— Приходилось слышать, что не мы выбираем профессию, а она нас. Пожарными случайно не становятся?
— Я всю жизнь мечтал быть офицером, не важно каких родов войск. В старших классах хотел попасть в Воздушно–десантные войска. По призыву от военкомата совершил три прыжка с парашютом. Но тут вмешалась мама. На беседу со мной к нам домой пришел некий майор. Чем больше он рассказывал о том, какие это «неправильные войска», тем больше мне хотелось служить в «крылатой пехоте». Но в выпускном классе, в 1975 году, столкнулся на лестничной площадке с соседом, который заканчивал Ленинградское пожарно–техническое училище, и обомлел… На парне, который был старше меня на 4 года, была такая красивая форма! Новоиспеченный офицер с азартом рассказывал о сирене, тревоге, опасности… Я тут же загорелся пожарной романтикой и по его наводке подался в Ленинград.
— Свою первую награду получили, еще будучи курсантом?
— Мы были на практике, сидели, как говорится, на низком старте, ждали любого вызова, все были готовы ринуться в бой с огнем, не важно в какой. Поступил сигнал о возгорании на ТЭЦ. Горела подстанция, там было кипящее масло, в любой момент мог произойти мощный выброс. Я тогда до конца не осознавал, насколько это опасно. Залез на трансформатор, подал внутрь пену, пожар был потушен. В качестве награды мне выдали 25 рублей, по тем временам большие деньги. На всю сумму с друзьями мы накупили тушенки, сгущенки, конфет и группой в 28 человек все это добро в один вечер умяли.
— Как получилось, что по распределению попали в Москву?
— Были предложения работать на Кубе, в странах соцлагеря, в спецуправлении КГБ по пожарному надзору. Но меня никогда не привлекала профилактика, я хотел мчаться с сиреной по городу на красной машине, быть там, где опасно, спасать людей. В то время как раз создавался Московский дивизион. В войсковых частях служили «срочники», катастрофически не хватало командиров взводов. Практически весь наш выпуск попал служить в столицу. Меня распределили в 24-ю роту, которая дислоцировалась на Варшавском шоссе.
Это сейчас у нас универсальные костюмы, где предусмотрены даже петли за спиной, которые можно выдернуть и использовать для эвакуации людей, которые находятся без сознания. А в начале моей карьеры в качестве формы солдатам выдавали брезентовый плащ и широкие шаровары. На швейной машинке штаны–«паруса» они подгоняли по фигуре. В первый же день моей службы «срочники» сняли с меня мерки и вскоре сшили мне форму. Брезентовый плащ они вымачивали в хлорке, пока материал не стал белоснежным. Я ходил как хирург. Каждый раз мне плащ отстирывали до белизны. Солдаты гордились: смотрите, мол, как выглядит наш начкар.
— Начались трудовые будни, романтика прошла?
— Помню, когда первый раз ехал на пожарной машине с маяками, по телу бежали мурашки… Завораживает не огонь, а то, что каждый раз приходится себя преодолевать. Ведь даже две спички горят по-разному. Так и один пожар не похож на другой. Выезжаешь на вызов, нужно быстро оценить сложность возгорания, наметить тактику тушения, решить, нужны ли дополнительные расчеты и оборудование. За годы работы приходилось не раз принимать нестандартные решения, разрабатывать стратегию, расставлять людей, самому лезть в пекло.
— Какой из случаев наиболее врезался в память?
— Однажды с четвертого этажа пришлось вытаскивать грудного ребенка. Это было в марте 1978 года. В Южном порту горело семейное общежитие. Я был начальником караула 24-й части, поехали туда дополнительно «на автонасосе». Смотрю: валит густой черный дым, а в окне женщина, которая на вытянутых руках держит сверток с младенцем. На месте уже работала районная команда. Ребята пытались пройти со стволом к очагу пожара. Женщина звала на помощь с противоположной стороны здания. Под рукой были только трехколенная и штурмовая лестницы. Развернули «трехколенку», я по ней и с помощью штурмовой лестницы забрался на 4-й этаж и тут понял, что не знаю, как взять на руки ребенка. Он был закутан в одеяло, я не понимал, где у него голова, где ноги. Сгреб сверток, в это время на помощь женщине изнутри подошел один из пожарных расчетов, на маму надели специальный спасательный комплект и противогаз, стали уводить ее через дым. А я пристегнулся карабином к лестнице — она шатается, висит ведь только на одном крючке. Хотел взять ребенка одной рукой, но боялся, что он выскользнет из одеяла. Держал его двумя руками, отцепиться и слезть не мог. Сбросил на землю мешавшие мне каску и перчатки. По рации попросил помощи. Подъехала 30-метровая выдвижная лестница, ко мне забрался прапорщик, отцепил меня от лестницы, вместе мы быстро спустились на 3-й этаж и вышли из здания. Потом выяснилось, что малышу было всего 3 месяца. Это был мальчик, которого звали Игорь. Так у меня появился первый «крестник».
«Развернулся — и на долю секунды опередил взрыв...»
— За что получили медаль «За отвагу»?
— Это было во время путча 1993 года. Танки расстреляли Белый дом. На 12-м этаже начался пожар. Мне поставили задачу ликвидировать очаг возгорания. У здания стояли бойцы группы «Альфа», мимо нас провели вице-президента Александра Руцкого и председателя Верховного совета Руслана Хасбулатова. Нам сказали: «Ребята, на двух первых этажах мы гарантируем вашу безопасность, за остальные не ручаемся». Пошли — двери от сквозняков скрипят, рамы оконные хлопают. Нам дали одного автоматчика. Он прошел несколько пролетов с нами, выпустил обойму и сказал: «Ну вас, мне тут с оружием жутко, а вы с какими-то шлангами идете, дальше не пойду». Добрались самостоятельно до 12-го этажа, потушили пожар. При выезде попали под обстрел. Перед нашей машиной снайперы лупили трассирующими пулями. Я солдатам тогда строго-настрого запретил снимать каски, даже не осознавая, что пластмасса не может защитить их от пуль. Потом по нам открыли огонь из БТРа. Все было в дыму. Не было никакой координации. Никто не понимал, кто там выезжает из здания. Но Бог миловал, спаслись.
— В вашей работе важно, кто находится рядом? Ведь порой приходится идти сцепленными одним тросом...
— Часто от того, кто рядом, зависит твоя жизнь. Помню, при тушении пожара в Промстройбанке я далеко заполз внутрь здания. Нужно было подать ствол, рукав с водой. Там был очень длинный коридор. Я ползу, а температура высокая, ребята сзади охлаждают меня водяными струями. Надо мной поверху пламя. Ползу дальше, а уже азарт, идет борьба, хочется доказать, что сильнее этой огненной стихи… Не знаю, чем бы эта схватка закончилась, если бы меня не вытянули оттуда за ноги сослуживцы.
— Были моменты, когда вас выручила интуиция?
— Всегда надо думать, прежде чем что–то сделать. А «внутренние знания» не заставят себя ждать. Приехали мы однажды на шинный завод, где произошел взрыв, потом начался пожар, пошли обрушения. Я пошел посмотреть, что там горит и куда лучше подавать стволы на пути распространения огня. Вдруг каким-то седьмым чувством понял, что надо бежать. Развернулся — и на долю секунды опередил взрыв. Взрывной волной меня подхватило и понесло вдоль коридора. Поймала меня «газовка» — ребята из отделения газодымозащитной службы, куда набирали самых могучих по комплекции бойцов. «Принял» меня их старший, дальше мы покатились уже с ним вместе.
Было немало случаев, которым я так и не нашел объяснения.
Однажды на Неглинной был пожар — здание старое, задымление очень плотное. Захожу в одну из комнат, просовываю руку, и по ней кто–то будто ломом бьет. Боль адская, я аж присел. Щупаю руку — не болит, кость не повреждена. После того как потушили пожар, дай, думаю, схожу, посмотрю на это место, может, там провода оголенные висели. Глянул — никаких проводов. Но обнаружил большой прогар. Если бы я шагнул дальше, то улетел бы запросто вниз. Что-то меня остановило, спасло. До сих пор не знаю, что это было.
А в 1988 году я все–таки спикировал двумя этажами ниже. Тогда горел Главпочтамт. Я был командиром 47-й роты. Пожар мы практически потушили. Стоим на чердаке с руководителями, меня просят: «Угости сигареткой». Я делаю шаг вперед и… проваливаюсь вниз. Ломаю несколько ребер, но чудом успеваю повиснуть на трубе. В такие моменты понимаешь, что не зря столько времени мы проводим на тренировках в спортзале и на учениях.
— Можете подтвердить, что в жизни рядом с трагическими ситуациями возникают комические?
— Выехали однажды в 4 часа в Нагатино. Кто-то из жильцов позвонил и сообщил о запахе гари в подъезде. Из опыта знали: в 4 утра ложных вызовов, как правило, не бывает. Приезжаем, признаков возгорания нет. Во всем доме светится лишь одно окно на 9-м этаже. Приехавшие вместе с нами сотрудники милиции звонили и стучали в эту квартиру, но им никто не открыл. Тогда участковый предложил заглянуть в окно, мало ли что могло произойти в квартире. Установили 30-метровый коленчатый подъемник, стали подниматься втроем: я, милиционер и оператор. В окне — картина маслом: на табуретке сидит мужик в трусах, перед ним самогонный аппарат, хозяин держит ложку под каплями, снимает пробу «первача». И в этот момент ему в окно стучит милиционер, показывая кулак: открывай, мол. А ведь 9-й этаж, 4 утра. Мужик начинает креститься, падает на пол, ползет к входной двери, пытается удрать. В коридоре его «под белые ручки» хватают коллеги участкового. Самогонщика задержали благодаря бдительному соседу, который запах самогона спутал с запахом гари.
«Успеешь лечь, будешь живой»
— Расскажите, как испытывали легендарную ранцевую установку пожаротушения.
— Это было в конце 80-х годов. В то время я возглавлял службу пожаротушения Центрального округа Москвы. В Главке меня попросили испытать ранцевую установку пожаротушения, которую позже назвали «Игла». Это был ранец, который надевался на спину. Установка включала в себя баллон с воздухом, емкость с 10 литрами воды, шланг и небольшой пистолет. Принцип действия простой: открываешь баллон с воздухом — и вода под давлением поступает в шланг. На конце ствола можно было менять насадки. Горящую машину можно было потушить, используя 6–7 литров воды.
Испытывая установку, я менял длину шлангов, редуктор, насадки, в результате разработал тактику тушения. Двумя установками с напарником мы могли потушить горящую однокомнатную квартиру.
Отправились как-то демонстрировать «Иглу» в Индонезию. Пришли на полигон. Сначала выступили местные коллеги. В бетонный бассейн 4 на 6 метров залили две бочки отработанного масла, бочку солярки, бензин. Всю эту адскую смесь подожгли. На очаг стали наступать 7 местных пожарных. Держа рукав со стволом, идут по всем правилам, по команде старшего делают два шага вперед, останавливаются, потом еще два шага вперед, останавливаются. Наконец потушили, с чувством гордости легли на траву, стали ждать, что я им буду показывать. В бассейн заливают ту же смесь, поджигают, замечаю вокруг скептические взгляды. Я встаю у самого края, струей сгоняю все пламя в угол. Заходя с другой стороны, переключаю на разветвление... 24 секунды — и пожар был потушен, при этом осталось полбака воды. Присутствующие были поражены. С этой установкой я объехал потом практически весь мир. И все удивлялись силе мысли и ловкости русских умельцев.
Другой пример ноу-хау: пожар в высотках. Помню, мы тушили пожар в деловом центре «Москва-Сити», на 68-м этаже. Благодаря новейшей технике подали воду на высоту 280 метров. Это оборудование разрабатывал Герой России Евгений Чернышов. Подъезжает цистерна, становится на водоисточник… В особый контейнер входит 10 мотопомп, которые поочередно устанавливаются через каждые 10 этажей: на 10-м этаже одна помпа, на 20-м — вторая и так далее. Теоретически можно подать воду до Луны.
— Какие наставления даете молодым сотрудникам?
— В нашем деле нюансов много. Взять хотя бы пожары в саунах. Перед мощным взрывом, перед тем как открыть дверь в помещение, одежда прилипает к телу. Это сравнимо с тем, как зайти в воду в одежде. Надо успеть уловить этот момент сдавливания. Если успеешь лечь — значит, будешь живой. Там взрываются продукты горения при доступе кислорода. Взрывы бывают такой мощности, что даже решетки срывает с окон. Случалось, что ребята гибли на этих саунах и ожоги получали довольно–таки серьезные.
За плечами Владимира Шашина учеба в Академии Государственной противопожарной службы МЧС России, более 40 лет «горячего стажа» и осознание того, что профессия пожарного — неблагодарная, но благородная.
