Почему их не любят?
Ума не приложу — почему?.. Причем не только откровенные враги. Даже союзники и друзья, даже народы, связанные с ними общностью языка и происхождения, относятся к ним с плохо скрываемой неприязнью. Так только родственники могут не любить родственников. Так двоечники не любят отличников. Так дети из так называемых низов не любят детей из так называемых хороших семей. Так практически в любом коллективе не любят преуспевающих коллег. Тех, кто высовывается. Тех, кому больше всех надо.
А они, само собой, расстраиваются. Они, видите ли, хотят, чтобы их любили. Они без устали хотят улучшить свой имидж. Сами же это слово придумали, сами же из-за него покоя не знают. Они учреждают благотворительные фонды, транжирят деньги на гуманитарную помощь развивающимся или попавшим в беду странам, самые большие взносы в ООН — это тоже они, и мало того, что они несут основные расходы по ее содержанию, они приютили эту организацию в своем самом странном и грандиозном городе, чтобы выслушивать с ее трибуны в свой адрес дерзкие и обидные слова.
А их все равно не любят.
Они — американцы, и этим все сказано.
У всего мира к ним масса претензий. Только и успевай отмахиваться. А вы почему, такие-сякие, согнали индейцев с их исконных земель? И вместо того чтобы рявкнуть, как и полагается уважающему себя государству, что это, мол, не ваше собачье дело и что нечего, дескать, лезть во внутренние дела суверенной державы и “ваще, эва что вспомнили!” — они ну давай рассыпаться в извинениях: да, виноваты, был грех, согнали.
Действовали в соответствии с варварскими воззрениями того времени.
Им бы на этом как-нибудь и остановиться. Так ведь нет. Носятся с этими индейцами будто с писаной торбой. И от налогов-то их на родовых территориях освободили, и хочешь казино открыть — открывай: ежели ты индеец, слова не скажем.
А человечеству все мало. “А работорговля?! — говорит человечество. — А сегрегация?! А ку-клукс-клан?! А Мартин, блин, Лютер Кинг?!”
“Виноваты! — кричат американцы и грудь в раскаянии расцарапывают. — У нас же из-за этого даже война была. Гражданская… Может быть, слышали? Севера с этим… Югом”.
А остальное человечество все равно им не верит, сомневается в их искренности.
Тогда американцы что делают. Они отменяют само слово “негр”. Они заменяют его на слово “афроамериканец”. А предыдущее слово велят считать оскорбительным. За него можно и к суду притянуть. Они идут еще дальше и назначают темнокожих на разные важные государственные посты. Еще немного — и, глядишь, в президенты начнут афроамериканцев избирать, только чтобы их человечество полюбило.
Но нет, не любит. Отдельные представители человечества демонстрируют свою нелюбовь различными эксцентричными способами. Один, например, известный представитель человечества из России, сатирик по профессии, публично, по телевизору разорвал загранпаспорт с американской визой, а другой, тоже наш, певец, написал песню “Гуд бай, Америка!”. Попрощался, значит. Навсегда. Иными словами — с глаз долой, из сердца вон.
Третий, четвертый и пятый (все писатели) в благодарность за то, что Америка их когда-то приютила в их эмигрантской доле, а вернее, в обездоленности, не нашли для нее ни одного хорошего слова в своих писаниях.
Черт их знает, что им плохого Америка сделала?!
Впрочем, кажется догадываюсь. Она дала миру множество ни на кого не похожих смелых и самобытных писателей, которые писали гораздо лучше, чем все вместе взятые ее литературные ненавистники. При этом нелишне заметить, что ни один американский писатель не порвал паспорт с российской визой.
Порой начинает казаться, что это пристрастное отношение к Америке на самом деле есть крайняя форма любви. Любви в ее детском варианте, когда мальчишки бьют портфелями девчонок, потому что не знают, как иначе выразить свои чувства. Это бывает и со взрослыми, у которых детство затянулось. Что хорошо выражено в известной русской поговорке: бьет — значит, любит… Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет…
осенило
Лучшие сыны отечества не всегда были женаты на лучших дочерях отечества.
Странные золотые рыбки пошли. Поймаешь их, хочешь что-то попросить, а приходится их просьбы выполнять.
Анонимка — капля яда с души мнимого правдолюба, смешанная с чистотой помысла за свою неудавшуюся жизнь.
Влюбился бы без памяти, да склероз замучил.
Еще вопрос, что древнее: профессия или древнейшая профессия?
Мир не без добрых людей. Не все приглашенные
в гости пришли.
Искала настоящего мужчину, а для каких целей — не ясно.
Власть от почтительности
к народу отдалилась на почтительное расстояние.
Памятка донжуана
Завтра такой напряженный день, что не хочется о нем думать. Но надо. Надо себя заставлять.
Прежде всего не забыть сходить в супермаркет и купить шампанского. Бутылки две-три. И водки. Бутылок двенадцать, а может, сразу целый ящик — удобнее нести.
Не забыть проведать Катю — она живет в одном доме с супермаркетом, и если не умотала в свою любимую Турцию, то должна быть на месте.
Потом обязательно заскочить на рынок за фруктами — сейчас уже все подешевело: дыни, арбузы, виноград. Виноградом в прошлую субботу Ленка торговала — к ней лучше всего и нагрянуть в обед. Или к Наташке — ей в палатку вчера привезли целую фуру астраханских арбузов!
Но на фруктах далеко не уедешь. Несерьезно как-то в наше время одними фруктами питаться, когда все магазины колбасой забиты. Кто там у меня колбаской-то торгует? Ирка или Галька? Девчонки проверенные, в смысле — с санитарными книжками. Стопроцентная гарантия свежести. Колбасы. А вы что подумали? Значит, взять полкило докторской, полкило сырокопченой и полкило сыру. Пошехонского. Хотя вообще-то сыр лучше у Веры покупать. Вера — школьная одноклассница, дамочка разведенная, с квартирой, давно к ней не заглядывал.
Во! Чуть не забыл! Срочно приобрести носовой платок! Тут на днях в одной приличной компании полез в карман и такой стыд вытащил: не носовой платок, а половую тряпку. А еще лучше сразу два купить — по штуке в каждый карман. Или четыре? Надо с Зинкой посоветоваться, она все еще в “Подарках” работает, поможет с выбором по старой памяти.
Часов в десять надо Ольге позвонить. Она девушка занятая: утром — аэробика, в обед — бассейн, вечером — театр. Заранее купить букет розовых роз — Ольга без ума от роз. Как там в песне? “Розовые розы Светке Соколовой…” А если Ольга вышла замуж?! Она такая! Чуть что — и замуж... Два раза замужем была, третьего не миновать...
И то правда — зачем рисковать? Позвонить сразу Нине, Лере и Оксанке. Заодно узнать у Оксанки ее новый адрес, а то ни разу не бывал. Кто-нибудь из троих да откликнется на приглашение скрасить вечерок с шампанским и фруктами. Конфеты, бокалы, горящие свечи… Свечи еще надо купить. И лучше самому. В прошлый раз попросил Вику, так она недолго думая зашла в ближайший к дому храм и купила церковных свечей...
Но сначала надо супругу в санаторий проводить. Посадить на поезд, поцеловать и помахать рукой.
Пастернак и муха
Пастернак сидит на кухне,
Он рифмует слово “ухо”,
Голова от мыслей пухнет,
Но ему мешает муха.
То садится на варенье,
То летает, то жужжит,
На столе стихотворение
Не закончено лежит.
На лице поэта — мука,
Весь расстроен
Пастернак.
Вместо рифмы
к слову “ухо”
Он рисует мягкий знак.
Он теряет силу духа,
На челе его печаль,
На двоих с поэтом муха
Пьет на кухне
сладкий чай.
Муха смотрит на поэта,
Муха чай с поэтом пьет,
И, наверное, поэтому
Хорей в дому живет.
И, наверное, поэтому
Поэт имеет слух,
И поэтами котлеты
Отделяются от мух.
И как здорово, однако,
Что строка струной
дрожит
И на кухне Пастернака
Муха весело жужжит.
