Ушел из жизни замечательный человек, один из первопроходцев российского бизнеса, гениальный организатор производства, блестящий публицист, писатель и философ. Он был честнейшим и исключительно порядочным человеком, который всего в этой жизни добивался сам — благодаря своему труду, таланту, невероятной энергии и оптимизму. Он был из тех людей, которыми по праву может гордиться Россия.
Он был любящим отцом и мужем, у него было много друзей и практически не было врагов. Его будет не хватать всем нам.
Редакция выражает глубочайшие соболезнования вдове, дочери, родным и близким покойного.
Отпевание состоится в воскресенье, 13 января, в 12.30, в Елоховской.
Гражданская панихида и похороны Александра Степановича Паникина состоятся 13 января в 14.30 по адресу: ул. Рябиновая, 24, Троекуровское кладбище, Траурный зал Некрополя.
Умер Паникин.
Все, кто знал Александра Степановича, потрясены его внезапной смертью.
Сильный, веселый, открытый людям; в свои 51 полный энергии, планов, надежд.
У большинства людей планы, увы, остаются планами. Александр Степанович Паникин воплощал свои планы стремительно и успешно. Он родился удачливым человеком. Он построил дома, посадил деревья, написал книги, построил трикотажную фабрику и магазины концерна “Панинтер”. Купив огромный пустырь в 150 км от Москвы, он построил там не только дома для себя и гостей, но и молочный завод. На пределе возможностей, на грани банкротства закупил импортную технику, и крестьяне окрестных деревень получили наконец возможность продавать молоко, а москвичи — покупать дешевые и абсолютно чистые молочные продукты. Его “Панинтер” производил модную одежду не для шикующих богачей, но для миллионов. И он гордился, что чуть ли не 95 процентов продукции реализуется уже на следующий день.
Товары делал дешевые. А человек он был дорогой.
И дружбу с ним высоко ценили все — от Горбачева до безвестного работяги.
Мы познакомились в 1992 году. Он был щедр на комплименты, но за десять лет попросил о помощи всего однажды — на Люсиновской улице кто-то начал строить огромный дом прямо на школьном дворе, и Паникин поднимал всех, кого мог, чтобы отстоять школьный двор от наглого незаконного строительства. Всего лишь для того, чтоб не случилось несчастье с детьми, которые выбегали бы из школы прямо под подъемные краны. Всего лишь для того, чтоб детям было где играть.
Он создал все сам. С нуля. Ничего не приватизировал. И с презрительным смехом смотрел на так называемых реформаторов. Сердце его непрестанно болело за разрушаемую страну. “Это неизбежная стадия, — говорил он, — это пена, муть, жулье, но их сметет ход событий!”
Три четверти, а может, и девять десятых своего времени этот бизнесмен тратил совсем не на бизнес. Он встречался с теми, кого считал знаковыми фигурами времени, пусть и отрицательными. Ему хотелось понять их, публично вызвать на спор, убедить или победить их. Его беседы с Гайдаром, Черномырдиным, Зюгановым и др. публиковали “МК” и “Новая газета”. Его статьи находили горячий читательский отклик в Москве и в провинции. Его книгу “Записки русского фабриканта” неожиданно для него самого напечатал “Новый мир”, а потом еще большей неожиданностью стал ее выход в Германии.
Последние месяцы — не зная, что они последние, — он работал над тем, что называл новой философией. Он искренне верил, что идея — если ее безупречно сформулировать — овладеет людьми, и тогда жизнь изменится.
— Но вы же не сможете свою идею людям сообщить. Гостелеканалы вам эфир не дадут, а ТВ — это сегодня единственный способ довести идею до народа.
— Вот увидите — сама дойдет! — утверждал Паникин.
И вот ушел, и унес свою идею...
Молоко какое-никакое будет, и трикотаж будет. А идеи не будет. Улетела.
Прощай.
