисы Николай. Талантливый, кстати, по мнению Чиаурели, художник. Тогда как младший Александр пошел по стопам “предков” и пробует себя в актерском мастерстве.
— Софико Михайловна, вы получили премию имени своей мамы, грузинской драматической актрисы Верико Анджапаридзе, живете на Верикоанджапаризской улице и играете в театре “Верико”… Она много дала вам в профессиональном смысле?
— Мама долго не верила в меня как в актрису. Когда я репетировала перед поступлением в ГИТИС, она сказала: “Вот правду говорят, что на детях гениев природа отдыхает!” Отец мной восхищался, а мама критиковала всю жизнь. В нашем доме всегда собирались известные артисты, я жила в этой среде, а мамой восхищалась. Но за два года до смерти — тогда вот тут же сидели Аркадий Райкин, Майя Плисецкая — мама вдруг встала и сказала тост: “Никогда такого не говорила, но сейчас я хочу выпить за свою дочь. Которая гораздо большая актриса, чем я”. И мне вдруг стало так неприятно… Показалось, что она будто бы прощается и передает мне эстафету.
— Вы только что приехали из Кутаиси, где велись съемки документального фильма о Верико Анджапаридзе. Открыли для себя что-нибудь новое?
— Я всю жизнь прожила в Тбилиси, а мама родилась в Кутаиси. Я даже не знала, где там ее дом. И вот мы зашли в первую попавшуюся калитку — пообщаться с местными жителями. И… попадаем в музей Верико! Чудо: люди сохранили комнату, кровать любимой актрисы! Со словами: “Как давно я вас ждал!” — хозяин тут же зарезал для нас поросенка.
— Много было в вашей жизни символических моментов. В судьбу верите?
— Верю. В нашей семье считается мистическим число 11. Котэ был старше меня на столько же. У моих родных братьев была разница в 11 лет. Они погибли в одном возрасте 49 лет при похожих обстоятельствах. Оба раза у нас в доме рухнуло по хрустальной горке. А мне снился вещий сон: в волнующемся море тонут два буйвола… Меня отбрасывает волной, спасти их я не могу. Что это было, если не рок?
— Почему вам пришлось перезахоранивать отца через двадцать лет после его смерти?
— Все эти годы он лежал в Кутаиси, где собирались устроить пантеон. Но до сих пор так и не сделали. А мать покоилась в Тбилиси на Святой горе. Заглянуть в могилу отца после стольких лет мне было тяжело… Но теперь наконец мои родители… как это по-русски?.. Воссоединились!
— Ваш отец был лично знаком со Сталиным?
— Он поставил про него спектакль. Нам вскоре после премьеры позвонили: “Михаил, вас хочет лично видеть товарищ Сталин”. Какие мысли тогда возникали у человека при таких словах? Но отец свято верил вождю. Иосиф Виссарионович оценил его труд и потом часто приглашал на свои застолья тамадой.
— …петь “Где же ты, моя Сулико?”…
— Это русские знают только одну эту песню! А Сталин не был так примитивен. И просил отца исполнять и что-то более задушевное.
— Однако ваша мать даже не состояла в партии…
— Политика на отношения внутри семьи не влияла. Я была за отца и, когда умер Сталин, два дня простояла у памятника вождю, проливая слезы…
— Гражданскую войну 90-х вы переживали со всем народом — без света и газа, готовили еду на кострах… А что изменилось после недавней “бархатной революции”?
— Мой сын Николай, борец по натуре, яро участвовал в гражданской войне после перестройки. И ратовал за “бархатную революцию”… Я переживала, что он влипнет в какую-нибудь историю. Но сейчас Николай во всем разочаровался. Политика не направлена на помощь народу. Ни нашему, ни вашему. Впрочем, не хочу касаться грязи, а то у меня возникает ощущение, что я сама вдруг запахла.
— Люди сейчас мало ходят в театр?
— Не всегда у нас аншлаги… Молодежь театром не интересуется. Но есть и постоянные зрители. Недавно я поставила спектакль про своих родителей “Рождение планет”. В нем задействованы два актера — я и мим, который изображает реакцию зала. Может, привезу эту постановку в Москву.
— С кем-нибудь из русских актеров общаетесь?
— Друзей у меня много: Леонид Куравлев, Алексей Петренко, Василий Лановой, Алла Сурикова, Александр Ширвиндт, Михаил Швыдкой, Алиса Фрейндлих, Олег Басилашвили и многие другие. Но какое теперь общение? Давно к вам не выбиралась. Визу в Россию покупать нужно…
— На Святой горе возвышается статуя Матери-Грузии. В одной руке женщина держит чашу, в другой кинжал. А у вас припасено и то и другое?
— Чашу даю каждому гостю. А отомстить хотелось лишь соседям, которые похлопотали, чтобы мы с Котэ не смогли построить полноценный театр рядом с домом. Но потом я на них плюнула. И свой кинжал спрятала.
