Выступая по телевидению о положении на Среднем Востоке, президент Соединенных Штатов Джордж Буш сказал: “Когда 18-летняя палестинская девушка вынуждена взорвать себя и в процессе взрыва убить 17-летнюю израильскую девушку, умирает само будущее — будущее палестинского народа и будущее израильского народа”.
Президент не назвал имена этих двух трагически погибших девушек, но сегодня они известны всеми миру. Это палестинка Айат аль-Ахрас и израильтянка Рахиль Леви. В смертельном скрещении их путей — драма двух народов, а в более широком смысле — драма нашего необычайно жестокого и несправедливого века.
Айат аль-Ахрас была дочерью беженцев из района Газы, осевших в лагере для перемещенных лиц, который находится на южной оконечности Вифлеема. Здесь ютятся около двенадцати тысяч палестинских беженцев.
У аль-Ахрасов было одиннадцать детей. Айат была их седьмым ребенком. Многодетная семья ютилась в трех клетушках на одной из узких улочек лагеря. Несмотря на тяжелые бытовые условия, Айат, девушка с сильным характером, пыталась пробиться к знаниям. Айат была, говоря по-нашему, отличницей. Она готовилась к выпускным экзаменам и собиралась поступить в Университет Западного берега на факультет журналистики...
Рахиль Леви тоже готовилась к выпускным экзаменам. В школе она увлекалась фотографией. Но подлинной страстью девушки был спорт. Она отводила много времени на упражнения и в местном спортклубе, и дома, руководствуясь видеоуроками американской киноактрисы Джейн Фонды. “Она была помешана на спортивной форме”, — говорит мать Рахили Авигейл Леви.
У Леви были трое детей. Рахиль была второй. Она родилась в Израиле, но первые девять лет провела в Соединенных Штатах, в основном в Лос-Анджелесе. Она полностью американизировалась и продолжала говорить по-английски и после того, как ее семья вернулась в Израиль.
...В течение полутора лет все более накалявшихся палестино-израильских отношений, начиная со второй интифады, Айат, по крайней мере внешне, не проявляла никаких признаков гнева или воинственности. Да, она смотрела телевидение и слушала радио, передававшие драматические новости. Но, по словам родных, не проявляла никаких намерений отомстить захватчикам.
Рахиль, говорит ее мать, тоже не позволяла страху перед бомбистами-самоубийцами менять образ ее жизни. Несмотря на мольбы матери, она часто ходила в даун-таун, посещала друзей и спортивный клуб.
В Страстную пятницу мать сказала Рахиль, что ей хочется приготовить к ужину рыбу вместо “надоевшей курятины”. Рахиль, снабженная списком необходимых продовольственных покупок, решила пойти в супермаркет, находившийся неподалеку...
В тот же день после занятий Айат отправилась не домой, а в Иерусалим, сказав своим одноклассникам, что у нее есть “поручение в городе”.
Пути Господни неисповедимы — будь то безликий, но грозный Бог иудеев или пророк Магомет. Провидение имеет свои законы, сплетенные из случайностей. Да и философы-атеисты утверждают, что случайность — форма проявления необходимости. Неизбежной.
Рахиль отправилась купить продукты в супермаркете на Кириат-Вовель. Этот район бедняков, находящийся в стороне от туристических троп и светской жизни, выглядел наименее вероятной целью для потенциального бомбиста-самоубийцы. Но Айат почему-то, мы так никогда и не узнаем — почему, пришла именно туда.
Айат несла бомбу; Рахиль — мамин список продуктов на ужин перед Саббатом. Обе девушки были в джинсах. Обе молодые, красивые, даже чем-то похожие друг на друга, с развевающимися густыми волосами цвета воронова крыла. Впрочем, в этом не было ничего экстраординарного, ничего удивительного. Ведь обе они были детьми народов, ведущих свой род от общего отца — Авраама...
Над Кириат-Вовелем шел проливной дождь с градом, гремел гром, сверкали молнии. Прямо как в провинциальной плохой мелодраме — Айат и Рахиль почти одновременно подошли к входу в супермаркет. У входа в магазин палестинскую девушку остановил охранник. Опасаясь, что он может обнаружить на ней бомбу, Айат взорвала ее. От взрыва вместе с ней погибли бдительный охранник и только что подошедшая Рахиль.
Так наконец сошлись пути двух девушек — палестинки Айат и еврейки Рахиль. Жившие порознь, они вместе приняли смерть. Одна не стала журналисткой, другая — фотографом. Рахиль ни с кем не прощалась и никакой прощальной весточки не оставила: она не собиралась умирать.
От Айат же осталась видеокассета, на которой она рассказывает, почему решила стать самоубийцей. Глядя прямо в объектив камеры, Айат говорила о том, как стала членом бригады “Мученики Аль-Акса” — крайней группировки, отколовшейся от “ФАТХ”, движения, возглавляемого самим Арафатом. Айат стыдила арабских лидеров, которые, по ее словам, “пассивно наблюдают, как палестинские женщины сражаются против израильских оккупантов”.
Показательно, что Буш не осмелился назвать Айат аль-Ахрас террористкой. Единственное определение, данное ей, гласило: “18-летняя палестинская девушка”. А определение ее поступка было еще более лапидарным: “вынуждена взорвать себя”.
Кто и что вынудили Айат пойти на самоубийство?
Прежде чем попытаться — только попытаться, не больше! — ответить на этот вопрос, я хочу привести рассказ моего коллеги из “Нью-Йорк таймс” Николаса Кристофа, посетившего лагерь палестинских беженцев Джабалия в районе Газы. “После многочисленных сюрреальных бесед с желающими стать шахидами я поверил в то, что они живут в мире иллюзий, созданном частично робостью палестинских лидеров и частично их собственным гневом перед броней израильских танков... Народная поддержка шахида настолько велика среди палестинцев, что парад убийств будет продолжен”.
Репортер присутствовал на панихиде по 22-летнему бомбисту-самоубийце Махмуду Салеху, которая, по его словам, больше походила на праздник.
— Мы не горюем о его гибели. Мы счастливы. Нас восемь братьев, и мы тоже пойдем по его пути, — сказал старший брат убитого Аднан, получивший степень доктора наук в Европе...
В Газе группа школьников, игравших в футбол, прекратили гонять мяч и окружили репортера. Все они говорили ему наперебой, что хотят стать шахидами и готовы убивать ради этого израильских граждан.
— Какие цели вы избрали бы для ваших бомб? — полюбопытствовал репортер. — Готовы ли вы взорвать израильских женщин?
— Да, — ответил 15-летний Мотаз Абулейла. — В Израиле женщины служат в армии, поэтому там нет разницы между мужчинами и женщинами.
— А группу израильтян, среди которых будут и мусульмане?..
Мнения разделились. Но в конце концов мальчики сошлись на том, что “можно пожертвовать” несколькими арабами, живущими в Израиле, поскольку они “ведут там неправедную жизнь”.
Здесь я позволю себе перейти к умозаключениям другого журналиста из “Нью-Йорк таймс” и моего хорошего знакомого Томаса Фридмэна. В своей колонке под заголовком “Самоубийственная ложь” он пишет, что палестинцы отвергли путь ненасилия умышленно, поскольку “они хотят завоевать свою независимость в крови и огне”. И утверждает, что палестинцы “применяют тактику бомбистов-самоубийц в качестве стратегического выбора отнюдь не от отчаяния”. Он квалифицирует их гнев как “нарциссизм, вызванный ослеплением”. И обвиняет их в том, что этот нарциссизм ослепленного гнева увел за пределы их поля зрения “основную истину, на которой зиждется цивилизация, — священность каждой человеческой жизни”.
С этим, конечно, не поспоришь: каждая человеческая жизнь священна. Но почему отнимать эту жизнь “Калашниковым” — терроризм, а американской винтовкой М-16 — борьба против терроризма? Почему самодельные бомбы, которыми обвязываются палестинские шахиды, — терроризм, а авиационные и ракетные бомбы, производимые американо-израильскими военными концернами, — борьба против терроризма?
Гнев палестинского народа, особенно палестинской молодежи, вызван не нарциссизмом — они даже не знают этого слова, — а отчаянием. Отчаянием, порожденным бессилием. Отчаянием оттого, что палестинские власти не располагают вооруженными силами и вооружением, достаточно адекватными, чтобы защитить свой народ от израильского вторжения, которое еще больше усугубляет чувства отчаяния, бессилия и унижения палестинцев. Шахиды действуют не по наущению Арафата, а потому, что разочаровались в нем.
Я не знаю, как повели бы себя израильские юноши и девушки, если бы их вооруженные силы тоже оказались заражены “сонной болезнью”. Но, хорошо зная трагическую и героическую историю еврейского народа, изобилующую удивительными примерами массового самопожертвования, вполне могу допустить, что из его рядов вышли бы свои шахиды.
В одном из своих заявлений израильский премьер Ариэль Шарон проклял тех палестинских лидеров, которые, паразитируя на магнетической силе Корана и соблазняя молодежь видениями райских кущ, превращают ее в пушечное мясо. В прямом смысле этого слова. В проклятиях Шарона есть доля истины, потому что среди палестинских лидеров есть ослепленные фундаментализмом фанатики, мечтающие об уничтожении Израиля сильнее, чем о создании независимой Палестины. Но в проклятиях Шарона лишь доля истины. Юные шахиды, а их подавляющее большинство, жертвуют собой не потому, что хотят жить в мусульманском раю, а потому, что не могут жить в оккупационном аду, подрывают себя не потому, что жаждут объятий пленительных гурий, а потому, что жаждут свободы. О девушках я уже и не говорю: Коран им не обещает сказочных рыцарей в загробной жизни...
Объяснять феномен шахидства исключительно влиянием религиозных доктрин ошибочно. Шахидов лепит не Коран, а действительность. Недаром большинство нынешних палестинских бомбистов-самоубийц — люди отнюдь не верующие. Наконец, подрывая ростки нарождающейся государственности на территориях, подконтрольных палестинскому руководству, и объявляя это руководство “неуместным”, Израиль только плодит анархию, наиболее активную среду терроризма.
Для того чтобы понять эти метафоры, не надо углубляться в премудрости Корана, Талмуда и Торы. Этому учит сама жизнь...
