Пройдя вдоль глухой каменной стены, протянувшейся метров на двести, выхожу к двум многострадальным площадям — Арбатской и Арбатских Ворот. Как их отличить? Первая находится между Гоголевским бульваром, Знаменкой и Воздвиженкой. Вторая тянется к Никитскому бульвару между Арбатом, Новым Арбатом и Поварской.
Высокой оградой отделена от города территория военных. За стеной видны здания, куда краеведам путь закрыт. Там владения Министерства обороны, бывшего Наркомата обороны, дома Реввоенсовета-1, захватившего после революции разогнанное Александровское военное училище.
За крепостной стеной перед Первой мировой войной инструктор верховой езды капитан Обух-Вощатынский обучал юнкеров держаться в седле, пускать лошадей в галоп и прочим кавалерийским секретам. Русская армия отсюда пополнялась офицерами пехоты. Один из них, Александр Куприн, выпущенный в 1890 году подпоручиком, прославился не на поле боя, а в русской словесности повествованиями о любви. За пристрастие к литературе и публикацию без ведома начальства юнкер Куприн пострадал. В изгнании, в Париже, написал “Юнкера”, автобиографический роман, окрашенный в тона “элегической грусти и тоски по утраченному прошлому”. Шефом Александровского училища являлся император Александр II, а после его гибели император Александр III.
Прошлое безуспешно с винтовками в руках пытались защитить офицеры и юнкера училища в октябре 1917 года.
За баррикадами и окопами Арбатской площади укрылся оперативный штаб командующего Московским военным округом полковника Константина Рябцева, члена партии социалистов-революционеров. Полковник попал между молотом и наковальней: правыми, монархистами, и левыми, большевиками. В августе подавлял мятеж генерала Корнилова. В октябре десять дней сражался с большевиками и отступил в училище. После артобстрела офицеры и юнкера капитулировали, полковник подался в Харьков. Там после захвата города его расстреляли офицеры Добровольческой армии за поражение Корнилова и победу Ленина и Троцкого.
Опустевшее училище занял Революционный военный совет во главе с никогда не служившим в армии Львом Троцким, правой рукой Ленина, сформировавшим Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, сокращенно РККА. В ее ряды встали пятьдесят тысяч офицеров и генералов русской армии. Не служил в ней и сменивший на Знаменке павшего в борьбе за власть вождя мировой революции командарм Михаил Фрунзе. Первый дом Реввоенсовета, где находился кабинет наркома по военным и морским делам, описан бесстрашным Борисом Пильняком в “Повести непогашенной луны”. Ее автор поплатился жизнью за пристрастие к истине.
“В полдень к дому номер первый, к тому, что замедлил время, подъехал закрытый ройс. Часовой открыл дверь, из лимузина вышел командарм.
— Я тебя позвал потому, что тебе надо сделать операцию. Ты необходимый революции человек. Я позвал профессоров, они сказали, что через месяц ты будешь на ногах. Этого требует революция”.
После этих слов “не горбящего человека”, то есть Сталина, и состоявшейся операции Фрунзе похоронили с воинскими почестями на Красной площади. Знаменку переименовали в улицу Фрунзе, которой вернули имя в наши дни.
Выпускник училища полковник Сергей Каменев стал Главнокомандующим Вооруженными Силами республики.
Умер своей смертью до начала “большого террора”. Выпускник Александровского училища поручик лейб-гвардии Семеновского полка Михаил Тухачевский в 25 лет разбивал армии царских генералов, подавил мятеж матросов Кронштадта и восстание крестьян в Тамбовском районе. Сталин присвоил ему звание Маршала Советского Союза, а в сорок лет расстрелял, опасаясь “красного Наполеона”.
За стеной Гоголевского бульвара в мемуарах легендарного советского военного разведчика Леопольда Треппера помянуто Главное разведывательное управление Красной Армии. Оно, по его словам, до войны “располагалось в доме девятнадцать на Знаменской улице в Москве. Дом был невелик и из-за своего цвета назывался шоколадным”. Отсюда в чине полковника в хорошем костюме с выправленными документами, 10 тысячами долларов в кармане убежденный коммунист отправился в Европу. Там сплел агентурную сеть, названную германскими спецслужбами “Красной капеллой”. Посылал на Знаменку, 19, из Швейцарии донесения другой великий агент ГРУ — венгерский коммунист Шандор Радо, прославившийся группой “Красная тройка”. Его и Треппера, прилетевших после войны в Москву, с аэродрома доставили на Лубянку, откуда им удалось нескоро выйти живыми.
Стена на Гоголевском бульваре обрывается у старинного особняка на углу со Знаменкой. Домику посвящено несколько строк в архитектурном путеводителе по Москве: “Скромная двухэтажная постройка расположена на месте, которое по планам Комиссии для строений Москвы занимала урегулированная Арбатская площадь (проект осуществлен не был)”.
До нашествия Наполеона в Москву из Петербурга прибыл итальянец Карл Росси, архитектор “кабинета его величества” Александра I. Гениальный зодчий, творец ансамблей площадей и зданий столицы Российской империи. Благодаря Росси Петербург стал красивейшим городом Европы. Командировка Росси длилась шесть лет, но все содеянное им в Москве погибло в пожаре 1812 года. Построенный из дерева по его проекту Арбатский театр находился на площади напротив Малого Афанасьевского переулка. Он имел статус казенного императорского театра. Радовал москвичей всего четыре года, память о нем осталась в записках современников.
В “Старой Москве” Михаил Пыляев пишет: “Арбатский театр был очень красив, весь окружен колоннами, подъезды вели к нему со всех сторон… Внутреннее устройство театра было превосходное”. На его сцене выступала французская труппа, известные иностранцы писали декорации, ставили балеты. Царила в театре в трагических ролях француженка Жорж. Ей составила конкуренцию Екатерина Семенова. Актрисы играли одни и те же роли и пользовались необыкновенным успехом. Судьба Семеновой похожа на судьбу Жемчуговой. Обе девушки родились крепостными, обе прославились на сцене и обе вышли замуж за самых знатных и богатых аристократов, с той разницей, что Параша после женитьбы стала графиней, а Екатерина — княгиней.
Читала малограмотная Семенова с трудом, легче ей было выучить роль, слушая чужое исполнение. Помогал понять суть пьесы и правильно говорить Николай Гнедич, переводчик “Илиады”, другие известные литераторы, считавшие за честь общение с гениально одаренной актрисой. Ее приглашали выступить в лучшие дома Москвы, одаривали не только цветами и аплодисментами. За прочтение трагического монолога платили 500 рублей, со столь крупной по тем временам суммой могут сравниться разве что гонорары современных звезд рок-музыки.
За игру в трагедии Вольтера “Меропа” преподнесли бриллиантовую диадему. После выступления в трагедии Вольтера “Танкред” восхищенный поэт сочинил в ложе экспромт:
Всех привела в восторг! Твоих страшася бед,
Всяк чувствами к тебе, всяк зритель был Танкред.
Узнав, что после женитьбы актриса уходит со сцены, Пушкин, увековечивший ее имя в первой главе “Евгения Онегина”, позднее с горечью писал:
Ужель умолк волшебный глас
Семеновой, сей чудной музы?
На сцене Арбатского театра выступали комик Сила Сандунов, грузин по фамилии Зандукели, и его жена Елизавета, обладавшая необыкновенным по диапазону голосом почти в три октавы. Актеры поженились в Петербурге, хотя на их пути к алтарю встал могущественный секретарь императрицы граф Безбородко, домогавшийся любви красавицы Елизаветы. Императрица охладила пыл графа, справила свадьбу артистов, подарила новобрачной бриллианты. Преподнес бриллианты и граф, сделавший красивый жест, смирившись с волей Екатерины II. После свадьбы она перевела Сандуновых играть в Москве, подальше от всесильного вельможи. Почитательница таланта актрисы, царица любила театр и сочиняла для сцены. Она придумала ей псевдоним по названию планеты Уран, под которым Елизавета Уранова выступала в пьесах императрицы в придворном театре.
В Москве Сандуновы стали любимцами публики. Семенова играла в опере, когда Арбатский театр посетил император Александр I. Тогда она пропела в его честь, как дьякон в церкви: “Слава нашему царю, слава!” — чем вызвала бурный всплеск патриотических чувств и овации публики. Сила Сандунов увековечил себя не столько забытыми выступлениями на сцене, сколько Сандуновскими банями, построенными на деньги, вырученные за бриллианты. Перестроенные бани процветают на прежнем месте, где на улице перед входом в номера продают березовые веники.
Арбатский театр, окруженный по периметру монументальной колоннадой, напоминал современникам вошедшую в учебники архитектуры Биржу в Петербурге, ставшую “ядром всего ансамбля невских берегов”. Могло бы стать ядром Арбата и творение Росси. Но театр не пощадил пожар 1812 года. За несколько лет до начала войны сгорел каменный Петровский театр, предшественник Большого. Москва осталась без достойной города сцены.
После изгнания Наполеона Арбатский театр не восстановили. Спектакли шли на Знаменке, 19, в зале несгоревшего дворца графа Апраксина. Пушкин слушал в нем оперу Россини “Сорока-воровка”.
(До революции государство выкупило дворец у наследников графа. Позднее передало здание Александровскому военному училищу. Где оно? С угла площади хорошо видны четырехэтажной высоты 12 колонн массивного здания в духе социалистического реализма. Знамена и оружие, щиты и звезды лучше любой вывески говорят, кто в доме хозяин. Посохин и Мндоянц переделали двухэтажный классический дворец Кампорези в здание Министерства обороны СССР.)
Нет худа без добра. По словам Фамусова в адрес Москвы, “пожар способствовал ей много к украшенью”. Лучше выглядеть стала и Арбатская площадь, ее застроили двухэтажными каменными домами, она приобрела осмысленный гармоничный вид. На месте театра возник бассейн, откуда черпали воду жители прилегающих улиц.
Путеводитель по Москве 1831 года отмечал, что это “одна из пространнейших площадей по бульвару Белого города: входите на оную, и огромность зданий с различными формами архитектуры поражает ваши взоры”.
Поражали весной неукрощенные разливы Черторыя, протекавшего по площади, распутица после дождей. “Нередко можно видеть, как бились лошади, вывозя из непролазной грязи тяжелую карету или колымагу”.
В “Юности” Лев Толстой описал свой путь ранним утром от дома на Плющихе, где жил, в центр по улице Арбат: “Пройдя шагов тысячу, стали попадаться люди и женщины, шедшие с корзинами на рынок; бочки, едущие за водой; на перекресток вышел пирожник; открылась одна калашная, и у Арбатских ворот попался извозчик, спавший, покачиваясь, на своих калиберных, облезлых, голубоватеньких и заплатанных дрожках”.
Над домами возвышались купола и колокольни церквей. На месте памятного камня, установленного у подземного перехода напротив “Художественного”, стояла с незапамятных времен церковь Бориса и Глеба.
Юные сыновья великого князя Владимира не желали братоубийства в борьбе за власть и пали от рук родного брата Святополка, прозванного народом окаянным. Летописец Нестор, автор “Повести временных лет”, сочинил “Сказание о Борисе и Глебе”, причисленных к лику святых мучеников. В Древней Руси братья чтились всем народом, им посвящалось много храмов. В княжение великого князя Василия III, отца Ивана Грозного, церковь заново возвели из камня и придали статус собора, одного из семи на всю Москву. В царствование Екатерины II чтимый ею архитектор Карл Бланк возвел заново Бориса и Глеба в стиле барокко, редкого в городе. Красота не спасла храм в 1931 году.
Борису и Глебу посвящена часовня на площади, появившаяся в годы правления Бориса Ельцина, назвавшего внука Глебом. В миниатюре часовня напоминает разрушенную церковь. Бывший секретарь обкома и ЦК партии, очевидно, уверовал, что жившие тысячу лет назад юные князья поспособствуют ему и его роду.
Конечно, хорошо, что на месте разрушения установили камень с силуэтом храма. Но как помянуть тех, кто стоял у Бориса и Глеба насмерть, не давая с востока и запада захватить Кремль? При Василии Темном здесь разгромили войско казанского царя Мехмета. Князю Юрию Литовскому и его дружине помогли монахи, их вооружил и привел на помощь инок Владимир, в миру богатый боярин Ховрин. После ослепления князя Василия он принял постриг, но не остался в стороне, когда татары подошли к Москве. В том бою русские захватили обоз, освободили пленных, а после победы храбрый монах “в самом месте Арбатских ворот окропил пленных святой водой”.
Почему войско Мехмета появилось у Арбатской площади? Татары перешли Москву-реку у Крымского брода, но дальше на пути к Кремлю им мешали крутой Черторый и Сивцев вражек, речка Сивка и овраг. Конница объезжала эти естественные препятствия, и таким образом вражеское войско оказывалось у Арбата.
У Бориса и Глеба в 1612 году произошло решительное сражение ополчения (во главе с князем Дмитрием Пожарским) с войском гетмана Ходкевича. Гетман шел на помощь осажденным в Кремле полякам. Как пишут, “победа Пожарского решила судьбу Москвы”.
Разве эти сражения не достойны обелиска в столице России?
Другая церковь на площади находилась вблизи вестибюля станции метро “Арбатская” первой очереди. Храм посвящался святому Тихону из города Амафунта. Этот епископ прославился чудотворством на Кипре, где жил и обращал язычников в христианство. Церковь освятили в годы правления царевны Софьи. Перестроили в начале ХIХ века. Искусствоведы считали ее “любопытным образчиком незатейливого ампира, с очень хорошим барельефом в южной стороне”. И она сломана в годы “реконструкции Москвы”.
У Арбатских ворот с давних времен шумел рынок, где торговали подмосковные крестьяне и огородники. Скверы с клумбами разделял павильон трамвая. Рельсы тянулись вдоль линии бульваров. Архитектор Федор Шехтель предлагал построить на площади московский спорт-палас с катком и рестораном. Проекту помешала мировая война.
При советской власти сломали двухэтажные дома, окружавшие Арбатские ворота. Прокопали тоннель между бульварами. От Арбатской площади, разрушив все дома на пути на запад, проложили Калининский проспект — Новый Арбат. Возвели напротив Министерства обороны громадный белокаменный дом Генерального штаба.
Старинный особняк на углу Гоголевского бульвара и Знаменки, 19, единственный из всех, уцелел после жестоких “урегулирований” и тотальных разрушений. Его можно видеть на известной фотопанораме Арбатской площади, запечатлевшей двухэтажную застройку до 1917 года.
Все, что сохранилось на площади и у Арбатских ворот: памятник Гоголю, “Художественный”, “Прага”, станция метро, проспект, здание штаба — появилось в разные годы ХХ века. Бомбой во время войны разрушен дом и рынок. Зияет пустырь у Дома журналистов. Поражает хаос, возникший на некогда гармоничной площади.
Фиолетового окраса восьмиэтажный дом банка со вздувшейся нелепо крышей, магазинами и кафе — знак ХХI века. О них – в следующих очерках “МК”.
