Сама Люба из Минска. Довольно симпатичная шатенка. Даже тюремный комбинезончик ей идет. Вот только, пакуя чемодан, она никак не ожидала, что ей предстоит носить тюремную спецодежду. Сначала было газетное объявление, затем — встреча с посредником: “Он оформил документы — все в долг, и я должна была отработать: $150 за визу плюс 120 марок на автобусный билет. Мы приехали в Кельн, а через несколько дней меня отправили в Голландию. Там я недели две отрабатывала...”
Не первый раз выслушивая истории от российских путан, оказавшихся в поисках счастья за кордоном, уже привык к тому, что все их рассказы — причудливая смесь правды и полуправды. У каждой есть своя “маленькая трагедия” — в оправдание занятиям “древнейшей”. Если верить Любе, за ее плечами — языковая спецшкола и вуз. Обидно с таким интеллектуальным багажом прозябать официанткой. Вот и подалась в бордель. Но это — ее версия. Как было на самом деле? Ладно, поверим, по крайней мере делаю вид, что верю, иначе разговора не получится.
В общем, в Голландии Люба работала в агентстве по вызову. Когда вернула должок посреднику, перебралась в Германию, устроилась в кельнском ночном клубе, потом в аналогичном заведении в Оберхаузене, затем — в Эссене...
Завершилась Любина эпопея в городке Нойсс под Дюссельдорфом. Здесь, в типичном провинциальном местечке федеральной земли Северный Рейн — Вестфалия, расположено суровое заведение под названием “депортационная тюрьма для женщин”. Тут мы и встретились.
— Эй, парень, как зовут? — слышу в свой адрес реплику по-русски. Наших девчонок, из бывшего Союза, здесь много.
— Гутен таг, — решительно перебивает этот тюремный флирт строгий бородач в униформе. Ральф Ирмен, директор тюрьмы, собственной персоной. Его владения рассчитаны на восемьдесят “посадочных мест”. За год сюда привозят 770—780 узниц. Большинство попались во время полицейских облав. Так было и с Любой. Она уже думала, что судьба ей улыбнулась. Сбывалась мечта всех путан — удачно выйти замуж за иностранца. Однажды хозяйка борделя отправила ее в отель к очередному клиенту. Тот так запал на девушку, что за пять тысяч марок выкупил славянскую красавицу на волю. Но паспорта у нее не было — остался у белорусского посредника. Тот все старался содрать с “жениха” побольше марок. Но пока суд да дело, как в той песне: “вдруг — патруль, облава, заштормило море...” Любу вместе с приятелем остановила полиция — проверка документов.
Так Люба попала в депортационную тюрьму, заведение гостеприимного Ральфа Ирмена. По закону максимальный срок, который здесь отбывают, — 18 месяцев. За это время власти должны решить судьбу залетной пташки. Господин Ирмен не помнит ни одного случая, когда бы девушки отбыли “по максимуму”. Иммиграционные власти нажимают на все педали, чтобы поскорее отправить девиц на родину. Ведь день содержания одной такой красотки стоит казне почти 100 евро ($87).
А девицам что — попав сюда, скучают, строят планы вновь вернуться на хлебное место, в какой-нибудь немецкий бордель, где Любу (Лену, Люсю, Галю...) помнят и примут опять. Даже без паспорта. Пока же на сытных тюремных харчах многие теряют профессиональную форму. Просмотрел меню — хоть лопни! На завтрак: кофе, несколько видов джема, да еще несколько сортов фирменных немецких колбасок. На обед, в частности сегодня, — гуляш с макаронами и салат, чай или какао, а летом — прохладительные напитки, лимонад...
Вот комната отдыха: велосипед-тренажер, столы для настольного тенниса, книги и журналы на различных языках, видеомагнитофон и видеотека. На корешках кассет встречаются и надписи на русском. Кроме того, телевизор подключен к спутниковой антенне, принимающей 24 канала.
Спускаемся во дворик. Летом здесь на клумбах благоухают цветы, а пленницы немецкой Фемиды от нечего делать заботливо ухаживают за ними. Администрация тюрьмы всячески это занятие поощряет. В бетонном колодце тюремного двора есть также столы для пинг-понга и — гордость Ральфа Ирмена — волейбольная площадка со спецпокрытием стоимостью в 40 тысяч евро!
“Побеги случаются?” — спрашиваю директора тюрьмы. Его брови изумленно ползут вверх: мол, из этого рая? Отродясь не было! Да и зачем — скоро все равно “на волю”. Для девушек отсюда два пути. Первый с “хеппи-эндом”: депортация на родину исключена, если там бесчинствует кровожадный режим. Второй: заключенную выпускают на свободу с предписанием в определенный срок покинуть территорию Германии. За исполнением следит иммиграционная служба. Но депортированные очень часто возвращаются.
Спрашиваю Любу:
— Когда домой отправят, что делать будешь?
— В Германию вернусь, но уже нормально, с документами, может, под другой фамилией...
— И опять — в путаны?
— А куда денешься? Поначалу, по крайней мере. Вот только посредник мне больше не нужен...
“Поначалу” — так говорят многие. И месяцами, годами отрабатывают в здешних борделях свой “тариф”, свою “немецкую мечту”. Впрочем, мечта у них и вправду есть. Как правило, одна на всех — выйти за муж за коренного немца.
“Герр” пораскинул мозгами и... “сдал” Веру в полицию. Еще одна “маленькая трагедия”, а уж как там было на самом деле — это на совести рассказчицы. Но Вере я почему-то верю. И мне ее искренне жаль.
— Вообще-то моя история нетипична для сидящих здесь... — говорит она. И все же, будь ей не пятьдесят, как сейчас, а как Любе, которая в расцвете женского обаяния, порхала бы и Вера по секс-клубам и борделям, которых тут пруд пруди. Ибо дорога за бугор для одиноких женщин из стран Содружества, не имеющих ни средств, ни деловых навыков, ни, как правило, уже обжившихся друзей и знакомых, обычно начинается и заканчивается “древнейшим” занятием.
— Проституток из стран бывшего СССР в Германии до 60%, — говорила мне Анна Матусевич из дюссельдорфской социальной службы для женщин, с которой мы встретились днем позже. Эта организация опекает “униженных и угнетенных” девочек, а сама Анна “курирует” депортационную тюрьму в Нойссе, часто туда наведывается. Помогает девушкам составлять письма в суды, хлопочет за них перед иммиграционной службой.
— Странное дело, — делюсь с Анной своими впечатлениями от тюремной экскурсии, — пресса, что ваша, что наша, обычно рисует русских проституток как сексуальных рабынь, а вот девчонки, с которыми я общался, признаются, что работают добровольно и даже с удовольствием. Самое худшее для них — депортация...
— В их работе нет ничего зазорного, по крайней мере в Германии. Здесь проституция — узаконенная профессия, — поясняет Анна.
— Так чем же тогда занимается ваша организация?
— Случаями сексуального принуждения. Есть такие, кого обманом или угрозами завлекли за рубеж и принудили заняться проституцией.
— И много таких?
— К нам обращается 30—60 женщин в год. Они приходят тогда, когда их начинают избивать сутенеры, отбирать документы и изымать заработанные деньги. В подобных случаях наша служба социальной защиты часто выступает посредником между девушкой и полицией. Реально же перед судом за сутенерство предстает лишь процентов десять, как вы их называете, “современных работорговцев...”
После общения с Анной осталось ощущение какой-то фальшивости. Не хочу выглядеть адвокатом “древнейшей”, но подумалось: единственная проблема у девушек, сидящих в тюрьме под Дюссельдорфом, — отсутствие вида на жительство и права на работу. Будь у них возможность обрести немецкое гражданство, вряд ли бы они избрали другое занятие. За тем и ехали — признаются сами. И будут ехать в страну, где их нынешняя профессия не осуждается и не запрещается. Может быть, имей они возможность легально практиковать свой бизнес на родине, их и не потянуло бы в дальние края на подпольные “гастроли”? Не было бы тюрьмы и этих “маленьких трагедий”...
