Знакомство с новым для Москвы солистом — вещь увлекательная. Так, вчерашний вечер в Доме музыки Владимир Спиваков посвятил Бетховену, пригласив на ре-мажорный концерт американо-израильского скрипача Гила Шахама. Гил единожды бисировал и оставил самые приятные воспоминания как от себя, так и — что важнее — от музыки.
…За ним приятно наблюдать. Держится скромно; по счастью, не надевает на концерт сверхдорогих черных френчей на красной атласной подкладке и с бриллиантом в петлице. Лишь черная навыпуск рубашка… “Из понтов” у Гила только скрипка Countess Polignac 1699 года (работы Страдивари) — но это, согласитесь, нам же во благо. Хотя — спросите у любого реставратора — нет такой исторической скрипки, в которую за последние два-три века не было бы по 8—10 вмешательств более поздних мастеров; это скорее некий символ…
Гил — как ребенок. С удивлением осматривает публику первых рядов. На дирижера — Владимира Теодоровича (вчера он вел свой НФОР — большой филармонический оркестр) — глядит как на отца, ловит каждую интонацию. К вступлению готовится загодя: ему играть еще секунд через пять, а смычок уже поднесен к скрипке. Не как, скажем, Башмет (альт), который любит включаться неожиданно, с полоборота… Поэтому за внешние данные Гила воспринимаешь с какой-то нежностью, но нежность в образе не переходит в слащавую жеманность при игре бетховенского концерта 1806 года. Здесь Гил жесток, точен, умен, никакой размазанности, суетливости: подает Бетховена монументально, не мельчит. Это действительно “шаги гиганта”, как сказал о Бетховене Брамс, а отнюдь не трусливое семенение…
Второе отделение — Седьмая симфония 1812 года. Интересно, что премьера ее была дана годом позже в Вене и все деньги от концерта пошли вдовам солдат — участникам битвы при Ганау, давшим отпор армии Наполеона… Владимир Спиваков вел оркестр с закрытыми глазами, почти не глядя в партитуру, предвосхищая каждый звук, — полное растворение с оркестром. Хотелось — так же как он — закрыть глаза. Вот тот случай, когда ты, дирижер, оркестр, партитура превращаются в одно целое, не разваливаются на составные… Да и симфония воспринимается одним целым, а не “гарниром” к “единственно популярной” второй части — Allegretto.
Как всегда, внимательно слушал “театральный разъезд” — мнение публики по выходе. Что говорят? Во-первых, “хочется еще, как жалко, что не бисировали…”. Ну, тут нечего ответить: по негласным традициям после большой симфонии бисировать не принято. А еще: “Ну теперь-то понятно, откуда у Чайковского в 5-й симфонии…” Что ж, как писал наш Михаил Друскин: “Есть возбудители музыкальных идей. Такими “биотоками”, питавшими воображение музыкантов, был начинен не популярнейший Верди, а Вагер. Не Чайковский, а менее известный широким массам Мусоргский…” Так и Бетховен “не успел обрасти” стилем, за которым, как за спасительным кругом, могли бы прятаться менее даровитые музыканты. И вчера никто ни за чем не прятался. Мы открывали мир.
