В 1992 году в издательстве “Экран” вышла работа Николая Петровича “Футбол сквозь годы” и “Звезды большого футбола” — две книги под одной обложкой. Руководить группой, осуществившей это издание, Николай Петрович пригласил меня. Требовалось заключить с автором договор. Николай Петрович вручил мне паспорт и на своей машине отправил в издательство. Тогда, зная дату рождения Николая Петровича по справочникам, я с изумлением прочитал и занес в свой архив дату по паспорту — 13 (26) февраля 1898 года...
Два года работы над изданием книги позволяли по нескольку раз в неделю навещать Старостина. После обсуждения рабочих вопросов он оставлял меня в кабинете и предавался воспоминаниям. Уходя, я выскакивал в приемную и на клочках бумаги записывал его рассказы. И как-то раз я спросил его о двух днях рождения. Ответил он загадочной фразой: “Чтобы ответить на этот вопрос, надо пересказать всю жизнь”. И замолчал.
При жизни Старостина мне ничего выяснить не удалось. А совсем недавно мы разговорились с Еленой Николаевной, его младшей дочерью. Она-то и внесла ясность: “В лагере Николай Петрович провел четыре года. Там был расписан возрастной ценз на тяжелые работы, скажем, лесоповал. Так вот, отцу и приписали четыре года, чтобы избавить от этих работ. К тому же он тренировал лагерную футбольную команду, и это давало ему некоторые послабления режима”. Почему Николай Петрович молчал об этом? Видимо, из-за того, что стеснялся поблажек лагерного начальства. Так появилась вторая дата рождения. А вот некоторые из записанных мною его рассказов. И мои воспоминания о нем.
* * *
“Было это в 1921 году. Я работал бухгалтером в ремонтных мастерских. У окна останавливается автомобиль. В пассажире я узнал Владимира Ильича Ленина. Представляюсь: бухгалтер Старостин. Ленин протягивает руку: “Ульянов”. Ему нужны были инженер, конструктор нового плуга Ильин и хозяин мастерских Середа. Отвечаю, что их пока нет. “Поторопился я, — с улыбкой говорит Ленин, — посмотреть новый плуг”. Высыпали рабочие, Ленин прошел в цех. Перед уходом он отыскал меня взглядом в толпе, подошел, подал руку и сказал: “До свидания, товарищ Старостин”.
* * *
“В начале 20-х годов команда Москвы проводила матч в Тбилиси. Левым полузащитником в команде соперников играл Берия. Слабый бег, неповоротливый, грузный. Как правый крайний нападения я постоянно его обыгрывал и забил мяч. И он меня запомнил...
Прошли годы. На Патриарших прудах проводились матчи по хоккею. Прошло более полувека, но я хорошо помню эту встречу. Берия, проживавший в особняке неподалеку, явился с охраной на каток. Подозвал, представил меня своей свите: “Это тот самый Старостин, который убежал от меня в Тбилиси”. И добавил: “Видите, Николай, какая любопытная штука — жизнь. Вы еще в форме, а я уже не гожусь для спортивных подвигов”. Мне стало не по себе от его звериного холодного взгляда”.
* * *
Его принципиальность часто граничила с неоправданным упрямством. Подбираем фотографии для книги. Предлагаю на обложку прекрасно выполненный портрет. Он категорически против: “Нескромно. Это противно моему существу”. Фотография, на которой он и Бесков на базе в Тарасовке наблюдают за ходом матча. “Эту фотографию тоже нельзя, нечего душой кривить”. — “Николай Петрович, я знаю, что у вас сложные отношения с Бесковым. Но вы вместе работали в “Спартаке” почти 13 лет. Да и кому какое дело до ваших внутренних разногласий?” И вдруг вопрос: “А ты знаешь, что в его жилах течет голубая кровь?” — “Какая? Аристократическая?” — спрашиваю. “Да какая аристократическая? Динамовская! Ты не понимаешь, он впитал с юности: “Динамо” и власть — едины. Мы же, “Спартак”, считаем, что честь и достоинство превыше всего”.
* * *
13 сентября 1995 года, в день 75-летия Сергея Сальникова, Симонян и Парамонов устроили вечер его памяти. За столом Старостин, Якушин, Бесков, прославленные ветераны... Вдруг Николай Петрович встает и протягивает Бескову руку. В зале — тишина. Константин Иванович не ожидал жеста примирения, чуть растерялся и... с радостью пожал руку Старостину.
Шаг этот Николай Петровичем был, конечно, продуман. Он понимал, что жизнь не бесконечна, и решил прилюдно погасить конфликт.
* * *
У моего товарища, прекрасного журналиста Сергея Шмитько, хранится в архиве приглашение в Тарасовку на “день открытых дверей”, написанная Старостиным в стиле екатерининских времен: “Если соблаговолите... Почтем за честь...”
* * *
Южная Америка. Тропическая жара. После обеда спартаковцы изнывают в холле, где еле вращается вентилятор. И вдруг Николай Петрович стал читать поэму “Василий Шибанов” (“Князь Курбский”) А.К.Толстого. Он знал наизусть поэмы Лермонтова, Пушкина, отрывки из Чехова, Гоголя, Шекспира. Однажды признался, что все эти произведения выучил, проведя два года в одиночной камере.
* * *
Главное творение его жизни — “Спартак”, которым он руководил почти 60 лет.
— Тысячи спартаковцев, в том числе 13 поколений футболистов, которых он воспитал, свои поступки сверяют по Николаю Петровичу. Личным примером добродетели, честности, принципиальности он учил нас жить. Футболисты всех поколений звали его Чапай, потому что он был человек из легенды. И всегда был рядом, — сказал Никита Симонян на похоронах Старостина.
P.S. Три года назад “Спартак” изготовил барельеф Николая Петровича с датами жизни в доме по Тверской, 19а, где он прожил 41 год. Но все усилия клуба установить барельеф натыкаются на яростное сопротивление чиновников московского правительства. Может, господа чиновники примут наконец решение в связи со столетием Старостина?
