Спектакль “Встреча” Литовского национального драматического театра стал, наверное, самым ярким событием фестиваля “Подмосковные вечера”. Еще бы, герои — два великих композитора: Гендель и Бах, а играют их две звезды советского экрана Регимантас Адомайтис и Донатас Банионис. Оба литовских актера — народные артисты СССР, обоих мы привыкли считать “своими”, оба известные и любимые нашими зрителями за десятки фильмов. Сейчас оба актера, увы, такие недоступные для россиян. А вопросов к ним накопилось много. С кого начать? “Начните с Баниониса, он у нас умный”, — сказал Адомайтис.
“Я и сам так считаю, — засмеялся Банионис, — только не думал, что ты это произнесешь вслух…”
— Донатас Юозович, вы звезда кино и театра Советского Союза, помните, когда к вам пришла известность?
— Да что вы, какая я звезда! Может быть, только после кинофильма “Никто не хотел умирать” ко мне пришла какая-то известность. Это был 65—66-й год. А я к тому времени уже двадцать с лишним лет работал в театре. Да и в кино было три роли.
— Ваша артистическая карьера началась во время войны?
— Я пришел в Паневежский театр в 1941 году первого июня, сразу после окончания керамического училища, где учился лепить горшки. В театре меня приняли на должность “актер-кандидат”. А через три недели началась война. В то время я играл слугу с подносом, а вторая, уже серьезная роль появилась при немцах — школьника в пьесе “Поросль”.
— Вы играли для немцев?
— Не понимаю вас. Да, я играл, но при чем тут немцы? Они пошли брать Москву. В Паневежисе был немецкий комендант, других немцев в городе я не помню…
— В театре вы проработали с 1941 года и до последних дней. Откуда у актера с мировым именем такая верность провинциальной сцене?
— Это не верность, а зарплата, работа, ну и все такое. А почему я должен был уйти в другой театр? Работал себе и работал. Затем вышел на пенсию, перешел на договор и работал вне штата. Иначе было невыгодно, надо было выбирать — либо пенсия, либо зарплата…
— Кто был кумиром, образцом для подражания для молодого актера Баниониса?
— Я всегда мечтал играть, кумиров не было, но был учитель и руководитель театра-студии Юозас Мильтинис. Он был всем: режиссером, руководителем студии и воспитателем одновременно. Учил, как есть, как пить, проверял, вовремя ли ложимся спать. Наставлял нас: “Нужны обобщения, нужна страсть, нужен темперамент, нужна философия”, а в итоге идет только “правдочка”, хотя и этого не осталось.
— Ваш послужной список очень богат…
— У меня была 81 картина в кино. Это вместе: русские, итальянские, немецкие, литовские.
— Есть среди них какие-то любимые?
— Любимые? Любимой может быть только женщина. А удачных 6—7 картин, не больше. Я даже специально для вас выписал наиболее значимые картины, а то иначе всегда пишут неправду (Банионис копается в бумажнике, достает “домашнюю заготовку”: картины, какие хоть чем-то легли на душу мэтру.) Если начинать с начала, то это “Никто не хотел умирать”, но это моя четвертая картина. “Берегись автомобиля!” я считаю для себя вторым по значимости фильмом. Хоть роль там и маленькая, но я первый раз работал за пределами Литовской киностудии, на Мосфильме. Это был 1966 год. Затем был “Мертвый сезон”, потому что я стал известным. “Красная палатка” — съемки вместе с итальянцами, в Италии и на Северном полюсе. Потом был “Гойя”, фильм производства ГДР. Шестым по значимости считаю “Солярис”. Важной вехой в моей кинокарьере стала работа над “Бетховеном”, фильмом на немецком языке. И смешная комедия в восьмидесятом году о приключениях принца Флоризеля. Восемь картин из восьми десятков. Больше ничего не стоит запоминать. Восемь из восьмидесяти. А семьдесят — так себе, слабоваты.
— Фильмы Тарковского были не в фаворе у чиновников Госкино. “Солярис” тоже вызывал много споров…
— Могу лишь сказать, что зрители принимали этот фильм тяжело, не сразу. Не понимали, о чем там… Фантастика Станислава Лема оказалась сложной для советского человека. На съемках Тарковский нам тоже ничего не объяснял. Больше надо было догадываться интуитивно, как лучше сыграть и что-то самому придумывать.
— С “Солярисом” все понятно, в опале был режиссер, но говорят, что и с “Мертвым сезоном” существовали проблемы?
— Выход фильма задерживался на какое-то время, меня в середине картины сняли с роли. Я не похож на советского разведчика, не высокий, не стройный, не светлоглазый — этого всего у меня нет. Какой я советский разведчик! В итоге, по словам Саввы Кулиша, прототип моего героя Конон Молодый мою кандидатуру отстоял. Он сказал так: “Я ничего не знаю про кино, я знаю про жизнь: разведчик должен быть незаметен. То, что снято Кулишом, и есть настоящая жизнь. Если чиновникам она не нравится, это их дело. Но я считаю, что Банионис должен играть дальше”. Савва Кулиш тоже хотел, чтобы я играл. Ему нравились мои работы. Через две-три недели меня восстановили в роли. В итоге я играл не разведчика, а человека, который занимается этим делом. После успешного выхода картины на экран директор “Ленфильма” сказал: “Вот видите, многие были против Баниониса в этой роли, но мы его защитили и оказались правы!” Хотя первым гонителем был он сам.
— По слухам, ваш герой в “Мертвом сезоне” в свое время стал кумиром молодого Владимира Путина, и, насмотревшись кино, он решил податься в разведчики.
— Да, Путин говорил об этом.
— В СССР вы были обласканы властью. Как складывались отношения с руководителями компартии?
— Никак. Ходил анекдот: “Сидят два мужика на съезде колхозников в Кремле, разглядывают сидящих в президиуме партийных боссов. Один другого толкает в бок и говорит: “О! Смотри! Это точно он!” “Да нет! Не похож!” — отвечает другой. “Как не похож! А волосы, а брови!” Так они проспорили до перерыва. В перерыве подходят они к тому, кто сидел в президиуме, и спрашивают: “Ты кто такой?” — “Я — Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев”, — начинает отвечать мужчина. Один из спорщиков поворачивается к другому: “Я же говорил — не он, а ты все: “Банионис! Банионис!”
А с Горбачевым мы были вместе в Нью-Йорке в 1988 году, где он выступал на Генеральной Ассамблее ООН. В состав делегации были включены три художественных деятеля из СССР: Марк Захаров, Тенгиз Абуладзе и я.
— В театре у вас была роль Павки Корчагина. Играли, потому что было интересно или потому, что было положено играть “комсомольцев-добровольцев”?
— Тогда выбирать репертуар не приходилось, режиссер назначил. Но мне нравился роман “Как закалялась сталь”, я с удовольствием играл. Играл парня, а не политического деятеля. Павка — просто молодой человек, у которого были свои идеалы. Хорошие идеалы, ничего не скажешь.
— А работа за рубежом, роль Бетховена объяснялась музыкальным пристрастием?
— Да. Мне сделали грим, чтобы я был похож на композитора. Это не только исторический фильм. Я показываю Бетховена не только как композитора, но и как человека, его личную жизнь, любовь, перипетии его отношений с племянником. Интересно было играть, поскольку съемки проходили в Германии, на немецком языке. Бетховен — великий композитор, но мне ближе Бах. С его личностью я познакомился во время работы над пьесой “Встреча”, которую мы привезли на театральный фестиваль “Подмосковные вечера”. Еще я люблю музыку Моцарта. Это, наверное, три самых созвучных мне композитора по духу.
— А художники?
— Я хорошо изучил творчество Гойи, когда работал над его образом. Много его картин я не видел, поскольку они в Прадо, в Испании, но какие-то работы есть в Будапеште, в России.
— Уже после распада СССР вы сыграли у Евгения Татарского культового западного сыщика Ниро Вульфа. То есть вы все равно продолжаете работать в России?
— Ну, это еще старые связи. Я играл у Татарского в “Приключениях принца Флоризеля”, потом он пригласил меня на роль Ниро Вульфа. Хотя я и читаю детективы Рекса Стаута, у меня есть все шестнадцать томов о немного смешном сыщике Ниро Вульфе, но эта роль не оставила в моей душе никакого следа. Я ее не ценю.
— Кого вы можете назвать профессиональным актером?
— Иннокентия Смоктуновского, мы вместе снимались в фильме “Берегись автомобиля!”. Его роль Юрия Деточкина очень хорошая. Кстати, с этим фильмом у меня тоже было не все так просто. Рязанов велел ассистенту подобрать на роль пастора известного литовского актера. Меня он до этого никогда не видел. Когда я приехал на съемку, помню, как перекосились лица у Рязанова и Смоктуновского. Пастор, по их мнению, должен быть худой, высокий, со светлыми глазами и волосами — полная противоположность. В общем, я не был похож на пастора, не был похож на разведчика… Так получилось.
— Личная жизнь и творческая у вас как-то делятся между собой или вы настолько вживаетесь в роль, что она становится вторым “я”?
— Смешно говорить, что на что делится. И так, и эдак. Актерство — моя профессия с 17 лет. Жизнь — театр, театр — жизнь. И так шестьдесят с лишним лет. Но если, как вы говорите, вживаться в образ, то можно сойти с ума.
— Нет ли сейчас желания у кого-нибудь сняться?
— Да что вы! Нет-нет. Чтобы меня заставили кривляться? Предложения были, но я отказывался, принял лишь несколько, и не от литовских режиссеров. Например, в прошлом году снялся в картине “Неизвестность” в Москве.
— То есть вы поддерживаете Алена Делона, который сказал, что не будет больше сниматься, поскольку не видит достойных режиссеров?
— Я не слышал, чтобы он говорил такое, но могу повторить то же самое. Жалакявичюса уже нет, Тарковского нет, Козинцева нет, Кулиша нет. Это были действительно крупные мастера.
— Изменилось время. Появились новые жанры: ток-шоу, сериалы, рекламные клипы… Участвуете?
— Никогда, ни за что! Я к этому ко всему отношусь плохо, так научил Мильтинис. Не помню подобных съемок. Если только случайно. Может, вы что-то помните, но не я.
— Как вы чувствуете себя в России?
— Хорошо. Я как художник себя всегда хорошо чувствую среди художников, кинематографистов, театральных деятелей. До сих пор меня приглашают, я с удовольствием приезжаю и встречаюсь со своими коллегами. Это не имеет никакого политического оттенка.
— В Литве российскую славу вам в упрек не ставили?
— Нет. Если только за спиной, а так я не слышал. Ни мне, ни Адомайтису. Обошлось.
— Вы начинали играть во время войны, помните свои ощущения?
— Да. Почти все были просто счастливы, когда пришли немцы. Перед самой войной были страшные аресты, депортации. 14, 15, 16 июня 1941 года были самые жуткие дни в Литве. У меня на глазах в грузовики заталкивали семьи с маленькими детьми и в товарных вагонах отправляли неизвестно куда. В театре мы все мечтали, чтобы пришли немцы, боялись, что вывезут всех, всю Литву. Ни суда, ни следствия. Не могли оправдаться, поскольку не знали, в чем обвиняют. Кто знает, что за сволочи писали те списки на депортацию. Поэтому мы очень ждали немцев, когда началась война, то все были очень рады. 80% людей ликовали, но потом увидели, что все то же самое. Но не хуже, чем большевизм. После войны Литва была вновь оккупирована.
— Несмотря на то что все советские республики были как бы “равны”, прибалты всегда выделялись европейским лоском. Как это вам удавалось?
— Ну, многие наши крупные художники, писатели, режиссеры подолгу жили за границей. Например, режиссер Юозас Мильтинис приехал из Парижа в 1939 году. Там он учился у Шарля Дюллена, дружил с Виларом, Барро, Пикассо. Из-за начала Второй мировой войны он не смог вернуться обратно во Францию и решил создать свой театр на родине. Ему предложили Паневежис. Как все западные интеллектуалы, он был левым, хотел создать в Литве современный европейский театр. Набрал в него молодых людей, которые никогда, нигде не играли, кроме самодеятельности. Конечно, это все запрещалось и преследовалось, Мильтиниса в 1954 г. уволили из театра, но ему повезло: только что умер Сталин, а иначе он мог бы и оказаться в Сибири.
— В свое время вы проголосовали за независимость Литвы…
— Голосовал, не голосовал… Я не политик. Но обрадовался и согласен, что так произошло.
— Считалось, что развитию талантов в национальных республиках мешал гнет компартии, а в каком состоянии находится литовское кино и театр сегодня?
— Сейчас мешает не политика, а испорченный вкус. Что-то немыслимое творится на телевидении, что-то случилось с понятиями “кино” и “театр”. Я не буду это все анализировать, мне это неприятно и смотреть не хочется. Иногда с удовольствием смотрю передачи по культуре, но редко. В кино не хожу, поскольку два последних раза уходил с середины картины. Состояние российского кино оценить не могу, не знаю. То, что я вижу, мне не нравится.
— Как вы оцениваете российские театры? Например, МХАТ, БДТ?
— Это бывшие театры: нет Товстоногова — нет БДТ. Нет тех режиссеров, которые были двадцать лет назад, и нет театров. Театр — это актер, человек на сцене — самое главное. А сейчас его заменяют всякими формами, много бессмысленного новаторства.
— Расскажите о своей семье.
— Я женат очень давно — с 1948 года. У меня есть сын Раймундас, он режиссер. На фестиваль мы привезли его постановку-спектакль “Встреча”. Сын окончил ВГИК в Москве, снял в Литве несколько картин, потом произошли все эти перемены, и кино у нас перестали снимать, потому что государство не давало денег. И Раймундас стал работать в театре. Мы живем в Вильнюсе, в Паневежисе у нас осталась квартира — за ней сейчас соседи присматривают. Я не хочу ее продавать. Ведь я почетный гражданин Паневежиса, приезжаю туда играть в театре, да и другие дела находятся.
— Что надо делать, чтобы сохранить такую бодрость духа?
— Не знаю… Моя сестра на два года старше меня, ей 84 года, а выглядит лучше меня. Может быть, это гены. Наш дедушка прожил 101 год.
— Желание работать не пропадает?
— Как не пропадает? Нет режиссуры — такой, как хочется мне, нет спектаклей, нет кино… Естественно, желание пропадает.
— Уехать, эмигрировать никогда не хотели?
— Ой, нет. В Европе нет страны, кроме Греции, где бы я не был. Может быть, если бы я не бывал так часто за границей, думал бы, что там — рай. В Африке был, в Монголии, в Эфиопии, только в США восемь раз, но нигде не хочу оставаться.
— Как вам понравился фестиваль “Подмосковные вечера”?
— Я уже был на нем три года назад с пьесой “У Золотого озера”. Думаю, что общение театров-побратимов — это хорошо. Если будет возможность, приеду еще.
СПРАВКА "МК"
Донатас Банионис родился 28 апреля 1924 года в Каунасе. Театр был главным увлечением с детства. Переехав из Каунаса в Паневежис, Банионис сыграл более 100 ролей на сцене местного театра. В кино он дебютировал в 1959 году в роли Дауса в картине “Адам хочет быть человеком”. Позже создал целый ряд ярких образов в кинофильмах, по праву считающихся классикой советского киноискусства: “Король Лир” Григория Козинцева, “Мертвый сезон” Саввы Кулиша, “Солярис” Андрея Тарковского, “Берегись автомобиля!” Эльдара Рязанова... В 1980 году Банионис стал главным режиссером Паневежского театра и руководил им до 1988 года. Он народный артист Литовской ССР, народный артист СССР, почетный гражданин города Паневежиса.
