Мариинский театр привез в Москву два спектакля, номинированных на “Золотую маску” за три с половиной месяца до официального старта самого фестиваля. Так удобно Санкт-Петербургскому театру и его руководителю Валерию Гергиеву, который сам решает, когда, где и что показывать публике и жюри. В свое время маэстро самолично решил, что он как дирижер в частной номинации заявляться не станет. Пожалуй, на этот раз гордое самоустранение маэстро сыграло в его пользу: представленный спектакль “Фальстаф” вряд ли заслуживает высшей награды за работу музыкального руководителя постановки.
“Фальстаф” поставил Кирилл Серебренников — фаворит нынешней “Маски”, номинированный и в опере, и в драме. Понять феномен Серебренникова или очень сложно, или, наоборот, слишком просто: с какой стороны посмотреть. Если со стороны режиссуры, то его “Фальстаф” — типичный для Серебренникова набор капустных приемов, основанных на примитивном принципе работы с костюмчиком или предметом. К примеру, надел Бардольфо (Василий Горшков) драные треники — и вот уже вам готовое режиссерское решение. Нацепила миссис Мэг Пейдж (Елена Соммер) дурацкую шляпку — и вот уже слеплен образ. Выехал мистер Форд на машине марки “Форд” — и пожалуйте вам, номинация на “Золотую маску”. Напоминает, правда, эпизод из “Двенадцати стульев”: когда в спектакле “Женитьба” вместо персонажа по фамилии Яичница на сцену выносили настоящую яичницу на сковородке. Но кто сейчас помнит Ильфа и Петрова? Не гнушается режиссер и заимствований: понравилась ему сцена в фитнес-центре из “Летучего голландца”, поставленного Конвичным в Большом театре, — давай ее к себе. Ну и, разумеется, спектакль обильно сдобрен притягательными для некоторой части публики вторжениями педиковатых юношей в узких коротеньких брючках, обтягивающих водолазках или — и того лучше — в женских платьях. Так ли это необходимо для выстраивания общей концепции “Фальстафа”? Ни боже мой. Просто приятно.
Возможно, именно режиссерская экспансия грубо взрезала музыкальную ткань спектакля, но в итоге вокальная сторона оперы оказалась под ударом. Ансамбли рассыпались как карточные домики. Сольные партии номинантов Виктора Черноморцева (Фальстаф) и Татьяны Павловской (Алиса) были довольно невыразительными. А некоторыми другими артистами, например Ларисой Дядьковой (миссис Квикли), спеты крайне неудачно. И хотя оркестр звучал мастерски, в целом спектакль не потянул на ту планку, которую до сих пор демонстрировала Мариинка. Уж во всяком случае, он не идет ни в какое сравнение с блистательным “Путешествием в Реймс”, представленным на прошлогоднем фестивале.
“Поворот винта” — второй спектакль Мариинского театра, выдвинутый на “Маску”, значительно скрасил разочарование от “Фальстафа”. Как многие оперы ХХ века, “Поворот винта” не слишком эмоциональное сочинение. Вдобавок написанное на мутно-мистический сюжет про английский дом с привидениями. Постановщики — режиссер Дэвид Маквинкар и художник Таня Маккалин — предъявили публике уместную четкость композиции и элегантную парадоксальность видеоряда, отсылающего к каким-то японским ассоциациям. Получился добротный спектакль, ровный и нескучный. Практически все: от светового решения до актерской работы самого маленького исполнителя роли Майлза, Николая Ирви, — создает впечатление умело произведенного продукта. Публика, правда, была слегка обескуражена тем, что маэстро Гергиев по неизвестным причинам не встал за дирижерский пульт, но для исполнения партитуры Бриттена это особого значения не имело.
