ПОГОВОРИМ Человек в этом отношении похож на столяра. Столяр живет, живет и умирает — и человек живет, живет и умирает. Шолом-Алейхем Умереть — значит присоединиться к большинству. Но все дело в нас, и только в нас, пока мы живы. Тишинка Конечно, им казалось тоже, Что пишут где-нибудь не тут, А тут все улицы похожи На те, где просто так живут. Грустили тут, что в прошлом где-то Титаны светлые стоят, Не замечая, что из света Они и сами состоят. И с этим видом виноватым Свои оглядывая дни, По узким улицам щербатым Ушли в бессмертие они. Они кричали как умели, Как только сгинули во мгле, Что бедные твои недели Невероятней, ближе к цели Всего, что было на земле. FFF Киселев вряд ли сам полагает, что voх populi — vox Dei. Человек, а не народонаселение, точка с запятой, среднеарифметическое, многоногие, поперечно-челюстные... Киселев или простодушен, или привирает. FFF Мы с моим щенком — одно и то же. Я не выхожу из дому, и он тоже. Мы с ним живем не в доме и не в квартире, а в комнате. Он все делает на газету. Он молод, я стар. Но мы были бы друг без друга беднее. FFF Так уж сложилось в моей жизни, что я больше написал стихов про котов, чем про собак. Они получались нисколько не хуже. FFF Педагог Станиславского в области пластики Был не чужд, между прочим, египетской мистики. Но его привлекали к пруду головастики И дразнили в окошке зеленые листики. А приличья ему были вовсе не дороги. Мог он вспрыгнуть на шкаф за клубком или мячиком, Припадал к половице, подслушивал шорохи Или спал возле кресла, свернувшись калачиком. Наблюдая за котенком, Станиславский учился у него играть — кого бы вы думали? — Отелло! Сразу видно походку гения. Великий реформатор театра, поглядывая на котенка, учился у него подражать поступи тигра. Тигры у нас попадаются значительно реже котят. FFF Грань между правительством и мафией проведена нечетко. Генрих Гейне, повествуя о школьниках, как-то сказал, пародируя жеманность и то, что на самом-то деле — страшно: "Не хочу дружить с Петером. Он не знал (допустим), что такое плюсквамперфектум". Генрих называл это филистерством. Это и было то тупоумие, которое позднее привело к власти Адольфа. А в наши дни мешает чересчур законопослушному сенату разобраться не то с Малютой Скуратовым, не то с баркашовским "Спасом". FFF Но мы — мы живы наверняка. Осыпался, отболев скарлатинозною шелухой, Мир, окружавший нас. Эдуард Багрицкий Чем мне закончить мой отрывок? Начал я с прозы, потом одно мое стихотворение, где-то посреди колонки — еще одно. Заключаю третьим и четвертым. Выход Где-то здесь. На полслова правей, На полстрочки левее и выше Должен быть этот выход. Я слышу Холодок меж камней и ветвей. Понимаю, никто никогда В этот лаз не пролез ниоткуда, Сквозь него не проник никуда И назад не вернулся оттуда, — Что с того? Там, где нынче нас нет, Завтра будет свободно и людно. Есть такое явление — свет, На словах объяснить это трудно. Среди этих камней и ветвей Дуновение свежести слышу. Это здесь. На полслова правей, На полстрочки левее и выше. Ночная гроза в Паланге Глупо и, в общем-то, даже неловко, Как постояльцу, когда за стеной Муж до рассвета дерется с женой, С шурином, с деверем, с тестем, с золовкой... Много ль корысти к дивану прижаться Где-то в четыре, под легким пальто, И на другом языке утешаться — Вот и у них, видно, что-то не то?.. FFF Выходит, что как раз тогда я думал о Лермонтове. О его несравненной "Тамани". Молчание — выше слов. В "Тамани" место действия погружено в океан молчания. Тут предгрозовая тишина. А вокруг — разряды страстей. Нет ничего современней произведений вечных. У Лермонтова проза и стихи на все времена.
