Многоэтажный дом с “ножками” на Сивцевом Вражке, 15, появился на месте сломанного особняка. Одну зиму в нем снимал квартиру студент Московской консерватории Сергей Рахманинов, чье имя тогда знали в узком кругу. В Москве он оказался стараниями двоюродного брата, профессора Александра Зилоти, передавшего родственника в руки великого педагога Зверева. В его хлебосольном доме ученик жил и занимался четыре года в классе фортепиано до тех пор, пока у гения не пробудилась страсть к композиции. Обуреваемый музыкой пианист пожелал заниматься в отдельной от других студентов комнате с роялем, что стало поводом к мучительному разрыву. Пути Зверева и Рахманинова разошлись.
Выделяясь в классе фортепиано у двоюродного брата, Рахманинов делал успехи и в классе композиции профессора Аренского. Он стал надеждой педагогов, вызывая ревность товарищей. По словам одного из них, “наружность Рахманинова была значительна и своеобразна. Он был очень высок ростом и широк в плечах, но худ, когда сидел — горбился”. Выделялся внешностью и талантом, абсолютным слухом, даром в “классе свободного сочинения”, умением быстро читать самые сложные ноты. Другой соученик запомнил, что Рахманинов “много курит, говорит баском, и хотя он нашего возраста, но кажется нам взрослым”.
В зиму 1890/1891 года Рахманинов, будучи студентом выпускного класса фортепиано, давал частные уроки и сочинял фортепианный концерт. Публично исполнил его первую часть в сопровождении симфонического оркестра наступившей весной. Музыкальный критик влиятельных “Московских ведомостей” писал о “несомненной многообещающей талантливости” восемнадцатилетнего автора. Он оправдал надежды профессоров Московской консерватории, написав в качестве выпускного сочинения по композиции оперу “Алеко” по пушкинской поэме “Цыгане”. Ее взял у студента Большой театр. Опере рукоплескал Чайковский.
Перед Первой мировой войной особняк на Сивцевом Вражке, 15, где жил Рахманинов, принадлежал Марии Ивановне Зелевитовой, дочери генерал–лейтенанта. Не случись война, ее владение, подобно другим, обогатилось бы доходным домом. Описывая старую Москву времен Рахманинова, историк Михаил Богословский подметил особенность московской улицы, которая “не имела еще вида двух высоких смотрящих друг на друга, скучно вытянутых сплошных фасадов, из которых один незаметно переходит в соседний. Тогда граничили друг с другом не фасады домов, а отдельные владения в виде усадеб, отдаленные одни от других деревянными заборами… Сходство с деревенскими усадьбами увеличивалось массой зелени”.
Процесс разрушения городских усадеб, дававших повод называть Москву большой деревней, продолжался бы все более интенсивно, несомненно, побуждаемый ростом населения, высокой ценой на землю и недвижимость. Прекратила на время ломку старины революция и Гражданская война. Знаком возобновления строительства стал в начале 30-х годов большой кооперативный дом, построенный на месте особняка дочери генерал-лейтенанта.
Адрес Сивцев Вражек, 15, есть в справке Лубянки на профессора Московского университета Михаила Фельдштейна. Он оказался в списке тех, кого окрепшая советская власть намеревалась выслать из Москвы в 1922 году. Кара тогда его миновала. Профессор был женат на сестре мужа Марины Цветаевой. В 1913 году она писала ему в Мюнхен нежные послания на русском и французском, убеждала поскорее вернуться в Крым, обращаясь со словами “Милый Михаил Соломонович” и просто “Милый”. Предлагала быть ее “очаровательным и очарованным исповедником”. Признавалась: “Без Вас наша жизнь потеряла много остроты”. За что казнили профессора в 1938 году? В партиях никогда не состоял. В царской России стал магистром государственного права, приват-доцентом. В Московском университете читал несколько исторических курсов, перевел сочинения итальянских историков и мыслителей Маккиавелли и Гвичардини, издал их под эгидой издательства “Academia”.
Перед арестом служил главным библиотекарем Ленинки. В какой такой “контрреволюционной организации состоял”, за что погиб?
Новый многоэтажный дом в стиле конструктивизма по старому адресу заселил не победивший пролетариат, а интеллигенция, считавшаяся после революции бесправной “прослойкой” между господствующими классами СССР — рабочими и крестьянами. По справке, данной мне составителем картотеки персоналий Дмитрием Бондаренко, квартиры купили известные люди: драматург Билль-Белоцерковский, художник-график Бажанов, журналист Грунт, певец Бурлак, литературовед Трифонов, юрист Фельдштейн, издатель Цыпин. Их соседями стали члены партии с дореволюционным стажем Анцелович и Сулимова, секретарь Московского горкома партии Братановский, профессор Варга.
Об авторе “Шторма” Билль-Белоцерковском в “МК” я недавно рассказал. Николай Трифонов, сын коллежского секретаря, видел следы пуль на фасадах, когда в 1917 году “Москва стала голодной и холодной”. В Московский университет его не сразу приняли, страдал при советской власти за буржуазное происхождение. Из аспирантуры исключили за слова на собрании: “Мы против травли Есенина”. Вернулся на кафедру семь лет спустя, будучи к тому времени автором учебника по русской литературе. Из дома в переулке ушел на фронт добровольцем, попал в плен. Из лагеря бежал к итальянским партизанам. Бывшего пленного университет отверг. Читал лекции в школе-студии Художественного театра, его слушали Олег Ефремов и Алексей Баталов. Много лет Трифонов редактировал тома “Литературного наследства”. В доме на Сивцевом Вражке умер в 2000 году.
До 88 лет жила здесь Мария Сулимова, вошедшая в историю партии, в которой состояла с 1905 года. В ее квартире в Петрограде два дня в июле 1917 года скрывался Ленин. Пришлось ему и Зиновьеву уйти в подполье после расстрела демонстрации на Невском проспекте, неудачной попытки захвата власти и донесения военной разведки о поступлении в кассу большевиков денег из Германии. На квартиру привел Ленина Свердлов. На глазах у дворников, дежуривших у ворот, зачастили в дом члены ЦК, Крупская, за которой “ищейки временного правительства” не ходили по пятам.
Опасаясь, что к Сулимовой, техническому секретарю ЦК, связанной с подпольной военной организации партии, могут нагрянуть с обыском, Ленин решил срочно сменить убежище. На прощанье объяснил, что случится, если за ним придут: “Вас, товарищ Сулимова, самое большое — арестуют, а меня повесят”. Знал, за что.
Живя на Сицевом Вражке, Сулимова служила в “политотделе разведывательного управления наркомата обороны”, то есть в военной разведке. До этого служила в ЦК партии. Ее заслуги брались в расчет до 1938 года. Без высшего образования она оказалась в должности “научного консультанта и ученого секретаря Дома ученых Академии наук СССР”.
Недолго — 44 года — жил на свете Дмитрий Бажанов. Он иллюстрировал книги, собрание сочинений Байрона. Рисовал иллюстрации в технике ксилографии. Создавал шрифты со своим индивидуальным стилем и рисунком. После его смерти была разработана “Бажановская гарнитура” — семейство букв для ручного набора в типографиях текста и заголовков.
В тридцатые годы ХХ века Григорий Цыпин сумел маленькое издательство превратить в крупнейшее в мире государственное издательство детской литературы, “Детгиз”, выпускавшее великолепные книги с рисунками лучших художников СССР. В квартире на Сивцевом Вражке собрал библиотеку редких книг, попавших после революции в букинистические магазины из национализированных дворцов, особняка Федора Шаляпина. В мемуарах Льва Разгона “Плен в своем отечестве” Цыпин называется “любопытнейшим и приятным человеком”.
В ожидании ареста оставшийся без руководящей должности Цыпин летом 1937 года рассуждал, обращаясь к ждавшему ареста собрату по несчастью: “Лева! Вот подумайте: нас было одиннадцать человек на курсе в Институте красной профессуры — девять взяли, а меня не тронули. Нас было шесть помощников у Кагановича — пять взяли, а меня даже не вызывали. Нас было пять заместителей у редактора “Известий”. (Им был расстрелянный Бухарин. — “МК”.) Значит, есть же какие-то причины, по которым одних берут, а других не трогают? И раз меня раньше не взяли, чего же им сейчас меня трогать — после работы в Детгизе!.. А значит, могут и не тронуть! А? Как вы думаете?”
Во время этого монолога за окном дома кричал попугай, брошенный в опустевшей квартире основателя и директора парка имени Горького Бетти Глан. Цыпина, мучительно искавшего логику в поступках палачей, взяли в ночь на 1 января 1938 года за принадлежность к “контрреволюционной вредительской организации в “Детской литературе”. Кто объяснит, зачем сгноили в лагере “любопытнейшего и приятного человека”, почему убили и замучили миллионы невинных душ?
Дали умереть в своей постели жильцу дома 15 Науму Анцеловичу, члену партии с 1905 года, члену Военно-революционного комитета Петрограда, бравшего власть в 1917 году. Партия то возносила его высоко, то понижала, вводила и выводила из состава ЦК, назначала наркомом лесной промышленности СССР и освобождала от должности, избирала секретарем ВЦСПС и понижала в заместители заведующего отделом труда. Назначала заместителем наркома торговли РСФСР и в годы борьбы с космополитизмом опустила в кресло директора Московского мебельного завода. Этого старый большевик не пережил.
В фаворе у Сталина был один из жильцов дома, бывший профессор Будапештского университета и нарком финансов недолгого правительства советской Венгрии в 1919 году. Политический эмигрант Евгений Варга в Москве занимался экономикой капитализма, писал книги, статьи и записки в Кремль на имя Генерального секретаря ЦК ВКП(б). Сталин проникся особым доверием к составителю донесений, когда Варга точно предсказал в октябре 1929 года, что вслед за обвалом на бирже Нью-Йорка грядет самый глубокий в истории капитализма кризис.
Под эгидой Академии наук СССР Варга создал институт мирового хозяйства и мировой политики. Его считают “отделением экономической разведки Сталина”. Отсюда экономисты переходили в разведку наркомата иностранных дел и возвращались из-за кордона в стены института. Аспирантуру в нем закончил один из опекунов “кембриджской пятерки” советских агентов в Англии.
Исследования института не интересовали академиков, но брались в расчет Сталиным, когда он строил отношения с Европой и Америкой, готовился к конференциям и съездам партии. На прогнозы Варги публично ссылался, не присваивал себе его идеи. На ХVII партийном съезде экономический анализ Варги размножили и раздали всем делегатам перед выступлением Сталина.
Варгу избрали действительным членом Академии наук СССР. Двадцать лет он возглавлял институт и ушел из него после того, как в книге “Изменения в экономике и политике империализма в итоге 2-й мировой войны” пришел к выводу, что тяжелых кризисов, подобных предсказанному им в прошлом, больше не будет. Чем навлек на себя травлю в прессе.
Академик пережил Сталина. Перед смертью написал записку, которую завещал “вскрыть через 25 лет”. В ней вождь, с одной стороны, характеризуется “восточным деспотом”, повинным в гибели множества коммунистов. И с другой стороны, представлен знатоком “Капитала” Маркса, сочинений классиков марксизма-ленинизма, который “много читал и был весьма образованным человеком”.
Сталин не отдал политического эмигранта Варгу на растерзание Лубянке. В связи с этим родился анекдот: “Вы арестованы!” — сказали академику явившиеся трое чекистов. “За мной пришли”, — по телефону сообщил Варга Сталину. “Позовите к аппарату старшего по званию!” — “Капитан Петров слушает!” — “Товарищ капитан, освободите квартиру товарища Варги”. — “Товарищ Сталин, я выполняю приказ наркома”. — “Позовите к телефону следующего по званию”. Лейтенант Иванов приложил к уху трубку. Выслушал вождя. Вынул из кобуры наган и застрелил капитана, которого за ноги потащили за порог”.
Благополучно пережил террор Иван Бурлак, чей голос часто до и после войны звучал по радио. Родившись в селе Алексеевке Курской губернии, он не мечтал о Большом театре. Пел в церковном хоре, служил хормейстером певчих Московского синодального училища. Когда большевики певчих разогнали, уехал из Москвы. Запел на сцене Харьковской оперы и вскоре получил приглашение в Большой театр. Исполнял арии Риголетто, Демона, главные баритональные партии. Жду, когда радио вернет нам певцов, выдавленных из эфира безголосыми ребятами, наяривающими денно и нощно “хиты” и “шлягеры” вместо арий, романсов и народных песен.
