Новосибирский театр оперы и балета представлен на фестивале “Золотая маска” солидным куском своего репертуара: две оперы, балет да еще одна опера в концертном исполнении вне фестивальной программы. Главный дирижер театра Теодор Курентзис, харизматичный герой многочисленных газетно-журнальных публикаций, обладатель репутации экспериментатора и новатора, безусловно, умеет создать вокруг своей личности нужный ажиотаж. Опера “Свадьба Фигаро” Моцарта, представленная на “Маске”, тоже подана не без интриги: дирижер позиционирует ее как необычный для нашей страны опыт аутентичного прочтения.
Впрочем, об аутентичности — позже. Вначале — собственно о спектакле, который, помимо музыкальной составляющей, обременен еще, к сожалению, и режиссерско-сценографическим решением. Авторы этого решения — режиссер Татьяна Гюрбача и художник Ингрид Эрб смело могут претендовать на высшую премию за создание самого скучнейшего и уродливого спектакля сезона. Полное отсутствие вкуса и воображения у этих дам дает повод от души позлорадствовать всем противникам женского креатива в искусстве. Дворец графа Альмавивы представлен плохоньким офисом класса С (то есть плохо отремонтированное старое здание), принадлежащим, скорее всего, телефонной станции. На это намекают эмблемы в виде телефонной трубки на серых форменных халатиках (у женщин) и рубашках (у мужчин), в которые обряжены абсолютно все персонажи спектакля. Отличаются лишь Граф (на нем сначала теннисные шорты, а затем заурядный современный костюм) и Графиня, облаченная в чудовищно безвкусное желтое атласное платье. Две телефонные будки, обшарпанные пластиковые панели, урны, грубые скамейки. И огромное количество атрибутов, связанных с уборкой помещения: пылесосы, швабры, ведра, щетки для мойки окон. Разбавляют все это хозяйственное убожество полуголые девушки на галерее — трусы, бюстгальтеры, белые чулочки, свидетельствующие о том, что телефонная компания сдала часть своих помещений в аренду борделю.
Если учесть, что спектакль длится три с половиной часа, то легко представить себе “удовольствие” от лицезрения столь унылой картинки. Зритель как будто попал за вечно закрытую дверцу “Только для персонала”, что вряд ли является затаенной мечтой нормального человека. Желание покинуть это царство обслуги возрастает с каждой сценой. Когда же на свадьбе Сюзанны и Фигаро весь это менеджмент низшего звена кричит по-русски: “Горько!” — то очень хочется сбежать. Не спасает никакая аутентичность, к которой мы наконец подобрались.
Проблема аутентичного исполнения сегодня очень актуальна. Действительно, Монтеверди и Верди можно (или даже нужно) исполнять по-разному. И это вопрос не только эстетический, но и технологический: другие инструменты, другие штрихи, другие приемы у вокалистов. Но и — другие залы, иная акустика. То, что маэстро Курентзис всерьез озадачился этой темой, просто здорово. Однако раскрытие этой темы в “Фигаро” не очень пока убедительно: особые штрихи у струнных влекут за собой много фальши, злоупотребление “понтовыми” приемами вроде слишком быстрых темпов и слишком резких динамических контрастов рассчитано на чисто внешний эффект. Певцы, включая номинантку Веронику Джиоеву, поют почти что “белым” звуком, что также обрекает их на тусклое и фальшивое звучание. Но главное, что все это вместе не имеет никакого отношения к функционированию провинциальной АТС, хозяин которой непонятно с какого перепугу решил реализовать феодальное право первой ночи.
