Такое явление есть только у нас в России — когда ребенка растят фактически две мамы. Одна мама в прямом смысле слова, и другая — бабушка. Порой последние, как в песне поется, “внучат любят больше детей”…
Когда малыши подрастают, многие семьи сталкиваются с конфликтом отцов и детей — разным поколениям бывает трудно понять друг друга. Конфликт бабушек и внуков еще более жесток и разрушителен. Потому что взаимопонимания через поколение достичь куда труднее, а боль обиды для пожилых людей куда острее…
Две картинки из жизни: вот очаровательное кучерявое создание, раскинув руки в стороны, со всех ног мчится навстречу бабуле, обнимает ее, зарывается мордашкой в колени. А вот молодой человек с холодком в глазах заявляет родителям: “Бабку навещать? Не поеду! Она меня до-ста-ла!”
Между этими двумя картинками — 10, а может, и 20 лет. Речь идет об одном и том же ребенке — просто он вырос.
Знакомо?
Стариков всегда жаль, любые жизненные передряги ими переживаются тяжелее, чем молодыми. Поэтому во всех ссорах-раздорах с ними изначально виновато младшее поколение — за редкими исключениями, о которых даже говорить не стоит.
Но все-таки хочется понять: как получается такое, что некогда самый близкий человек становится ненужным, чужим, забытым… А чтобы это понять, надо услышать обе стороны — и стариков, и внуков…
* * *
Едва речь заходит о единственной внучке Олечке, Мария Петровна начинает плакать. Потом успокоится, минут десять рассказывает — и снова в слезы.
— Она так много болела в детстве! Из-за этого и друзей почти не было. Я деточке моей была и за няньку, и за подружку, и за папу с мамой. Они-то все время на работе, а я уволилась, когда Олечка родилась.
Мария Петровна вспоминает, как однажды, в день своего рождения, внучка пришла из школы чернее тучи. Оказалось, ее никто не поздравил. Вечером, когда Оля не слышала, бабушка обзвонила нескольких ее одноклассниц и попросила поздравить внучку завтра — якобы перепутали дату. На другой день девочка пришла домой счастливая, с открытками и игрушками, хвасталась ими перед Марией Петровной. А потом одна из подруг проговорилась, рассказала про бабушкины звонки…
— Олечка бросилась на меня чуть ли не с кулаками, говорила, что я опозорила ее… Для меня тогда белый свет померк. Но через час она стала просить прощения, плакать, говорить, что я самая лучшая, самая добрая бабушка на свете. Мне так было жаль ее! Я думала, это самый ужасный день в моей жизни…
Она и предположить не могла, сколько еще куда более ужасных дней устроит ей горячо любимая внучка…
Отношения начали портиться постепенно — поначалу Мария Петровна старалась не обращать на это внимание, потом списывала на переходный возраст внучки. Но однажды пятнадцатилетняя Ольга собралась идти гулять и надела ну очень коротенькую юбочку и очень легкую курточку, хотя на улице стоял холодный ноябрь.
— Пока Оля собиралась, я ходила за ней по квартире по пятам и уговаривала переодеться — простудится же! — бабушка снова не может сдержать слез. — Она сперва отмахивалась, мол, не замерзну, а потом вдруг открыла дверь в комнату-кладовку и что было силы толкнула меня туда.
Мария Петровна больно ударилась спиной о какие-то коробки. И услышала, как щелкнул замок, — кладовка запиралась снаружи. Попробовала крикнуть — голос не слушался, от падения перехватило дыхание…
Она просидела в кромешной тьме несколько часов — пока не вернулась с работы Олина мать… Вечером родители устроили дочери серьезную выволочку. Но чистосердечного раскаяния так и не добились: Оля отказывалась извиняться и твердила, что бабушка сама виновата — “задолбала, сует нос не в свои дела”…
— Да ведь я не мешала ей уйти, только просила, — до сих пор недоумевает Мария Петровна. — Зачем было меня запирать? Это просто какая-то ненависть на нее нахлынула!
Назавтра бабушка, для которой ледяное молчание внучки было невыносимо, попробовала поговорить с ней сама. В том смысле, что всяко в жизни бывает и неприятный инцидент надо забыть. Ольга потребовала взамен на мир обещание не лезть в ее жизнь и не приставать с советами. Мария Петровна очень старалась соответствовать требованиям внучки, и в результате они практически перестали разговаривать…
Cейчас Ольге 22 года. Она давно живет отдельно, со своим молодым человеком. Бабушку не видела уже три года. Когда я позвонила ей, ожидала услышать что-то о непонимании, об излишнем внимании со стороны Марии Петровны. Но она сказала буквально следующее:
— Что у меня может быть общего с этой старухой? Она сериалы дебильные смотрит, а у меня совсем другие интересы. Вы хоть знаете, что она и книг-то никогда не читала? Только детские — мне, когда я маленькая была…
* * *
Во всех историях о бабушках и внуках начала похожи одно на другое как две капли воды: безоблачное детство, взаимные любовь и нежность…
Было так и в семье Ракитиных. Только там внучку Василису воспитывал дедушка. Овдовев в 60 неполных лет, Василий Игнатьевич, бывший инженер-конструктор, все свое внимание отдавал девочке: водил ее по музеям и выставкам, учил фотографировать, а все лето проводил вместе с ней на садовом участке. Внучка тоже души в деде не чаяла и, когда в 12-летнем возрасте родители увезли ее на месяц к морю, писала ему письма каждый день…
Когда Василиса подросла, ее чувства к Василию Игнатьевичу поостыли. Сначала она заявила, что из-за деда, в честь которого ее назвали, у нее такое дурацкое имя. Потом обвинила его в том, что он, любитель живописи, уговорил родителей отдать ее в художественную школу — вместо того чтобы обучать более полезным для жизни иностранным языкам.
Но настоящий гром грянул, когда Василисе исполнилось 19. У нее вспыхнул роман с парнем из Питера, с которым познакомилась на отдыхе. Но любовь на расстоянии тяготила парочку.
— Никита согласился переехать к нам! — однажды объявила она родителям, сияя от радости. — Он будет жить у нас дома!
Те не возражали, но этим планы дочери не ограничились.
— Но только без деда! А то получается не дом, а какой-то караван-сарай!
— Как без деда? — опешила мать. — А его куда?
— Ну пусть к тете Тане (сестре матери. — Авт.) переезжает…
Мама долго пыталась вразумить дочь. Та была непреклонна: дед рано встает, шаркает по квартире, мешает спать по утрам, и вообще “от него воняет”…
“Я не знала, что делать, — рассказывает мама Василисы. — Дочь заявила, что мы хотим разрушить ее личное счастье. Грозилась уйти из дома. Мы испугались… Пришлось отвезти отца к сестре, благо она не возражала. Может быть, мы поступили неправильно, но какой был выход?”
Василий Игнатьевич говорить что-либо о внучке отказался. Его дочь Татьяна, у которой он сейчас живет, объясняет, что для него это слишком больная тема. В их доме о Василисе не вспоминают — как о веревке в доме повешенного. Вот только интересный факт: Татьяна с мужем и двумя детьми-подростками, а теперь еще и с дедушкой, живут в двухкомнатной квартире-“хрущобе”. А Василиса с родителями — в просторной “четверке”.
— Как же вы согласились? — спрашиваю у Тани. — Ведь Василий Игнатьевич имеет полное право на то жилье...
— Папа сказал, что жить там больше никогда не сможет. Говорил, что не хочет нас стеснять, просил оформить его в пансионат для стариков. Насилу убедили, что нам с ним будет только веселее…
Сама же Василиса охотно согласилась обсудить эту тему. И даже пофилософствовала:
— Почему я должна жертвовать собой? Мой молодой человек, Никита, привык жить свободно, у него в Питере высокопоставленные родители и огромная квартира… Я была готова уехать туда, но мама умоляла не бросать институт, и я послушалась. Никита не смог бы жить в такой тесноте, к тому же дед реально мешал, и в итоге мы бы с Никитой расстались, понимаете? А у тети Тани деду хорошо, так какие же проблемы? Тесно? Ну, так они раньше вообще в коммуналке жили, им не привыкать. А дед должен радоваться моему счастью. Да, он много со мной возился, так ведь и сам от этого получал удовольствие. Говорил, что, если б не я, он не пережил бы смерть бабушки — она умерла, когда я была совсем маленькая. Ну и кто кому должен быть больше благодарен — я деду или он мне?
* * *
У 20-летней москвички Юли бабушка Ольга Николаевна живет в маленьком городке Зарайске. В детстве Юля каждое лето проводила там — класса до 8-го. А потом начались поездки в молодежные лагеря, отдых с друзьями, и бабушкин Зарайск стал не нужен. Вот Юля и не была там с 14 лет. И бабушку с тех пор, соответственно, не видела — у той больные ноги, и приехать в Москву повидаться с внучкой ей не по силам.
Юлины родители, конечно, регулярно навещают Ольгу Николаевну, помогают ей. Но уговорить девочку поехать с ними никак не удается. Сперва Юля ссылалась на разные дела, учебу, а потом сказала прямо:
— Не хочу! Мне там не-ин-те-рес-но!
Конечно, сидеть целый вечер рядом с больной старухой — не самое интересное занятие. Об этом еще Пушкин писал…
Недавно у Ольги Николаевны случился инсульт. Находясь в больнице, она умоляла сына, Юлиного отца:
— Попроси Юлечку приехать… Мы ведь можем больше и не увидеться…
Сын, конечно, просил. И даже требовал. Но Юля все равно не приехала.
“Не понимаю, откуда в ней такая черствость! — возмущается отец. — Даже по телефону позвонить бабушке невозможно заставить! Дошло до того, что, когда та сама звонит Юльке на мобильник, номер высвечивается, и дочь несет телефон мне или жене: “Бабушка звонит, снимите трубку сами!” Я ей говорю — она ж тебе звонит, с тобой пообщаться хочет! Юлька в ответ: “А я с ней — не хочу!”
Родители в недоумении: откуда такое неприятие? Никаких конфликтов у бабушки с внучкой никогда не было. На все расспросы и уговоры Юля отвечает одно и то же: мне с ней скучно!
— И ведь в остальном такая хорошая девочка! — восклицает мама. — Добрая, душевная… Недавно собаку мы ей подарили, маленькую, чихуахуа. Знаете, как она с ней возится, заботится о ней… А тут как коса на камень нашла! Ну ничего, я думаю, пройдет со временем, в этом возрасте они все такие максималисты.
Может, конечно, и пройдет… Может, впоследствии Юля все-таки поймет, что бабушка заслуживает не меньшего внимания, чем чихуахуа. Вот только Ольга Николаевна вряд ли доживет до этого времени…
Комментарий семейного психолога Елены Мошковой:
— Сразу хочу разочаровать Юлину маму — не пройдет, даже не надейтесь! В 20 лет у человека уже сформированы основные представления о добре и зле. Они, конечно, могут корректироваться в течение всей жизни, но рассчитывать на радикальные изменения трудно.
Поэтому родителям во всех перечисленных случаях надо бить тревогу — вернее, давно надо было начинать это делать.
Могу смело утверждать, что практически во всех случаях неприятия внуками бабушек-дедушек виноваты родители. Да, с виду иногда кажется, что среднее поколение вполне нормально, даже хорошо относится к старикам — кормит-поит, не бросает на произвол судьбы, заботится… Но стоит присмотреться внимательнее, и становится видна наша общая жуткая тенденция в отношении к старшим — пренебрежение. Старики у нас ухожены, мы их на улицу не выгоняем, в дом престарелых не сдаем — так должны быть счастливы! А им, неблагодарным, все мало: хотят, чтобы с ними разговаривали, считались, интересовались их мнением… Мы отмахиваемся от них, как от назойливых мух, жалуемся друзьям-знакомым: “Мать (отца) выносить все труднее становится! Все-то ей знать надо, во все лезет со своими дурацкими советами!”
Наши дети все это видят и слышат. А если и не слышат, все равно чувствуют отношение. И у них формируется свое отношение к бабушке или дедушке. Оно по сути похоже на наше, только значительно усугублено возрастом.
Одна моя пациентка жаловалась на дочь-подростка: “Не слушается, грубит, хамит! А уж бабку вообще затерроризировала, не здоровается с ней, затыкает уши, если та к ней обращается! Правда, бабка у нас тоже хороша, очень любит жить учить. Иногда такую нудянку заведет и не остановится, пока не гаркнешь на нее. Так что девчонку в чем-то можно понять”.
Ну, так чего же ждать от дочери, если мама регулярно “гаркает” на бабушку?! Дети впитывают общее отношение к старикам, которое очень во многих семьях варьируется от снисходительно-насмешливого до пренебрежительно-враждебного.
Я не устаю восхищаться отношению к старшим на Кавказе и в Закавказье. Там невозможно представить себе сына, “гаркающего” на отца. И внучку, отказывающуюся навестить больную бабушку. Там никто не называет стариков маразматиками и занудами, хотя, поверьте, они так же, как и у нас, подвержены возрастным изменениям. Но там уважение к старшим — традиция. У нас, увы, традиция в отношении к старшему поколению совсем иная.
