— Я вас оставлю. Мария Михайловна все расскажет. Вы только имейте терпение. Послушайте.
И уходит.
У женщины тихий интеллигентный голос. Похоже, ей очень не хочется навязываться.
— Вы поможете мне написать Главнокомандующему?
— Я никогда не обращался к президенту.
— Как начать?
— Чем проще, тем лучше.
— Дорогой президент? Уважаемый… Или господин…
— Как хотите.
Женщина вздыхает. Ей неловко за большим командирским столом. Она встает, пересаживается ближе. Выводит на белом листе: “Уважаемый господин Президент! Товарищ Верховный Главнокомандующий!
Пишет Вам вдова Героя Советского Союза,
летчика-истребителя Покровского В.П…”
Я лично не очень понимаю. Вот американцы — записные патриоты. У них государственные флаги на всех заборах и огородах. Государство их защищает, обильно кормит, предоставляет массу услуг. Гражданам есть за что любить свои Штаты…
У нас патриотизм ниже среднего. А любить Родину жутковато… Она же нас игнорирует. Топчет и лупит почем зря. Откуда взяться нежному чувству?
К примеру, эта женщина. Вдова прославленного летчика.
У него за время войны 350 боевых вылетов, 60 воздушных боев, 18 сбитых фашистских самолетов. Несколько раз горел. Падал в Баренцево море. С фронта вернулся с обмороженными ногами. Ежу понятно, достойный человек.
Двадцать лет назад этот достойный человек получил дачу в курортном поселке Комарово (под Ленинградом). Дача — половина щитового одноэтажного домика. Комната, веранда и столовая-кухня. Таких домиков на территории было пять. Летом в них жили 10 Героев Советского Союза и кавалеры орденов Славы. Ковырялись в грядках, играли в шахматы, вспоминали бои…
Затем, как известно, власть поменялась. Предыдущая чуткостью к ветеранам не горела, но эта совсем осатанела. Пришли люди из управления дачным хозяйством и говорят:
— Зажились вы, товарищи пенсионеры. Нескромно это. В аренде вам отказано. Велено изъять.
— Как так изъять? — удивились старики.
— На нужды дачного хозяйства. Извольте покинуть помещение.
И началась для бывшего летчика-истребителя еще одна война. Только вместо асов из люфтваффе пришли “асы” из… “ЛогоВАЗа” Ничего лично против старика они не имели. Просто место под соснами приглянулось.
Об этом Покровские догадались не сразу. Их выживали из Комарова планомерно. Сначала вдруг затеяли ремонт (с 76-го по 91-й год домик Владимир Павлович ремонтировал самостоятельно). Обещали закончить за пять дней. Растянули на 1,5 года (!). Затем вселили туда других ветеранов войны (тоже обманутых). Затем поменяли в документах адресные номера дач. А вскоре объявили Покровским, что жить здесь они не имеют права, ибо дача сдана в аренду “ЛогоВАЗу”. Оказывается, еще пять лет тому назад.
Фронтовик Покровский обил 133 порога чиновничьих учреждений. За это время его травили выхлопными газами. Логовазовская “Нива” сутки напролет вхолостую работала под окнами домика.
Покровского надеялись покалечить. Вырыли яму на участке и присыпали листвой. Его пугали расправой. Ночью врывались в дом, требовали подписать отказные бумаги. Ему отрубали газ. Выключали отопление. Оставляли без воды. Били стекла. Ломали дверь, выкидывали на улицу вещи, мебель. Жаловались от лица “общественности” и “липовых” Героев Союза. Подавали в суд за хулиганство (!).
Бывший летчик-истребитель своих позиций не сдал. До самой смерти он оставался жить в этом домике. Единственный, кстати, из тех десяти героев, которым в 76-м году Ленсовет выделил летние “фазенды”. Остальных товарищи из “ЛогоВАЗа” вынудили уйти. Однажды летчику пришлось защищать свою жизнь с оружием в руках.
Когда ночью пожаловали “гости” с отказными бумагами, Владимир Павлович долго не раздумывал.
— Согласен, — говорит, — только за очками выйду.
И вернулся с трофейным норвежским автоматом. Передернул затвор и вежливо спросил:
— Считать до трех?
Я не сомневаюсь, что бывший фронтовик начал бы стрелять. Визитеры тоже не решились испытывать судьбу, убежали. Потом выяснилось, что это были переодетые в “гражданку” сотрудники ближайшего отделения милиции.
— Как же вы живете? — спрашиваю.
— Так же, — говорит женщина, — с автоматом мужа. Рядом, на тумбочке.
Я внимательно ее разглядываю. Наверное, ей за семьдесят. Она не излучает уверенности. И на железного человека совсем не похожа. В глазах ни отчаяния, ни злости, ни веры. Может быть, только чуть-чуть усталости… Она живет в каком-то заколдованном мире. Обычно в заколдованных царствах справедливости не бывает. Она ее все равно ищет. Муж умер в больнице при странных обстоятельствах. В городской квартире она жить не может. Ее сдали Покровским без внутренней отделки. Нет санузла, тепла и света. Одни стены и протекающий потолок. Она ютится в крохотном домишке, в лесу, окруженная в буквальном смысле врагами. И рядом, на тумбочке, друг — охотничий автомат…
За что ей Родину любить? А мне, слушая ее?
Кто ж против этакой рати выступает? Очень уверенные в себе личности. В первую очередь господин Лапкин. Представитель “ЛогоВАЗа” в Санкт-Петербурге. Именно он возжелал домик Покровского. А его дети били стекла, ломали парники и выкидывали мебель ветеранов на улицу. За ним некий Халиллула Сухов — чиновник-виртуоз по распределению дачной площади в Комарове. Он заключил договор с “ЛогоВАЗом” на аренду домиков. (Договор расторгнут по решению арбитражного суда в 1996 году.) И, наконец, небезызвестный Герман Греф, служивший тогда в Комитете по управлению госимуществом Санкт-Петербурга. Благодаря его “стараниям” из “дела” Покровского вынимались и даже терялись необходимые документы. Зато с “ЛогоВАЗом” отношения оформлялись четко и быстро.
Приказы, распоряжения, указания, сановные директивы, высокие угрозы, разбирательства, жилищные комиссии — все это колесо вертится до сих пор. И единственная белка внутри — вдова Героя Советского Союза, Мария Михайловна Покровская. Большие люди звонили, обещали, распоряжались. Владимир Павлович написал Ельцину. Первый российский президент требовал незамедлительно разобраться… Но в наших канцеляриях работают непревзойденные виртуозы. Ведь и президентские распоряжения можно выполнить и не выполнить одновременно.
Мария Михайловна носит с собой три пакета, забитых документами. Все благие намерения в этих бумажках и растворились.
Возвращается полковник.
— Написали президенту?
— Не совсем, — говорю.
— Вы уж постарайтесь. Знаете, кто для морской авиации Покровский?
— Не знаю.
Полковник думает, как объяснить. Я представляю, что он скажет… История, честь, знамя… что-то из этого ряда. Но он молчит. Наверное, не уверен, что я пойму. Или боится, что для меня это не так важно, как для него.
А Мария Михайловна, замолчав, склоняется над бумагой. Подумав немного, она записывает извечную просьбу:
“…Владимир Владимирович, разберитесь, пожалуйста…”
