В Следственном комитете при Прокуратуре Российской Федерации вовсю полыхает коррупционный скандал. А Европейский суд по правам человека стонет от России. Его секретариат под завязку завален жалобами со всех концов нашей необъятной Родины. Авторитетные судьи никак не могут понять, почему их российские коллеги вновь и вновь с непонятным упорством допускают одни и те же ошибки и так упрямо закрывают глаза на вопиющие нарушения прав человека при исполнении правосудия. Своим мнением о происходящем и своей версией этих явлений поделился с “МК” участник многих громких процессов, известный российский адвокат и правозащитник Сергей Антонов.
— Как вы оцениваете нашу правоохранительную систему?
— К сожалению, сегодня российская правоохранительная и судебная системы полностью повернулись спиной к людям. Обе эти системы настолько реакционны и порочны, абсолютно зависимы, что любого человека можно бросить за решетку и содержать его бесконечно долго без надлежащих документов и оснований, подтверждающих его причастность к преступлению. Денежный залог, домашний арест, поручительство известных лиц как меры пресечения практически не применяются. Такое ощущение, что судам запрещено освобождать человека, если его арестовал следователь. Особенно ярко эта тенденция проявляется по уголовным делам вновь созданного Следственного комитета при Прокуратуре РФ (СКП). И я далеко не единственный адвокат, который об этом открыто говорит. Лишение свободы на стадии следствия должно быть исключительной, вынужденной мерой пресечения, как это и требует закон. Нормальное общество и здоровая судебная система идут на это в крайних случаях, когда по-другому уже никак нельзя.
— Сколько за год граждан насильственно лишаются в РФ свободы?
— Около 250 тысяч. Эти люди содержатся под стражей за государственный счет, то есть за счет налогоплательщиков. По статистике 2006 года, суд дал согласие на это в 91% случаев. Срок содержания под стражей суды продлевали в 99% случаев. В 2006 году мы установили рекорд: из более 50 тысяч уголовных дел, рассмотренных городским и районными судами Москвы, — только 0,3% оправдательных приговоров. А в демократических странах соотношение обвинительных приговоров к оправдательным — 70 к 30. Любому человеку понятно, что наши правоохранительные органы работают ничем не лучше, чем в других странах, — просто российским судам властью поставлена задача не оправдывать невиновных людей, а регулировать вопрос виновности смягчением наказания, назначая условный срок, например. В 2007 году, уверен, статистика не улучшится, а в 2008 году, после создания СК при Прокуратуре РФ, будет еще хуже. В России принцип неотвратимости наказания преобразован в принцип тотального наказания. И мера пресечения используется совсем не для тех целей, которые предусмотрены законом, а как средство давления на обвиняемых.
— Насколько показательны в этом отношении громкие процессы последних месяцев?
— Ярким примером произвола следствия при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу является расследуемое Следственным комитетом при Прокуратуре РФ (СКП) уголовное дело в отношении руководителей Фонда обязательного медицинского страхования (Таранов, Климова, Яковлев и др.). В этом деле следствие взяло на себя роль суда и решает самостоятельно, кого держать под стражей до суда, а кого отпустить на волю. В отношении давших признательные показания людей находятся причины для освобождения из-под стражи, а в отношении упорствующих — нет. Следователь СКП Александр Филин называет это “тактическим признанием”, за которое сам и отпускает грехи, изменяя стражу на подписку. И большинство обвиняемых (а поставьте себя на их место) решили не упорствовать. Тот же подход используется и в деле генерала ФСКН Александра Бульбова. А на днях СКП продлил содержание под стражей бывшего сенатора Игоря Изместьева до 18 месяцев, то есть на предельный срок, разрешенный законом. Любопытно, что на 140 страницах документов, представленных в суд, подробно перечисляются инкриминируемые ему преступления, но нет ни одного доказательства его причастности к этим преступлениям, равно как и конкретных подтверждений необходимости содержать экс-сенатора под стражей. Впрочем, это, вопреки принципу презумпции невиновности, никого не смущает. Как только в деле банды Сергея Финагина прозвучала фамилия Изместьев — причем прозвучала она не из уст объективных свидетелей, а от самого Финагина, спасающего свою шкуру от пожизненного заключения за совершение без малого двух десятков убийств, — сразу же была разработана операция по похищению Изместьева. Выяснив путем прослушивания телефонов планы Изместьева посетить Киргизию, сотрудники ФСБ похитили его из Бишкека, что само по себе является преступлением, какими благими целями ни прикрывались бы при этом. В дальнейшем на Изместьева навесили, что называется, всех собак. Ему вменили в вину и теракты, и убийства, и даже организацию банды Финагина. По этому делу применены все самые отработанные грязные технологии по выбиванию показаний. Здесь и ограничение Изместьева в предоставлении свиданий с родственниками, и помещение бывшего сенатора по надуманным предлогам в штрафной изолятор, и содержание в общей камере с уголовниками в так называемой пресс-хате. Имеются и другие, не менее грубые нарушения, в связи с чем защитой заявлен отвод всей следственной группе. При этом следствие даже не скрывает, что вместо бандита и убийцы Финагина кандидатом на получение пожизненного заключения будет Изместьев, если не признается в инкриминируемых преступлениях. Тем самым следствие еще раз цинично подчеркивает полную управляемость суда.
— Возможно, от Изместьева кто-то ждет публичного покаяния?..
— В том-то и беда, что на самом деле на “кону” другая игра. Через Изместьева оказывается давление на президента Башкирии Муртазу Рахимова и его сына с целью отобрать у них ТЭК республики. Не секрет, что интерес к этому активу проявляют некоторые господа из Администрации Президента РФ. Оттуда, кстати, Изместьеву периодически поступают конфиденциальные предложения помощи в смягчении его участи, если он оговорит Рахимовых. А в средства массовой информации активно сливается негатив в отношении Изместьева, что отчасти подтверждает вышесказанное.
— Иными словами, профессионализм следователей направлен не на раскрытие преступлений, а на давление с целью отъема собственности.
— О профессионализме следователей говорит такой факт. В 1998 году Изместьев, по версии следствия, заказал группировке Финагина убийство коммерсанта Бушева. Однако, как записано в деле банды Финагина, исполнители не смогли довести преступление до конца и убили случайно оказавшегося в лифте в момент совершения покушения соседа коммерсанта — Доценко. Теперь убийство Доценко вменяется Изместьеву. Однако любой студент юрфака знает, что такое “эксцесс исполнителя” (организатор не несет ответственности за те действия исполнителей, о которых он не просил). Не знают азбучных истин только “профессионалы” из СКП. По делу Бульбова, например, в одной из справок, представленных в суд, какой-то не очень умный опер, кстати, “почему-то” не под своей фамилией, умудрился написать, что они осуществляют оперативные действия в отношении адвокатов. И эта информация была использована как основание для продления заключения под стражей обвиняемого. Естественно, мы обжаловали такое незаконное основание. Представитель ФСБ в суде заявил, что никаких оперативных действий в отношении адвокатов не проводилось. Тем самым ФСБ попала в шахматную вилку: отсутствие прослушки означает, что справка является фальшивкой. А ее признание — незаконность оперативных действий. Вот такие профи сегодня ловят шпионов… И таких случаев воинственной некомпетентности следствия вам любой адвокат приведет сотни.
— Чем же руководствуются судьи, рассматривая наспех состряпанные с грубыми нарушениями уголовные дела?
— Наша правоохранительная система давно сдала позиции независимости и объективности. В приватных беседах многие судьи признаются, что есть негласная установка руководства: виновен — сажайте в тюрьму, не виновен — ограничивайтесь условным наказанием. Судьи порой вынуждены идти на сделку с защитой. Они понимают, что подзащитный невиновен, но предлагают дать минимальный условный срок. И 99% обвиняемых соглашаются. Люди осознают, что бороться с судебной системой себе дороже. Возьмите для примера дело Михаила Трепашкина, принципиально не согласившегося со вздорными обвинениями. Результат — четыре года колонии поселения, что называется, “от звонка до звонка”. И это при доказанной судом фальсификации в его адрес.
— Почему же принято закрывать глаза на некомпетентность судей, следователей и других представителей закона?
— Некомпетентный следователь удобен власти. Он управляем и полностью лоялен. Все свои действия он пытается объяснить не с позиций закона, а с собственных позиций, не имеющих ничего общего с этикой и моралью. Отсюда появляются вопиющие факты открытого пренебрежения закона.
— Значит, некоторыми знаниями и опытом нынешние следователи обладают…
— Одной теории и даже знания Уголовного кодекса мало. К примеру, недавний скандал с коррупцией в руководстве Следственного комитета ничем иным, как некомпетентностью и непрофессионализмом, не объяснишь. Ведь научные звания, которыми обладают и Довгий, и Бастрыкин, не заменят порядочности и профессионализма, честности и гуманности, да и просто человеческого опыта. А испытание властью, тем более властью неограниченной, проходят далеко не все. Ну каким профессионализмом можно объяснить недавние горделивые заявления Бастрыкина об использовании по делу о подрыве невского экспресса при допросе свидетелей, потерпевших и подозреваемых гипноза? Давайте еще “сыворотку правды” применять, а лучше — спиритизм.
— Куда, по-вашему, будет двигаться система российского правосудия?
— В сфере взаимоотношений между правоохранительными органами и обществом сейчас возникла некая революционная ситуация (верхи не могут, низы не хотят). Примечательно, что к доводам, которые в последние годы приводит адвокатское сообщество, присоединяется, пусть пока робко, Генпрокуратура РФ. Уже есть и маленькие победы — например, Василий Алексанян. Россия не заслужила такую правоохранительную и судебную систему, которую сейчас получила, и люди в России не заслуживают средневековой расправы за проступки, правонарушения и, все чаще, за инакомыслие. Уже сейчас раздаются призывы для обеспечения независимости, справедливости и правосудности судей ввести механизм их отзыва гражданским обществом. Судьи должны осознавать свою ответственность перед обществом, а не перед властью. Иначе газонефтяная эйфория, как и любое опьянение, закончится тяжким похмельем, а то и белой горячкой.
