Его не ждали в России 170 лет. Его вообще здесь не ждали. А он взял и приехал. Праправнук Жоржа Дантеса, больше известного у нас как убийца Пушкина.
Спецкор “МК” был единственным неофициальным лицом, которого допустили к телу господина барона.
Сам барон Лотер де Геккерн Дантес за прожитые на свете 54 года никого не убил. А его визит накануне 195-летнего юбилея пушкинского лицея — часть обширной программы по укреплению русско-французских связей.
Не знаю, предусмотрено ли в ней еще и братание потомков наполеоновских и наших солдат. Но помирить Пушкиных с Дантесами хотят.
Пушкины пока сопротивляются.
— Слушай, Барон — это его кличка, что ли? — спросили меня два парня в питерском аэропорту, наблюдая со стороны за высоким, грузным господином, вокруг которого суетились таможенники и свита.
Они представить себе не могли, кто это на самом деле был.В Россию господин барон Лотер прибыл тайно. Так ему посоветовали. В одеяло его, конечно, не заворачивали, но “МК” убедительно попросили информацию о том, что Дантес здесь, не разглашать. Мало ли что, мстительных фанатов Пушкина у нас хватает!
В отличие от исследователей и политиков, мечтающих вернуть в Россию архив Дантесов, бесценный, как историческая реликвия, и, возможно, проливающий свет на тайну последней пушкинской дуэли, лично мне от господина барона ничего нужно не было.
Мне его было просто жалко. Вот ведь несчастный человек, который живет с осознанием того, что когда-то сделал его прапрадедушка, и даже выступает в его защиту.
Дело в том, что с нынешним бароном Лотером мы были уже знакомы. “МК” первым из русских СМИ разыскал во Франции потомков Дантесов и написал о них (см. статьи “Проклятье рода Дантесов” и “Гусиное перо Дантеса”).
Вернуться на родину предков — в жилах барона кровь его прапрабабки Катрин Гончаровой, свояченицы Александра Сергеевича, — нынешний Дантес мечтал с тех пор, как узнал о печальном прошлом своего рода. И хотя этой крови осталось всего 1/16, она, по его собственному признанию, все еще бурлит.
— Я первый из Дантесов, кто после 1837 года добрался до России, — объясняет барон Лотер. — Думаю, что время для возвращения пришло. Мы не приезжали раньше не потому, что боялись. Просто у моей родни не хватило бы ни средств, ни связей. А мне поездку подготовил мой друг — консул России в Страсбурге, за что ему мерси боку! Я вообще привык все делать качественно. Ходить в дорогие рестораны, любить дорогих женщин. Фаст-фуд не для меня! Это путешествие из такого же разряда!
Но из соображений экономии и безопасности в Москве господина барона поселили в гостинице на окраине города, рядом с Черкизовским рынком.
— Дантес — это который из “Графа Монте-Кристо”? — повертела в руках французский паспорт русская девушка на ресепшн. — Ну ладно, раз он барон, то дадим ему номер поприличнее.
* * *
Кстати, у себя во Франции барон Лотер управляет заводом по утилизации мусора, а в свободное время пишет стихи, в том числе и о знаменитой дуэли на Черной речке. В творчестве он совершенно самостоятельная единица и вряд ли подражает Пушкину. Он его просто не читал.
Поэтому-то нынешний Дантес до сих пор не очень понимает, за что русские так любят своего национального гения и не могут простить человека, лишившего его жизни.
Собственно говоря, именно за этим — понять Пушкина, а заодно с ним и всю Россию — он и заскочил сюда на недельку.
Вместе с бароном в Москву прилетел его друг — французский бизнесмен Филипп Шмербер. У того собственный коммерческий интерес. Мсье Шмербер владеет бывшим фамильным замком Дантесов в городке Сульц, неподалеку от Страсбурга, переоборудованным нынче в гостиницу. Он тоже пытается постичь загадку русской души, чтобы привлечь в отель новых постояльцев. “Буду строить в замке баню с вениками, устраивать пушкинские вечера и, может быть, даже переодену обслугу в сарафаны и кокошники, чтобы встречали автобусы хлебом и солью, — мечтает господин Шмербер. — Только бы понять: за что вы, русские, действительно готовы платить?”
Программа двойного понимания России Дантесом и Дантеса Россией была обширна и насыщенна.
В программе, разумеется, присутствовали Красная площадь, черная икра, цыгане и водка. Из-за недостатка времени не нашлось только места для посещения Святогорского монастыря под Псковом, где находится могила А.С.Пушкина.
— Мне не нравится все грустное, связанное со смертью, — пояснил мсье барон, отвернувшись в одном из музеев от посмертной маски поэта. — Но я вижу, что Пушкина в России любят. У вас есть его скульптуры и музеи, кинотеатры, библиотеки, станции метро и рестораны его имени. В одном из ресторанов я поел картошку “Пушкин”. Она была тре бьен! — подытожил барон.
Он с удовольствием попозировал перед знаменитым памятником на Тверской.
А вокруг бурлила толпа, которой не было никакого дела до исторического величия момента. Господа по фамилии Дантес и Пушкин, эти вечные соперники, все-таки встретились еще раз.
Дон Жуан и молчаливый Командор. Пусть и не те же самые. Но все же…
Один был жив и полон сил. Другой — медный, покрытый зеленой патиной.
* * *
Перед отъездом в Питер (обязательный пункт программы) барон опечалился. В элитном ресторане с него много содрали за обед. “Вообще, так и напишите, что в Москве полно хамов. Например, шофер машины, которую я арендовал, требовал денег за переработку и был агрессивен”, — возмущался он.
И все это время, сердясь на шофера и подсчитывая убытки за ужин, барон прислушивался к себе: не зазвенят ли внутри серебряные колокольчики? В знак того, что это его возвращение к Пушкину и к собственным корням оказалось не напрасным.
В Москве колокольчики не звенели. Или, может, барон их не расслышал?
Лишь один только раз я заметила живой блеск в глазах мсье Дантеса. В полете. Когда ребята из МАИ, входящие в сборную России по высшему пилотажу, виртуозно покружили нас на своем “Ан-2” над подмосковном Яропольцем, где находилось когда-то имение маменьки Гончаровой, дантесовой прапрапрабабки.
Впрочем, в этом случае Пушкин был совсем ни при чем.
А на Мойке, 12, в Петербурге, в последней квартире поэта, где тот встретил смерть, Дантесу разрешили даже не надевать бахилы. Его водили по комнатам, где когда-то разыгрывалась смертельная драма, уже после закрытия музея. В знак особого уважения. И чтобы не мешали другие, менее именитые посетители.
Администрация жала ему руку, и те из ученых-пушкинистов, что всего полгода назад грозились выкинуть Дантеса вон, едва только тот посмеет появиться в России (о том, что он собирается приехать, писал “МК”), рассыпались в любезностях и комплиментах. Эти высокие отношения тоже были частью программы. А воздух Питера, как и почти 170 лет назад, был полон недосказанностей и лукавства.
Но барон Лотер (наверное, из-за незнания языка) лукавства не прочувствовал. Недосказанностей не расслышал.
И так не смог понять, что его “кормят” фаст-фудом.
При этом выдавая его за черную икру.
Дантес послушал цыган (“не понравилось, в Париже круче!”) и выпил рашн водки (“понравилось, в Париже такая же!”).
Он совершил все, что положено совершать у нас любопытствующим иностранцам. Чего же боле? И что за дело, что человек с такой фамилией не был, да и не мог быть в России обычным туристом!
* * *
Он не увидел дом, где провели свою первую брачную ночь Жорж Дантес с Екатериной Гончаровой.
Не увидел церковь, где они венчались. Не увидел особняк на Екатерининском канале, где в 1863 году в три дня от воспаления легких умерла прекрасная Натали. В которую так безумно был влюблен его прапрадед. Не посетил с цветами ее могилу в Лавре.
И Аничков дворец, где вальсировали и смертельно ссорились его предки на бесконечных петербургских балах, тоже ускользнул от внимания мсье Лотера. Времени на такие мелочи просто не было. На третий день своего пребывания на Неве Дантес расхворался и расчихался. Мрачный город, высокомерный. Это еще Пушкин заметил.
А в темной воде Мойки дрожал-отражался его арабский профиль, изогнутый во всепонимающей усмешке.
Но, увы, господину Дантесу не указали на эти исторические параллели.
И не растаяла его душа от слез влюбленной в Пушкина бабушки-смотрительницы в Царскосельском лицее. После смерти мужа она пришла работать сюда за две тысячи рэ, чтобы не куковать дома одной и быть поближе к любимому поэту. Для нее он — все тот же кудрявый мальчик Саша, что бегает в Царскосельском, истекающем листопадом парке, читая свои первые стихи.
Он до сих пор еще жив. А она еще не родилась. И листопад все тот же. И 19 октября у лицея опять день рождения.
То ли первый по счету, то ли — 195-й…
— Дантес к нам приезжал? — переспросила старушка. — Давно пора было это сделать. Но что же он — никому не сказав, не показавшись, прощения не попросив?.. Как-то не по-людски, не по-русски… Мы бы ему объяснили, за что и как любим нашего Александра Сергеевича!
Она оглянулась в поисках вечно спешащего Дантеса. Но лишь знакомый силуэт мальчика-лицеиста разглядела меж грустных берез.
“Ничего страшного в том, что я многого не увидел, нет, — объяснил барон Лотер, когда я поведала ему об этой случайной встрече. — Будем считать, что мой первый приезд — всего лишь генеральная репетиция, черновик. Скоро я прибуду к вам со своей подружкой, отдохну здесь подольше и уж основательно все посмотрю…”
Как хорошо, что все можно переписать, как черновик. Все. Кроме жизни. Кроме смерти. И кроме Пушкина. Прямые потомки которого встретиться с Дантесом в России в этот раз наотрез отказались.
АНЕКДОТ ДНЯ
Идет по Тверской чемпион мира по стрельбе. Видит памятник Пушкину и недоуменно спрашивает: “А почему памятник Пушкину поставили, ведь попал-то Дантес?”
