Трудно понять, почему человек, одариваемый Сталиным высшими знаками внимания, неожиданно выпадал из жизни.
В 1939 году Академия наук СССР почетным членом избрала “дорогого Иосифа Виссарионовича”. В том году этой чести удостоили философа Ивана Луппола. Незадолго до революции он окончил юридический факультет Московского университета, в тридцать лет стал профессором. При советской власти слыл убежденным марксистом.
Из Сивцева Вражка, 6, преуспевавший молодой философ ходил на службу в самые престижные институты — Маркса-Энгельса, красной профессуры, Московский университет. Жизнь заполнялась до краев лекциями, изучением русской классики и французских философов, редактированием сочинений. Публиковались статьи в журналах. Тремя изданиями вышла книга “Ленин и философии”.
Сталин, каждый день по примеру Ленина просматривавший всю издаваемую литературу в СССР, знал сочинения Ивана Луппола. Его пригласил на доверительную встречу с писателями на квартире Максима Горького. Сталин включил Луппола в состав советской делегации, командированной на международный конгресс писателей в Париже в защиту культуры. В 1935 году Иван Луппол стал директором созданного в Москве института мировой литературы (ИМЛИ) после того, как отстранили от всех дел основателя института Льва Каменева, бывшего товарища Сталина по ссылке в Туруханском крае и члена триумвирата, правившего страной после смерти Ленина. Над бывшим директором ИМЛИ навис дамоклов меч “пролетарской диктатуры”.
Не кто иной, как Сталин, включил Ивана Луппола в состав Комитета по Сталинским премиям, учрежденного по случаю его 60-летия. Директор и литературоведы ИМЛИ выдвинули на Сталинскую премию роман Михаила Шолохова “Тихий Дон”, сравнив эпопею молодого писателя о Гражданской войне с “Войной и миром” Льва Толстого. Шолохов ее получил в числе первых лауреатов.
А Ивана Луппола в начале 1941 года, когда, казалось бы, “большой террор” угас, арестовали. Из фавора академик, убежденный марксист и апологет Ленина впадает в немилость и в расцвете сил оказывается на Лубянке. Дело его рассмотрела беспощадная Военная коллегия Верховного суда СССР на Никольской улице, где заседания длились по десять минут, без адвоката, без права на помилование. Присудили философа к расстрелу, но не привели приговор в исполнение немедленно, а отправили в Саратов.
Туда же в октябре, когда Москва была объявлена на осадном положении, повезли в тюремном вагоне присужденного к расстрелу директора института растениеводства академика Вавилова. Там действительные члены Академии наук СССР оказались в камере смертников. Их не выводили на прогулку, не давали мыла, не водили в баню. По неведомой причине Сталин решил академиков “не ликвидировать”. Летом 1942 года заместитель народного комиссара НКВД пишет председателю Военной коллегии Верховного суда, вынесшей смертный приговор, относительно Вавилова и Луппола:
“Ввиду того, что указанные осужденные могут быть использованы на работах, имеющих оборонное значение, НКВД СССР ходатайствует о замене им высшей меры наказания заключением в исправительно-трудовой лагерь НКВД сроком на 20 лет каждому”.
Академики обрадовались жуткому приговору, оставлявшему шанс на жизнь и возможность работать под стражей в институтах НКВД. Из подвала смертников ученых перевели в общую камеру, куда проникал свет, откуда водили на прогулки. Но до лагеря Николай Вавилов не доехал. Умер в тюремной больнице. Ивана Луппола довезли в Мордовский лагерь, где и он вскоре умер, не успев проявить себя в работе, имеющей “оборонное значение”.
Сумел, томясь в лагере на Печоре, провести исследование, имеющее “оборонное значение”, другой заключенный. Из подножного корма оленей, таежного мха, ягеля московский профессор предложил извлекать витамин С. В тюрьму пришел ответ на бланке НКВД, что на имя Льва Александровича Зильбера зарегистрирован “Способ получения антипелларгина”.
Лагерь на Печоре автору изобретения заменила “шарашка”, секретный институт в Загорске. В Москву заключенных из института привозили в Бутырскую тюрьму на свидание с родными. После одного такого свидания в судьбе узника приключился крутой поворот.
— Куда вас везти? — участливо спросил генерал у вышедшего из ворот Бутырской тюрьмы профессора, не верившего своим глазам. Перед ним распахнули дверцу легковой машины:
— На Сивцев Вражек, к профессору Ермольевой, дом 4, третий этаж.
Неожиданное освобождение случилось после свидания в тюрьме с бывшей женой Зиной и братом Вениамином. Прощаясь, Зильбер умышленно выронил на пол носовой платок. Охранник нагнулся, поднял, прощупал и вернул платок заключенному. За эти мгновения случилось вот что.
“Он сунул Зине в руки плотный валик”, — пишет Вениамин Каверин. Не помню, как мы добрались до квартиры З.В. на Сивцевом Вражке. У З.В. есть большая хорошая лупа. Начинаем читать, и чтение продолжается долго, хотя почерк отчетливый, каждая буква ясна. Все о вирусах, ни слова о ложных обвинениях, по которым его пятый год держат в тюрьме, ни слова о том, куда обращаться, кто, по его мнению, может помочь. Перед нами изложенная с предельной точностью, почти формулами, вирусная теория рака. Не надеясь выжить, он хотел спасти идею”.
Первый раз Льва Зильбера арестовали в 1930 году после того, как он, живя в Баку, будучи директором института, подавил в зародыше чуму на побережье Каспия. Местная власть намеревалась представить его к ордену, избрать в азербайджанский ЦИК, республиканский парламент. Как вдруг местные чекисты обвинили борца со смертью в диверсии. Сидя в камере Бакинской тюрьмы, помышлял попавший из фавора в опалу эпидемиолог о самоубийстве.
Спас Максим Горький. Брату Вениамину, отстоявшему несколько дней возле ворот особняка у Никитских ворот, удалось передать жившему там писателю письмо. “Ох, трудное дело!” — отреагировал на него Алексей Максимович. К нему в роскошный бывший купеческий особняк ходили в гости и главный чекист Генрих Генрихович Ягода, нарком НКВД, и вождь партии Иосиф Виссарионович Сталин. Подателя письма Вениамина Зильбера, подписывавшего сочинения псевдонимом Каверин, Максим Горький знал как подающего большие надежды писателя. И помог его родному брату Льву выйти на волю.
Второй раз взяли профессора после легендарной научной экспедиции 1937 года к Тихому океану. Там дислоцировалась Особая Дальневосточная армия. Люди, мучаясь, умирали по непонятной причине. Эпидемия энцефалита грозила и таежникам, и красноармейцам. За считаные дни Зильбер установил, что переносчик болезни не человек и не комар, как полагали местные врачи, а клещ. На свой страх и риск он предложил всю армию поголовно после отбоя в чем мать родила осматривать на предмет контакта с клещами.
За открытие вируса клещевого энцефалита и победу над ним эпидемиологи удостоились Сталинской премии первой степени. Но ни в списке награжденных, ни в числе авторов статьи в журнале “Архив биологических наук” имя первооткрывателя не стояло. Потому что в это время он сидел на Лубянке. Получил срок за “опыты над людьми с целью массового отравления Дальневосточной армии”.
“Когда-нибудь лошади будут смеяться над вашим приговором”, — сострил осужденный, уходя на десять лет в лагеря. Через два года его освободили. Второй раз спасли брат Вениамин и друг детства Юрий Тынянов, сочинитель романа “Смерть Вазир-Мухтара” и другой популярной прозы. Лев и Юра учились в одном классе гимназии. Читателем и поклонником таланта писателя Тынянова оказался новый нарком НКВД Берия.
Третий раз осужденному на десять лет за измену родине, шпионаж, диверсии на допросах отбили почки, переломали ребра и руку. Ему не удалось бы выйти живым, если бы не спасла бывшая жена Зинаида, любившая Льва до гроба. Она потомственная казачка, родилась на хуторе области Войска Донского. Получила диплом врача и, как муж, занималась микробиологией. С ней Зильбер жил в Сивцеве Вражке, 4, до и одно время после развода перед тем, как, влюбившись, ушел к другой молодой женщине.
Наступавшие на Сталинград германские дивизии на захваченной земле поразила холера. Немцы несли потери без выстрелов. Но эпидемия холеры могла переброситься и в ряды отступавшей Красной Армии. С чрезвычайными полномочиями на Волгу полетела с помощниками Зинаида Ермольева, крупнейший специалист в Советском Союзе по холере. Каждый день прививку, выпуск которой ей удалось наладить в чрезвычайных условиях на месте, делали всей Красной Армии и жителям. В день удавалось вакцинировать 50 тысяч человек!
По словам очевидцев, Ермольевой звонил Сталин и задал три вопроса: “Можно ли считать холеру побежденной? Не опасно держать в городе миллион людей? Не помешает ли холера планам командования?” Орденом Ленина Ермольеву наградили за то, что предотвратила холеру в осажденном Сталинграде. Первой степени Сталинскую премию получила за созданный ею отечественный антибиотик, лучше американского спасавший раненых от гнойной инфекции. Деньги лауреат передала в Фонд обороны. На них построили истребитель “Зинаида Ермольева”.
Утром 21 марта 1944 года на имя ”товарища И.В.Сталина” профессор отнесла в Кремль письмо. Его подписали главный хирург Красной Армии Николай Бурденко и другие известные адресату имена в науке, ходатайствовавшие за Льва Зильбера. А ночью случилось чудесное освобождение от наказания профессора, всю жизнь спасавшего горцев, красноармейцев, лесорубов, таежников от самых страшных болезней — тифа, чумы, энцефалита.
Лев Зильбер родился в Пскове. Его отец, капельмейстер полкового оркестра, мечтал, чтобы сын играл на скрипке. Но он музыкантом быть не захотел, окончил два факультета Московского университета. Получил диплом биолога и врача в 1919 году и ушел на Гражданскую войну. С Дона вывел войска красных, обойдя тифозные районы, спас командующего фронтом Белобородова, и тот в знак особого расположения нехотя рассказал, как убивали Романовых:
— Трудное дело было, доктор. Били из револьверов. Стреляли в девчонок чуть ли не в упор. Кричат, визжат, а не падают. Волосы стали шевелиться. Нечасто царские семьи расстреливают. Стали бить в головы. Все кончилось. Оказалось, под лифчиками полно бриллиантовых вещей. Револьверная пуля не брала.
Из квартиры Ермольевой в Сивцевом Вражке увезли на Лубянку ее второго мужа, за которого она вышла замуж после развода с Зильбером. То был главный санитарный инспектор СССР Алексей Захаров. На него донес директор института сывороток и вакцин имени Мечникова некто Музыченко. Мужа несчастная жена не спасла. После допросов и пыток он попал в психиатрическую больницу, где умер до войны. Это обстоятельство породило легенду, что якобы Сталин предложил освободить одного из двух мужей Ермольевой по ее выбору. Она, мол, предпочла бывшего мужа как более необходимого воюющей стране. Но это выдумка.
Кроме отечественного пенициллина Ермольева создала известный стрептомицин. Весной 1972 года на кафедре микробиологии в электронном микроскопе мне показали клетки белка, побеждающие любой вирус гриппа. То был интерферон, последнее достижение микробиолога академика Зинаиды Ермольевой и ее сотрудников.
Лев Зильбер после освобождения за труды по вирусологии и онкологии дважды получил Сталинскую премию (вторую посмертно). Вениамин Каверин знаменит романом “Два капитана”, которым я зачитывался в детстве подобно миллионам сверстников. За него брат Льва получил свою Сталинскую премию. Роман и сейчас переиздают, инсценируют.
Девиз главного героя “Бороться и искать, найти и не сдаваться” вдохновлял братьев. Вениамин окончил арабское отделение института живых восточных языков и философский факультет университета, защитил диссертацию, получил звание “научного работника 1-го разряда”. Восхищаясь подвигом подруги и жены брата в науке и жизни, воздал ей должное в романах “Открытая книга” и “Доктор Власенкова”. В образе главной героини воплотил черты Зинаиды, борьбу, которую она вела, не сдаваясь и побеждая.
Бывшего пациента Зильбера Александра Георгиевича Белобородова, который на Урале расстреливал Романовых, бывшего командарма и наркома НКВД РСФСР, убили свои 18 февраля 1938 года спустя двадцать лет после стрельбы в девчонок.
В Сивцевом Вражке и на Гоголевском бульваре после 1917 года оставалось жить много тех, кого советская власть считала “прослойкой” между классами рабочих и крестьян. Спустя годы эту прослойку основательно поубавили. Профессор Виктор Николаевич Шретер жил в Сивцевом Вражке, 43. Читал лекции студентам института народного хозяйства, служил консультантом иностранного сектора Наркомата тяжелой промышленности. Военная коллегия Верховного суда СССР за “шпионаж” приговорила его на 43-м году жизни к расстрелу. Приговор привели в исполнение.
