Театральное лето сворачивается. Его последнее “прости” — фестиваль в Эдинбурге, который пришел на смену Авиньонскому и сейчас вовсю идет в Шотландии. С итогами, шоком и приколами из Франции — наш обозреватель
“Нужны новые формы”, — твердил Константин Треплев в “Чайке”, транслируя со сцены мечту Чехова. Похоже, мечта осталась мечтой, и российский театр, не особо парясь, продолжает работать по старинке. Он на полном серьезе уверен, что еще делает психологический театр, даже не догадываясь, как далек от него. Новые же формы вообще не лежат в плоскости его интересов. По части форм Авиньонский фестиваль — один из старейших в Европе — многих оставил позади себя. И нынешний, 60-й, продемонстрировал это нагло, дерзко и эффектно.
Коллективный оргазм не случился
Самый сумасшедший проект — V.S.P.R. — представил бельгийский режиссер и хореограф Ален Платель. V.S.P.R. — аббревиатура от тайной вечери, но ничего общего с ней не имеющая. Играли под открытым небом, и небо вместе со зрителями ошарашенно наблюдало за происходящим. К старинной стене лицея Сан-Жозеф притулился огромный айсберг, сконструированный явно не из твердых пород. Трикотажная рвань из белых трусов и маек весом в полтонны составляют эту огромную декорацию. Правее — оркестр в 10 человек и одна чернокожая певица. Дальше начинается то, чему очень сложно подобрать определение и еще сложнее описать, — в этом сходятся все.
Спектакль о безумии мира, дошедший в своем безумии до того, что человек не может договориться не только с себе подобными, но и с самим собой, имеет такое же безумное воплощение. Но очень талантливое и ни на что непохожее. С тряпичного “айсберга” скатывается гражданка, похожая на училку, — судорожная пробежка с истеричным текстом, и ее сменяет денди в идеальном костюме и с пародийной речью на диктатора (Гитлер, Муссолини, Сталин?). Его танец — образцово-классический, к которому Ален Платель монтирует удивительный дуэт, достойный отдельного описания.
Далеко не идеального сложения девушка (невысокая, стриженная под ежик) в холщовом платье до колен, стоя на одной ноге, упаковывает себя в это платье таким образом, что превращается в одноногое существо без головы. Надо обладать невероятной технической подготовкой, чтобы сделать из своего тела такого чудовищного мутанта. К нему через несколько минут присоединится партнер, и вместе эта парочка будет демонстрировать чудеса хореографическо-акробатического свойства. Их тела в стойке на руках сплетаются и расплетаются в нежнейшей пластике и при этом в сложнейших комбинациях, когда невозможно разобрать, где руки переходят в ноги, а ноги в руки — здесь сам черт конечность сломит.
Если учесть, что Ален Платель — самоучка и по своей первой специальности является педагогом-ортопедом, хореография, которую он ставит, несет печать болезненности, но при этом непохожа на тот набор пластических движений и элементов, который усердно эксплуатирует современная хореография. Впрочем, к болезненной теме его нового творения — V.S.P.R.S. — такая пластика как нельзя лучше подходит. У Плателя слово не соседствует с хореографией, а хореография — с музыкой и видеорядом. Они нагло, и даже по-хамски, как в очереди за дефицитом, расталкивают друг друга локтями, прорастают друг в друга, оборачиваясь поразительными результатами.
Финал плателевского действа вызывает оторопь. Десять танцоров мастурбируют (разумеется, имитация), пытаясь сначала поодиночке, а потом коллективно достичь оргазма. Но ни индивидуально, ни тем более коллективно никто кончить не может. Одним словом, мир сошел с ума и обречен. Но не стоит огорчаться, а лучше сходить разгрузиться от бельгийских безумств на цыганскую свадьбу. Впрочем, тоже безумную.
Кустурица: лошадиный вариант
Самый отвязный проект — “Батутта” — единственного в мире конного театра “Зингаро”. Господин Бартабас на этот раз разочаровал эстетов и пролил бальзам на души массового зрителя. Он учинил в шапито цыганскую свадьбу с мощным разгулом, беспределом и безалаберностью, свойственной этому кочевому племени. На свадьбу позвали молдаван (духовой оркестр) и румын (скрипичный квартет). Две южные музыкальные стихии, слившись в едином порыве, неслись с такой же скоростью, как и лошадиный табун на манеже.
При всей простоте и демократичности зрелища оно построено на весьма тонких деталях, не заметить которые могут только снобствующие особы. Бартабас начинает свою свадьбу с водопада, к которому не смеет приблизиться ни одна лошадь, а заканчивается водной ремаркой: табун уходит, и лишь одна белая лошадь с наслаждением встает под холодные струи остудиться после горячего галопа. Или прекрасный звук одинокой скрипки материализуется в виде невесты в белом, которую везет на лошади жених, — но не в седле, а обхватив за талию и подняв над землей в вертикальном положении, как смычок вдоль скрипочки. Но тут же вся лирика сметается скоростью сцен цыганского базара, где грубая жизнь поражает своим ярким и сочным юмором.
За ним же отправляемся, пересев с коня живого, на железного. Добро пожаловать в авто.
Театр начинается с грузовика
Самый автомобильный проект - “Карго: София—Авиньон” (Болгария, режиссер Штефан Коэги). Он начинается не с вешалки, а с огромной фуры, ею же и заканчивается. То есть зрители, как пассажиры, загружаются по билетам в трейлер, какие со свистом гоняют по дорогам Европы. Ну, значит, сели, поехали. Пассажирские сиденья — в три ряда, но лишь по одной стороне, так что взглядом упираешься в противоположную стену, где вместо окон — один огромный подвижный экран. Он то поднимается, то опускается. На экране показывают в режиме реального времени двух симпатичных водил — крепыш и долговязый крутят баранку, слушают музыку, подпевают, перебрасываются шуточками, как бы между прочим рассказывая о маршруте, по которому следует их грузовик с нами.
А катается он не по старинному французскому городку, а движется из пункта А в пункт Б, то есть из солнечной Болгарии (София) в еще более солнечный Прованс (Авиньон). И вот что удивительно: зрители-пассажиры абсолютно верят в это. Вот за окном София: пыльная зелень, растрескавшаяся от жары земля, подзвученная болгарским фольклором. Кто скажет, что это Авиньон? Варна, только моря нет. А вот граница с Сербией — коробки и мусор свалены в кучу. Крепыш выходит и рассказывает о том, как его досматривают на границах разных стран. Рассказывает не литературным языком, а так, стилем улицы и со знанием дела излагает, из чего состоит шоферская жизнь на самом деле. Но вот трогаемся, и пейзаж за окном уже оформлен мелодиями Бреговича. И тут только понимаешь настоящую роль музыки в восприятии действительности. Оказывается, что слышишь, то и видишь. Если, скажем, вдруг Киркоров запоет “Ой, мама, шика дам”, то решишь, будто попал в Турцию.
Путешествие из Болгарии во Францию длится не более двух часов. Мотая граждан по окрестностям Авиньона, режиссер Коэги в своем автодокументальном театре дает почувствовать разницу не в политических, а в социальных условиях разных стран глазами и устами двух простых водил, а не артистов, ими прикидывающихся. Посмотрели жизнь.
Мультисекс в шапито
Самый анимационный проект — “Лоретта Стронг” Марсиаля ди Фонсо Бо. Этот аргентинец показал всем завтрашний день использования видеоштучек в театре. Он взял рисунки и карикатуры своего знаменитого соотечественника Копи (культовая фигура, умер от СПИДа в Париже), оживил их на экране и сделал действующим лицом спектакля. В кабаретном представлении ди Фонса Бо анимация оказалась не оригинальной иллюстрацией к и без того оригинальному содержанию, а существовала в спектакле в тесном контакте и диалоге с артистами. Оставалось только удивляться, насколько этот в техническом отношении сложнейший проект легко и органично воспринимается.
Без подтяжек и чинов…
…обошелся 60-й Авиньонский фестиваль. “Никакого чинопочитания”, — объявил руководитель театрального смотра Джозеф Надж и перешел к конкретным действиям. А именно: вышел на сцену в храме селестинцев и вместе со своим знаменитым друганом с Майорки — Микелем Барчелли — с головы до пят перемазался в грязи. И не выпендрежа ради, а творчества для — художники (один от хореографии, другой от скульптуры) показали публике, во-первых, “из какого сора…”, а во-вторых, какое это грязное и потно-вонючее дело — Творчество. Если оно честное.
А французские артистки, работавшие в разных спектаклях и на разных площадках, убедили, что без дорогостоящих пластических операций на лице и теле в любом возрасте можно работать и чувствовать себя замечательно. У многих совсем не идеально сложенные фигуры, и можно посоветовать подтянуть грудь, закачав в нее силикончика, или, на худой конец, задрапировать ее костюмчиком — а они ни в какую. Никаких подтяжек, драпировок и прочих дамских ухищрений. Ухищрение одно — свобода тела и естественное его существование на сцене. А от внешней свободы, как известно, внутренней свободы не бывает. А без внутренней свободы — какой театр? Какое творчество? Какие новые формы?
