Армия берет Тандо. Это селение у одноименного перевала считается стратегической точкой, которой нужно непременно овладеть. В горах побеждает тот, у кого выше позиции и кто контролирует перевалы. Армия берет высоту. С кровью, тяжелыми потерями, порой медленно, но все же берет. "Над Тандо будет развеваться российский флаг", — уверенно заявляет командующий объединенной группировкой генерал Виктор Казанцев. Как над Берлином в 45-м, как над Грозным в 95-м. Флаг, поднятый десантниками в приштинском аэропорту в Косове, стал символом величия России. Над Тандо тоже нужен свой флаг. Над ставшей печально знаменитой горой Ослиное Ухо тоже хотели поднять флаг. Ради этого полегли десятки десантников из Новороссийской дивизии. Комбат десантников сказал бойцам: "Назад не вернемся, пока не водрузим на вершине знамя". Российский триколор на горе не появился — сгорел в бою. Комбат погиб, многие его подчиненные тоже, но гору десантники все-таки взяли. В батальоне из 280 человек остались после того боя невредимыми 180. Армия несет потери — на войне как на войне. Официальная цифра убитых явно занижена. Не соответствуют реальности бодрые реляции о том, что операция по уничтожению боевиков будет вот-вот закончена. Почему? Генералы не хотят упаднических настроений в войсках, не хотят пугать общество, еще не отошедшее от шока чеченской войны. Но война красивой не бывает, любой бой — это кровь и смерть. Неужели после победы точное число убитых будет выглядеть не так ужасающе, как сейчас? Позавчера на одной из взлетных площадок вертолетов в районе города Каспийска мне лично довелось видеть шесть "цинков", привезенных из района боевых действий. Молоденький солдатик на КПП остановил было одну из машин с гробами для проверки — так положено. Его начальник, худощавый капитан, страшно выпучил глаза: "Ты с ума сошел — "200-е" пропускай без остановки!" — Сегодня уже больше десяти привезли, — устало сообщил капитан. — Почти каждый день столько "200-х" отправляют отсюда в Ростов. Бывает, что никого не везут, — счастливый, считай, день. ...В официальной сводке Минобороны о событиях того дня на театре военных действий о потерях не сообщалось. Нам вообще много чего не говорят. Например, о том, что эта война будет долгой и тяжелой. Что российской армии предстоит не только вытеснять боевиков на территорию Чечни, но и обороняться — по ту сторону границы сконцентрировано 10 тысяч чеченских солдат, 20 танков, 56 бронетранспортеров. Шалинская танковая бригада, входящая в состав регулярной армии Ичкерии, полностью перешла на сторону Басаева и готова прорываться на Махачкалу. И это не шутка — несколько дней назад боевики совершили нападение на пост морской пехоты в четырех километрах от Каспийска. Действовали профессионалы — блокпост расстреливали по всем правилам военной науки. Один матрос убит, еще один ранен. — О том, что начнется эта война, в Москве знали еще год назад, — говорит капитан-морпех. Сводный батальон морской пехоты перебросили сюда еще в сентябре 1998 года. Задача батальона из 720 человек — оборонять Махачкалу. В случае приближения чеченцев к дагестанской столице они должны выйти на позиции и принять бой. — Ты думаешь, что чеченцы могут дойти до Махачкалы? — Вполне. Это хорошо обученная и вооруженная армия. Тем семи тысячам наших войск, что стянуты в Дагестан, будет очень непросто их остановить. По мнению моего начальника, ситуация схожа с 94-м годом в Чечне — все только начинается и основные бои еще впереди. О том, что война не закончится в ближайшее время, свидетельствует множество фактов. В район боевых действий продолжают стягивать крупные армейские силы — самолеты ВТА один за другим садятся в махачкалинском аэропорту, эшелоны доставляют технику. В район Ботлиха переброшена даже армейская ремонтная мастерская с Северо-Кавказского округа — разбитую технику будут восстанавливать прямо в горах. Армии сейчас дают всего с избытком — и боеприпасы, и продовольствие. Нет разве что тех пресловутых тысяч долларов, обещанных министром финансов, да дефицит с сигаретами. Впрочем, на пачки баксов никто из военных особо и не рассчитывает, хотя чисто теоретически офицеры подсчитали — им должны были платить около 900 рублей в сутки. Сейчас начисляют по 23 рубля, как обычные командировочные. — Первый раз, что ли, нас надувают, — говорит мне боевой полковник. — Главное не в этом, хотя семью-то кормить надо. Я боюсь лишь, чтобы армию в очередной раз не выставили в роли козла отпущения, как это было в Чечне. Будешь писать — честно расскажи, как мы выполняем служебный долг. Армия на этой войне и в самом деле достойна всяческих похвал. Те, кто на передовой, — всегда вне критики. У них правда приказа и правда пули, свистящей над головой. Но научились не наступать на грабли и отцы-командиры. Сменилась тактика ведения боя — пехоту стали беречь и не посылать в лобовые атаки. И те потери, которые несет армия, вполне соотносимы с характером выполняемой боевой задачи. Поразило и вот еще что — солдат стали готовить к войне, а тех, кто прослужил несколько месяцев, вообще убрали с передовой. Сейчас в окрестностях Махачкалы, на берегу Каспия, действует учебный центр ВДВ, где всех десантников перед отправкой в горы гоняют по полной программе боевой подготовки. На войну отправляют не пушечное мясо, а хорошо обученных воинов. — Я знаю, что мои бойцы готовы к войне и голыми руками их не возьмешь, — с гордостью говорит капитан из 56-й десантно-штурмовой бригады. — Посмотри на них — рейнджеры! И это не гонор, они в самом деле умеют воевать. Вчера 56-я ушла в горы — десантников, как всегда, бросили в самое пекло. Пекло на земле — пекло и в воздухе. Особенно достается вертолетчикам, которые и ракетные удары по боевикам наносят, и боеприпасы на передовую доставляют, и убитых вывозят. В день — более 100 вылетов приходится на каждую "вертушку". Четыре вертолета уже подбили, нагрузка на остальные возросла. — Слышь, "МК", я тебя, конечно, возьму с собой, газета мне твоя нравится, но это опасно, — командир экипажа МИ-8 показывает пальцем на пробоины в вертолете. — Оно тебе надо? — У вас своя работа, а у меня своя. — Согласен, — офицер серьезно кивает головой. — Поехали. Это на карте селения, захваченные боевиками, кажутся такими далекими. На "вертушке" — всего полчаса лету. Что там внизу творится — не поймешь, горные склоны мелькают серым полотном. Внезапно вертолет содрогается всем корпусом, раздается жуткий грохот и вой. Подбили? Оказалось, что командир начал работать НУРами (неуправляемая ракета) по позициям боевиков. Разрывов в боковую дверь не видно и куда строчит из пулемета, закрепленного на турели, борттехник — тоже. На развороте внизу мелькают позиции с танками и пушками — свои... Все "вертушки" федеральных сил — безымянные. Бортовые номера закрашены, чтобы боевики не вычислили потом летчиков. Сами вертолетчики — без фамилий по той же причине. — Это Чечня научила. Были случаи, когда летчиков убивали уже после войны, находили по фамилиям, которые вычитывали из газет. Так что, брат, извини, останемся для тебя Иван Иванычами, — говорит командир "моего" вертолета. Что ж, пусть останутся эти парни без фамилий, хотя и участвуют они в справедливой войне и без всякого преувеличения их можно назвать защитниками родины. Останется безымянным майор-вертолетчик, представленный за высадку десанта на Ослиное Ухо к званию Героя России, мальчишка-десантник из Архангельска, получивший ранение, но не покинувший поле боя. Называть можно лишь павших, как, например, капитана-артиллериста Диму Марусева, выносящего снаряды из горящего окопа, последний из которых взорвался в его руках, — офицер спас десяток своих подчиненных. ...Один из известных героев безымянной войны. Пусть таких известных будет как можно меньше. Оставайтесь, ребята, лучше безымянными. Махачкала.
