Они не были на родине 76 лет.
Впрочем, убегая по поддельным документам в смутном 1930 году, они и не чаяли вернуться — радовались хотя бы тому, что удалось вырваться из Советского Союза целыми и невредимыми. Поначалу фортуна отвернулась от них и на чужбине, но впоследствии 18 братьев отнюдь не бедствовали. Их новым домом стал знаменитый Гарвардский университет, приемными родителями — лучшие звонари, в том числе из теперь уже чужой России, их боготворили несколько поколений американских студентов. И все равно им очень хотелось вернуться.
Сегодня этот час близок как никогда. 18 уникальных колоколов московского Данилова монастыря должны занять законное место. Но для того, чтобы освободить “заложников”, России придется заплатить выкуп. Какой? И как скоро эмигранты займут свое место? Подробности “колокольных” переговоров выяснили репортеры “МК”.
Собственно, дату переезда должны назначить американцы. Наши добиваются возвращения колоколов более двадцати лет. Еще в 1985 году наместник Данилова монастыря архимандрит Евлогий сделал устный запрос послу США в СССР Хартману (кстати, выпускнику Гарварда) о возможности возвращения реликвий. Но лишь в 2003 году начались официальные переговоры между РПЦ и университетом.
И вот недавно вроде бы лед тронулся. Однако янки — люди хитрые и потребовали за наши сокровища равноценный выкуп. Именно равноценный — российские мастера обязаны изготовить для Гарварда точные копии колоколов, вплоть до рисунка орнамента.
* * *
В Гарвард колокола попали в конце 1930 года благодаря одному американскому меценату. После закрытия Данилова монастыря звонница была национализирована. Нетрудно догадаться, что ждало легендарные колокола: бесславный конец на пункте приема вторсырья. Но тут в Москву весьма кстати приехал американский фабрикант Чарльз Крейн. Он выкупил весь колокольный ансамбль у советских властей по цене… лома (чуть ли не за 17 тыс. долларов). Об этом Крейна попросил научный сотрудник Гарвардского университета Томас Уайттемор, работавший в то время в Москве в американской благотворительной миссии. Романтик и авантюрист, он по-своему любил Россию, поэтому его желание спасти национальное достояние нашей многострадальной страны вполне естественно.
Крейн оплатил расходы по покупке колоколов и профинансировал их установку на башне строящегося общежития Лоуэлл Хаус.
* * *
Чем славен любой вуз? Конечно, традициями. Но с обычаями в Гарварде всегда была напряженка. Ни тебе “общества тайных поэтов”, ни гонок на байдарках… И когда в университет привезли колокола, руководство ухватилось за них, как утопающий за соломинку. “Эти штуки прославят Гарвард”, — воскликнули профессора.
Но как заставить “штуки” издать мало-мальски приличный звук? Пришлось по договоренности с советскими властями выписывать звонаря из Москвы. Константин Сараджев обладал уникальным музыкальным слухом и мог точно определить “голос” каждого московского колокола (в дореволюционной Москве можно было услышать около 4000 звонов). Увы, чопорные педагоги не оценили способностей Сараджева, а наоборот, возненавидели его.
Из воспоминаний доктора Мэйсона Хэммонда:
“В офис секретаря президента Лоуэлла прибыла странная персона, претендовавшая на то, что является звонарем. Сараджева спросили, где его багаж. А он ответил: “Где колокола?” Он, очевидно, прибыл из России просто в одежде, которая была на нем. Более того, он полагал, что его семья оставалась в качестве заложников и содержание ее в большей или меньшей мере зависело от его хорошего поведения в США”.
Вскоре ненависть к звонарю из СССР распространилась далеко за пределы Гарварда. Все вышло как в песне про замечательного соседа. В самом деле, как можно настроить колокола? Только беспрестанно звонить в них, выискивая нужный оттенок звука. Веселая жизнь началась у жителей окрестных деревень, ничего не скажешь. До поры до времени жалобы провинциалов университетское начальство пропускало мимо ушей. Но когда Сараджев приступил к следующей стадии настройки (он делал запилы по краям колоколов), уши завяли уже у них. В мастерскую ворвался разгневанный президент общежития. Решив что “странный русский” чуть ли не специально портит колокола, он приказал сворачиваться и убираться “назад в СССР”.
После отъезда Сараджева дела пошли еще хуже. То ли американцам медведь на ухо наступил, то ли опыта не хватало… Когда начинал бить в набат большой колокол, было ощущение, что в университете пытают целое семейство кошек. В домах, расположенных неподалеку, вся утварь ходила ходуном! Несчастные студенты устраивали акции протеста — выбегали на улицу с саксофонами, будильниками, сковородками и вообще старались шуметь до такой степени, чтобы “перекричать” колокола. По свидетельству очевидцев, им это каким-то чудом удавалось. И если в Гарварде мечтали о собственных, оригинальных традициях, то как минимум одну они себе обеспечили.
Кончились “антиколокольные демонстрации” тем, что глава колледжей запретил приближаться к звоннице даже единственному американцу, который хоть что-то смыслил в колоколах.
Лишь через несколько лет удалось наконец настроить колокола и довести звучание до идеального. После Второй мировой войны в Лоуэлл Хаус уже вовсю действовал клуб звонарей. Колокола действительно стали одним из неформальных символов университета. Появилось даже общество “колокольных мальчиков” (“беллбойс”), одно из тайных студенческих братств, входящих сейчас в “Лигу плюща”, конгломерат тайных обществ, в которых числились практически все президенты США за последние сто лет.
Родились и “колокольные ритуалы”. Например, студенты музицируют после матчей между университетскими командами по американскому футболу. В случае победы Гарварда звонит большой колокол, если сыграли вничью — звонят в колокол весом поменьше, в случае поражения — в третий по весу. По воскресеньям звон “беллбойс” длится 15 минут начиная с 13.00. Также члены братства отвечают и за уход за колоколами. Даже в Интернете на официальном сайте Лоуэлл Хауз можно прослушать 12 официальных звонов Даниловских колоколов.
* * *
Немудрено, что янки не хотят отдавать колокола. Гарвард без “московского звона” — не Гарвард. Американцам нужно сохранить традицию, и потому они так долго выбирают завод, где будут изготовлены точнейшие копии даниловских оригиналов.
Сейчас смотрины в разгаре. Представители знаменитого учебного заведения уже объехали около десятка металлургических заводов России, придирчиво оценивая продукцию литейщиков Екатеринбурга, Ростова Великого, Воронежа… Окончательный ответ американцы должны дать в ближайшие дни.
— Скорей бы они наконец огласили решение, — сетует иеродьякон монастыря Роман. — В нашем монастыре все ждут не дождутся возвращения колоколов. А ведь на изготовление американских копий также уйдет не один месяц.
Кстати, уместно вспомнить, что одна из самых знаменитых российских народных песен про колокола — британского происхождения. Помните, “Вечерний звон”, который “так много дум наводит”? В оригинале песня называлась “The evening bell”, а ее автор просто был очарован русским звоном. Как и парни из Гарварда.
СПРАВКА "МК"
Колокольный ансамбль Данилова монастыря состоял из 18 колоколов и формировался более двухсот лет. Звон в Данилове возглавляли три больших бронзовых колокола. Самый большой из них весил 722 пуда (около 12 тонн). Он был отлит из старого 300-пудового с добавлением высококачественной меди в 1890 году в Москве. Два других колокола — “Полиелейный” весом 365 пудов и “Будничный” весом 131 пуд. “Полиелейный” появился в 1904 году, “Будничный” находился на колокольне и ранее. Затем шел ряд из десяти подзвонных колоколов весом от 65 пудов до 1,75 пуда. Первые два колокола в этом ряду были самыми старыми в подборе — отливались в 1682 году и были царским вкладом Феодора Алексеевича. Еще четыре зазвонных колокольчика весили 16, 13, 12, и 10 кг. В праздничном трезвоне участвовали 17 больших и малых колоколов. Еще один, отлитый в начале XIX века, 18-й “Постовой” колокол весил 137 пудов и использовался отдельно от остальных — в дни Великого поста.
