Прямой эфир — это, наверное, самая лучшая, творческая, импровизационная составляющая работы телевизионного комментатора и одновременно — наиболее сложная, связанная с риском, постоянным напряжением. Верно сказано:
Прямой эфир — в него не выйдешь заново,
Не вычеркнешь, не вырежешь слова,
Не улыбнешься, не ответишь начерно,
Все — набело и сразу — навсегда.
Во время прямого эфира возможно все — срывы, накладки, любые неожиданности. Тут нужно владеть не только русским языком и знанием предмета, но и обладать выдержкой, находчивостью и немалым чувством юмора, ибо ситуации порой случаются прямо-таки трагикомические.
...Май 1971 года. В Москве на стадионе “Лужники” должен был состояться прощальный матч нашего знаменитого вратаря Льва Ивановича Яшина, в котором футболисты его родного клуба “Динамо” встречались со сборной мира. К нам приехали поистине суперзвезды футбола: Бобби Чарльтон, Герхардт Мюллер, Факетти, Мазуркевич, Любаньский, Бонев... Предстоял потрясающий, феерический матч. И репортаж о нем мы в спортивной редакции ЦТ решили сделать необычным: показать не только происходящее на поле, но и то, что скрыто за кулисами футбольного театра — установить камеры в раздевалках спортсменов, чтобы в перерыве зрители увидели, как они отдыхают, восстанавливают силы, услышали их мнение о происходящем. Больше никто, никогда и нигде не решался на подобный эксперимент. Может быть, рассказанная мною история отчасти объяснит вам — почему.
Репортаж о матче вел Николай Николаевич Озеров, а необычный репортаж “в антракте” должен был начинать ваш покорный слуга — из раздевалки зарубежных спортсменов. Помогал мне уникальный человек — международный обозреватель программы “Время” Анатолий Овсянников, знавший 30 языков. Он мгновенно переводил мои вопросы, адресованные футболистам, на английский, немецкий, польский языки... Это был какой-то “лингвистический фейерверк”!
Отработали мы быстро, четко и направились вслед за оператором в динамовскую раздевалку, где брать интервью у спортсменов предстояло Озерову. Комментаторская кабина в “Лужниках” находится под самой крышей, на уровне 6-го или 7-го этажа, и сразу после окончания первого тайма Николай Николаевич буквально бросился вниз, чтобы перехватить у нас эстафету. Однако работать ему пришлось в гораздо более сложной обстановке. Если в первой раздевалке царили покой и порядок, не было посторонних людей, то к динамовцам набилось огромное множество народу, изображавшего причастность к происходящему. Суета, толкотня, гам... Тем не менее Озеров взялся за дело профессионально: интервью у Яшина — 2—3 минуты, у Бескова, главного тренера “Динамо”, — еще 2—3... Казалось бы, все отлично, можно возвращаться наверх, в кабину. Но оператор показывает, что есть еще несколько минут, необходимо их чем-то заполнять. Сориентироваться с ходу всегда очень сложно. Николай Николаевич, оглядевшись по сторонам, заметил “знакомую спину” — администратор команды склонился над столом, раскладывая форму. Озеров ринулся к нему со словами: “А вот еще один замечательный спортсмен. Сергей Сергеевич, ваше мнение о первом тайме?” Ильин обернулся — и я увидел ужас в глазах Озерова: “замечательный спортсмен”, мягко говоря, был не вполне трезв. Видимо, празднование началось до игры — и продолжилось в перерыве. Увидев микрофон, администратор схватил его железной хваткой. Подобный “микрофонный синдром” можно наблюдать довольно часто, но наш интервьюируемый к тому же не очень твердо держался на ногах — он вцепился в микрофон, как утопающий в спасательный круг, и сказал: “Коля, что говорить-то?..” И это — в прямом эфире, на глазах у всей страны! Времена ведь были совсем иные...
Озеров попытался спасти положение, вырвать микрофон у Ильина. Но не тут-то было! И вот на протяжении нескольких мгновений, показавшихся нам вечностью, миллионы изумленных телезрителей наблюдали упорную борьбу за микрофон, сопровождавшуюся диалогом: “Сергей Сергеевич, как вам первый тайм?” — “Коля, что говорить-то?” Оператор не решался отвести камеру в сторону — рядом переодевались футболисты, полуголые тела могли попасть в объектив, а в ту пору эротические шоу с раздеванием были не в чести на нашем телевидении. Я показал ему на фотографии прославленных футболистов прошлого, развешанные по стенам, — это помогло выйти из затруднительного положения.
Тем временем Озеров завладел микрофоном и быстро произнес: “Через несколько минут смотрите продолжение репортажа”. Мы бросились к лифту — времени оставалось в обрез. Лифт, конечно же, не работал. Пришлось бегом подниматься по лестнице. Николай Николаевич, который никогда не ругался, на этот раз, с трудом переводя дыхание, проклинал себя последними словами: “Что я наделал? Как же я не видел?!”
Наверху нас встретило руководство — заведующий редакцией спортивных программ Шамиль Николаевич Мелик-Пашаев, его заместители Роза Крайнова и Наум Дымарский. Стоя в коридоре, Шамиль Николаевич нервно протирал платком очки и произнес одну лишь фразу: “Коля, что с нами теперь будет?..” Озеров только махнул рукой, вбежал в кабину и включил микрофон...
На следующий день трансляция матча должна была повторяться в записи. Огромное количество людей собралось перед экранами, чтобы еще раз увидеть столь нетипичную для нашего тогдашнего телевидения забавную (или скандальную) ситуацию. Но все, что происходило в перерыве, вырезали.
А мы в редакции все сидели бледные, напряженные — ждали реакции “сверху”. Прошел час, другой. Наконец в полдень начальство сообщило, что всей бригаде, работавшей на трансляции прощального матча Яшина, объявлена... благодарность.
Вспоминая эту историю, Николай Николаевич всегда говорил: “Вот такая жизнь у нас: от увольнения до благодарности — один шаг”.
Не мог он знать, что спустя 30 лет “интервью”, подобные этому, станут вполне заурядным явлением на нашем ТВ, что люди, плохо владеющие языком, будут появляться на экране сплошь и рядом, а жаргонные словечки в устах комментаторов и фразы типа: “Слушай, Вась, нам здесь ничего не светит” — будут восприниматься многими как образец оригинального, новаторского ведения репортажа. Вот такая жизнь у нас...
