В связи с приближающимся Днем Победы на экраны выходит все большее число картин разного калибра и достоинств. О проблемах ТВ и общественного мнения на примере военной тематики мы поговорили с известным телеведущим, настоящим китом отечественного эфира Борисом Ноткиным, передачи которого отличают интеллигентность и достоинство.
— В прошлые годы в финале ТЭФИ за “Золотого Орфея” соревновались “Ленинград” — гимн героизму и благородству блокадников — и “Завещание Ленина” — анафема бесчеловечному, дьявольскому режиму. Голосование тогда разделило академиков. Кого поддержали вы?
— Я выступил в поддержку Николая Досталя, хотя, к сожалению, у нас сохраняется манера освещать важные вопросы только с одной, идеологически удобной точки зрения. В советских изданиях царизм представал исключительно распутинщиной, зубатовщиной и тюрьмой народов. Потом он волшебно преобразился в образец социальной и национальной гармонии, а послеоктябрьское семидесятилетие — в сплошной архипелаг ГУЛАГ.
— Неужели все творцы так стараются угодить власти?
— Нарисовать правдивую картину-панораму безумно тяжело. У нас в одном флаконе запахи розы, пороха, океана, дерьма… Как описать или расчленить этот букет ароматов? Например, сейчас, когда народ особенно обеспокоен угрозами личной и общественной безопасности, естественно, тянет опереться на лучшие отечественные традиции. Но самые поразительные, даже феноменальные, достижения наших спецслужб случились, когда ими руководил Лаврентий Берия. Однако в его подчинении находился и ГУЛАГ. Значит, говоря о выдающихся успехах органов государственной безопасности, немыслимых без весомой лепты руководителя, мы как бы снимаем с него ответственность за ужасы Колымы.
— О каких таких феноменальных достижениях вы говорите?
— Вспомните осень 1941 года. Под Лобней, Ельней, Волоколамском совершенно обескровленные части Красной Армии едва сдерживают наступательную мощь фашистских танковых соединений. И вдруг как гром среди ясного неба десять отборных дальневосточных дивизий обрушиваются на врага, внезапностью многократно увеличивая наступательную силу удара. Как же блистательно сработала контрразведка, укрывшая от немецких шпионов проезд такого числа эшелонов, которые, кстати, шли с невиданной скоростью — 1100—1200 км в сутки. А как надежно действовала разведка, добывшая неоспоримые сведения о японских планах не нападать на СССР. То же самое случилось под Сталинградом, когда незаметно перебросили две гвардейские и одну ударную армии.
Еще большая тень главы МГБ падает на одну из самых масштабных по своим последствиям разведопераций в мировой истории. Потому что по значимости урона сопернику и вклада в военную мощь СССР ничто не может сравниться с похищением американских ядерных технологий.
— Но донесение Рихарда Зорге о немецком вторжении было проигнорировано или сочтено дезинформацией абвера?
— Из-за выдвинутой непогрешимым Сталиным доктрины о ведении боевых действий только на вражеской территории чем выше была вероятность войны, тем больше мы концентрировали наших войск у границ. Впоследствии выяснилось, что командование вермахта было этим крайне довольно и всячески способствовало процессу. Поскольку никто в СССР не мог критиковать нечто предложенное вождем, из-за этой пропагандистски замечательной доктрины миллионы красноармейцев в первые же месяцы оказались в окружении и плену.
Поэтому, если в Берлине расшифровали Зорге как нашего разведчика, они могли специально допустить его к подлинной информации о дате вторжения. Но у советских высокопоставленных аналитиков наверняка вызывало подозрение, что аналогичные сведения поступали и от весьма сомнительных источников. Для сравнения: после донесения Николая Кузнецова о планах гитлеровцев начать наступление на Курско-Орловском направлении в Ставке сразу приняли правильное решение, потому что оно не противоречило другим докладам разведки.
— Не пытаетесь ли вы своей интерпретацией примирить сторонников разных взглядов, так сказать, понравиться и нашим и вашим?
— У нас история — аргумент в идеологических спорах сегодняшнего дня. Поэтому по традиции “наши” скорее приклеят мне ярлык “соловья Лубянки”, а “ваши” поставят штамп “подрывник”, закладывающий мину под административную вертикаль. Ведь многим чиновникам было бы удобнее управлять в сталинской модели, когда никто не смел бы их критиковать за последствия ошибок, просчетов и некомпетентность.
Но если мы не можем разобраться в событиях полувековой давности, как же нам осмыслить распад СССР? Ведь для одних это закономерный крах коммунистической утопии, который чудом не повлек за собой кровавый югославский вариант. Для других — поддержка Верховным Советом РФ Беловежских соглашений — предательский разрыв всего хода русской истории, отказ ради мелких шкурных выгод от великой империи, за расширение которой отдавали свои жизни миллионы героев Отечества.
— Ну и как же разорвать эту порочную цепь взаимного непонимания?
— Нам нужно прекратить искать в событиях прошлого поводы для гордости или покаяния. Достаточно согласиться, что у нас была противоречивая, трагическая, но великая история.
