Три вечера в "Шератоне"

  Родился в 1952 году. Как журналист и писатель известен уникальными материалами о самых громких уголовных делах, лидерах преступного мира и грандиозных финансовых аферах. Самый известный специалист по криминальной жизни столицы. Автор бестселлеров “Москва бандитская”, “Москва бандитская-2”, “Москва-3: Энциклопедия городского криминала” “Маньяки... Слепая смерть: Хроника серийных убийств”.
    

     ...Едва мы уселись за столик в углу уютного бара, от стойки отделилось белокурое создание в обтягивающей мини-юбке:
     — Что желаете?
     Сергей Сибиряк вопросительно посмотрел на меня. Я предложил ему самому сделать выбор. Он в “Паласе” завсегдатай — ему и карты в руки.
     Сергей сделал заказ, а напоследок, лукаво улыбнувшись официантке, добавил:
     — И вот еще, Ириша. Для гостя принеси пирожное. Ну, ты знаешь, шоколадное, с крылышками.
     Для наглядности Сибиряк сложил вместе широкие грубоватые запястья, развел ладони и растопырил пальцы, украшенные толстым обручальным кольцом и тяжелым перстнем-печаткой.
     Девушка кивнула:
     — Поняла! Два “Махаона”. Спасибо.
* * *
     Этой встречи я ждал долго. И все равно она случилась неожиданно. В один из вечеров на столе зазвонил телефон:
     — Это Сергей Сибиряк, — услышал я чуть хрипловатый уверенный голос. — Вы хотели встретиться?
     — Да!
     — Зачем?
     Я объяснил, что пишу книгу о московской теневой жизни. И хотел бы познакомиться с ним как с одним из героев главы о ворах в законе.
     Звонивший замолчал, и в какой-то момент я решил, что ничего не получится. Но неожиданно он произнес:
     — Сегодня в девять. Отель “Шератон Палас” знаете? Подходите, поговорим...
     Сибиряка знал мой старый приятель — “важняк” из МУРа. На просьбу устроить рандеву он ответил уклончиво: ничего обещать не могу. Это, дескать, не какой-то жулик, а вор в законе.
     И вот — получилось.
     В назначенный час я стоял на Тверской-Ямской. Вечер был теплым, начинал накрапывать дождь. Припаркованные перед “Паласом” лимузины покрылись сотнями бисеринок, вспыхивающих вместе с неоновыми огнями рекламных надписей.
     Не скрою, я немного волновался. Думаю, на моем месте и вы чувствовали бы себя неуютно.
     Сибиряк считался одним из самых известных авторитетов Москвы. Он был коронован в Бутырке еще в 1992 году и стал самым молодым вором в законе. Хлопотали за него весьма уважаемые люди — Глобус и Завадский.
     В Бутырке он оказался с обвинениями сразу по четырем составам преступления, провел в тюрьме весь срок и пользовался таким уважением у арестантов, что ему доверили общак.
     Как-то, гораздо позже, меня познакомили с Олей В., работавшей тогда контролером старейшего столичного СИЗО. Она добавила красок в портрет Сибиряка: “Он свободно разгуливал по коридорам, ходил из корпуса в корпус. Одет был со вкусом. У нас там часто работают строители, я думала — он один из них. Познакомились случайно. Я сказала, что люблю груши. Значения этому не придала. А на другой день мне пакет приносят: от Сергея. Потом мне рассказали, что он — заключенный...”
     Минуло девять. Я стоял перед мраморными ступенями, поднимающимися к оснащенным фотоэлементом дверям отеля. Но никто меня не окликал.
     В тот момент, когда я уже начал терять терпение, из-за угла здания показалась хищная морда черного БМВ. Машина медленно проехала в нескольких метрах от меня и скрылась за поворотом на Тверскую. Кто сидит в лимузине, я не разглядел — стекла кузова были тонированными.
     Еще через минуту напротив отеля остановился джип. Из него уверенно вышел высокий широкоплечий блондин в распахнутом кашемировом темно-синем пальто. Рядом, чуть позади, двигался худощавый скуластый парень в кожаном плаще. На меня они не смотрели до тех пор, пока я не шагнул навстречу. Мы обменялись рукопожатием.
     — Сергей, — представился Сибиряк.
     Своего спутника он не назвал. Тот тенью ходил за своим патроном, а во время беседы сидел чуть в стороне — не вмешиваясь в разговор, но и не пропуская ни единого слова.
     Через холл мимо вежливо поклонившегося охранника Сибиряк прошел по-хозяйски. В баре с изображениями сцен из средневековой жизни на стенах его тоже приветствовали улыбками. Выскочившая из-за стойки официантка приняла заказ. А я, не теряя темпа, вытащил диктофон и фотоаппарат.
     — Это не пойдет, — сурово произнес Сибиряк, указав рукой на диктофон.
     — А фото? — спросил я, послушно убирая портативный “Aiwa” в карман куртки.
     — Посмотрим, — уклончиво ответил собеседник.
* * *
     Разглядываю фотографии, сделанные мною в тот вечер, и вспоминаю то, что не вошло, не могло войти в кадр: сияющие чистотой бокалы над стойкой; негромкую, очень стильную музыку — какие-то джазовые композиции; атмосферу уединенности и одновременно светскости происходящего — посетителей в баре хватало, но никто не садился близко к нашему столику, не досаждал шумной болтовней.
     В моем досье имелись фотографии Сибиряка. Но на них он выглядел совсем по-другому. Снимки были сделаны в момент скандального задержания в Бутырке, когда Сибиряк (такого не случалось за всю историю МВД) провел в тюрьму шестерых приятелей, двух девиц и пронес несколько сумок угощения, чтобы отпраздновать день рождения друга — вора Шакро-старого. На том снимке глаза у Сибиряка колючие, злые. Впрочем, и такого Сибиряка я тоже увидел. Уже на следующий вечер, когда, освоившись, он при мне вел “прием населения”.
     А в первый вечер, большая часть которого ушла на знакомство, Сибиряк рассказывал о своем детстве в Братске, первой судимости, предательстве родных и житье в Бутырке.
     Неблагополучная семья (родители разошлись), первая кража, отсрочка, смерть матери, когда ему было 17 лет, а через год — уже вторая судимость. “Малолетка” научила его многому. Он “гастролировал” по Сибири: Братск, Чита, Иркутск, Красноярск, заезжал во Владивосток, потом отправился в Москву.
     В 19 лет он постоянно имел в кармане деньги, на которые можно купить автомобиль. В Бутырке его камера была чем-то вроде элитного клуба. Кроме компьютера, телевизора, холодильника и вентилятора он завел двух кошек и кормил их не суррогатным “Whiskas”, а свежей отварной курицей. Когда вечером к нему на огонек захаживали кумовья, он наливал им водку и требовал: “Выверните кители наизнанку. Погоны блестят, пить западло...”
     Даже в день освобождения встречать Сибиряка у ворот следственного изолятора №3 в Силикатном проезде собралась не только братва, но и не занятая дежурством смена Бутырки.
     Что в этих рассказах бравада, а что — правда? Уже после гибели Сибиряка я встречался с человеком, который два с лишним года провел с ним бок о бок. Тогда он служил офицером Управления охраны объектов высших органов государственной власти и правительственных учреждений. Договоры на охрану физических лиц — банкиров, бизнесменов, членов их семей — были привычным явлением. Сибиряк нанял телохранителя совершенно легально, переводил деньги на счет, подписывал договоры. Так продолжалось до тех пор, пока “банкир” не попал за решетку и его статус не стал известен.
     По словам офицера правительственной охраны, Сибиряк действительно пользовался огромным авторитетом. Его пейджер не умолкал. Получив сообщение, он давал распоряжения своим помощникам, а те уже по мобильным телефонам решали его именем проблемы, “разводили концы”, улаживали конфликты. Сам Сибиряк пользовался мобильником редко — был очень осторожным. И в Бутырке он успел раздавить каблуком ботинка пейджер, прежде чем ему надели наручники ворвавшиеся в корпус омоновцы.
     Сибиряк считал себя законником старых традиций. Воров-кавказцев он не признавал, придерживался неписаных правил поведения, не употреблял наркотики, не курил, очень редко пил спиртное. Как-то вместе с офицером-охранником он повез “грев” в лагеря Саратова. Кавалькаду из семи автомобилей встретили на границе области. Хлебом-солью встречали Сибиряка и на зонах. Лагерное начальство позволяло ему общаться с местными авторитетами и смотрящими столько, сколько было нужно.
     Только не подумайте, что Сибиряк был чужд обычных мирских слабостей. Например — гонкам на машинах по набережной Парка имени Горького. Рискнуть, испытать судьбу он любил. И за ночь посещал до пяти казино. Проигрывал тысячи долларов. Любимые заведения — рулетка в гостинице “Ленинградская”, казино в “Метрополе”. И еще одна его слабость. Вместо саун и кегельбанов он снимал стресс... под землей.
     — Завтра спустимся в метро — поворуем, — объявлял он накануне желанного “мероприятия”. И добавлял, чтобы успокоить охранника: — Без тебя, без тебя, ты завтра “в засаде”.
     Кошельков он не брал. Просто вытаскивал и бросал. Такое вот развлечение...
* * *
     На второй вечер мы встретились как старые знакомые. И я осторожно, чтобы не насторожить моего собеседника излишним любопытством (он в тот момент находился под следствием), стал расспрашивать о сходке в Бутырке.
     — Ментовская подстава, — спокойно ответил он. — Все они знали заранее. Мне потом люди объяснили. Да и “закрыли” нас за стволы. Это ж смешно. Сунули мне “ТТ”, а он неисправный. И другим то же самое. Какую-то рухлядь Шаповалову впихнули за пояс. Мы же не больные — на праздник с оружием ехать?
     Тот вечер мы провели не в баре, а на диване балкона второго этажа. Мой собеседник вспоминал о том, как его отправили в “Матросскую Тишину” и он навел там порядок:
     — Матрасов нет, сахар не выдают, телевизоров нет, деньги вымогают. Я “дороги” наладил, арестантов организовал, решил голодовку в двух корпусах замутить. Тут прокурор Сердечкин пришел: прекратить голодовку. К тому времени мы Мавроди раскрутили. Он на общак лавэ перевел. Спокойнее стало. Но меня в ту же ночь в Лефортово увезли.
     О Лефортовском периоде Сибиряк рассказывал с грустью. Там он сидел с патриархом уголовного мира — вором в законе Пашей Цирулем. У того был весь воровской общак — несколько миллионов долларов, который куда-то исчез после ареста. Цирулю шили целый букет статей.
     Сибиряк и его старший товарищ напрямую общаться не могли. И утро в Лефортовской тюрьме начиналось с сиплого окрика Цируля: “Сибиряк! Ты жив?!” Интересно, что план-схему камеры, в которой он сидел в Лефортовском СИЗО, Сибиряк нарисовал в моем блокноте.
     Руководству изолятора поведение арестантов не нравилось. И вскоре нашелся повод отправить Сибиряка в карцер: в матрасе нашли $200. В конце концов прокуратура выпустила его до суда “под подписку”. А Цируль так никогда уже свободы не увидел. Умер в изоляторе. Официальная версия: передозировка наркотика.
     Наша беседа время от времени прерывалась. К Сибиряку по знаку его помощника подходили разные люди. О чем они говорили — не знаю. Только выражение лица Сибиряка во время этих бесед очень напоминало ту самую бутырскую фотографию.
     Глядя на мрачную, тихо перешептывающуюся в сторону публику, я подумал о жутковатых, невостребованных и неведомых в обычных человеческих отношениях качествах, которые позволяют моему собеседнику держать ситуацию под контролем. Вспомнились почему-то глубоководные рыбы — живущие в вечном мраке, под чудовищным спудом толщи воды. Они могут нормально существовать только там, в кромешной тьме, среди себе подобных.
     Третий вечер оказался самым коротким. Мой собеседник был явно не расположен к рассказам и воспоминаниям. Он постоянно отвлекался и посматривал в сторону бара, где молодящаяся, похожая на старую полковую лошадь мамка “выгуливала” кукольную, нимфеточного возраста путану. Девочка как щенок резвилась у ног своей матроны, игриво поглядывая в сторону Сибиряка.
     Я успел сделать несколько фотографий. На них Сибиряк весел, с горящими глазами, в предвкушении веселого времяпрепровождения. Наконец он не выдержал:
     — Может, хватит на сегодня?
     Я согласился. Прощаясь, обещал подарить Сергею книгу “Москва бандитская” с автографом (так он просил). Разве можно было предполагать, что Сибиряк исчезнет через какой-то месяц? И никто никогда больше не увидит его ни живым, ни мертвым.
     По одной из версий, он дважды избегал смерти. Сначала его машина попала под шквальный огонь в Балашихе. Раненый водитель вывел автомобиль из-под обстрела, спас жизнь себе и хозяину. Второй раз Сибиряк попал в засаду в притоне на Смоленской. Телохранитель погиб сразу, а Сергей прыгнул в окно и, отделавшись ссадинами и ушибами, ушел живым.
     И все же смерть его подстерегла. Говорят, что тело Сибиряка положили на покрышки от КамАЗа, облили бензином и подожгли. Поэтому останки вора в законе до сих пор не найдены и не опознаны. Головешки все одинаковы...
* * *
     Кто хотел смерти Сергея Липчанского, имевшего харизматическую кличку Сибиряк? Недругов у него хватало. И даже после смерти тайну его гибели кто-то очень берег. Друг Сибиряка, вор в законе Комар (Сергей Комаров), попытался вести свое расследование (даже нанимал частного детектива); он был застрелен неизвестным в подъезде собственного дома.
     Говорят, что бригада Сибиряка прибилась к медведковским, а “Палас” по-прежнему является для них точкой притяжения.
     Очевидно, что Сибиряк, как ферзевая фигура, притягивал к себе не только людей по ту сторону закона. Каждый, кто имеет хоть небольшое представление о работе спецслужб, знает, что ни один авторитет или вор в законе в безвоздушном пространстве существовать не может. Рано или поздно всем приходится делать выбор между взаимовыгодными контактами с равными по уровню в государственной табели о рангах офицерами спецслужб или непрерывным болезненным прессингом со стороны силовых ведомств в случае отказа. Опытные оперативники утверждают, что каждый разумный авторитет выбирает первый путь.
     Не знаю, в какие игры играл Сергей Сибиряк. Уверен лишь в том, что он был сильной личностью и обладал достаточным умом, чтобы сделать правильный выбор. В его разговоре как-то мелькнула фраза: воровские понятия не вечны, жизнь их меняет.
     Напомню и другое. Спецслужбы во все времена решали свои вопросы с помощью лидеров преступного мира. Яйцеголовые, просчитывающие судьбу государства на несколько ходов вперед, запустили в дикий рынок сначала тех, кого не жалко: теневиков, авторитетов, воров. По мере того как цивилизованные отношения в экономике становились прочнее, нужда в “торпедах” отпала. Вспомните “урожайные” годы прошедшего десятилетия, когда не проходило и месяца без громких убийств знаковых фигур криминального мира.
     Сибиряк был крайне осторожен. Он редко ночевал дважды подряд в одном доме (квартиры у него имелись на Добрынинской, Ленинградском проспекте, в Балашихе, около метро “Таганская”), купил себе два паспорта на разные фамилии, ходил с телохранителем. Но судьбу свою он не обманул.
     Книгу, где рассказывается о Сибиряке, я все же передал через знакомых его близким. В память о трех вечерах в “Шератоне”. Они не только обогатили мой журналистский опыт, но и напомнили: все мы — и пешки, и короли — лишь фигуры в игре, окончание которой знает только слепая судьба.
    

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру