Биография звезды Бродвея Мередит Паттерсон — примы мюзикла “42nd street”, которую еще месяц назад в Москве никто не знал, теперь, наверное, известна каждому, кто смотрит телевизор и читает газеты. На 18-летие родители подарили девушке билет в ее мечту — город Нью-Йорк, и она повторила судьбу героини мюзикла Пэгги Сойер. Но, как выяснилось в ее интервью “МК”, за этим парадным резюме скрывается далеко не радужный и далеко не быстрый путь к славе. Дорога на Бродвей была длиною в семь лет, и усыпана она оказалась совсем не розами, а... тараканами. И полита слезами в подушку. Что, впрочем, не ожесточило Мередит, да и популярность не сделала ее характер “звездным”.
Хореограф-постановщик “42-й улицы” в Москве Рэнди Скиннер сказал про Паттерсон: “Капризы — это не про нее. Она профессионал в высшем понимании слова — выполняет все мои рекомендации и домашние задания, очень внимательна и не делает ошибок”.
Интервью нашей газете она давала тоже совсем не “по-звездному”, отвечая на каждый вопрос не отговоркой, а достаточно подробно, причем всегда улыбаясь, часто — смеясь, совершенно непосредственно, с неподдельной провинциальной искренностью (она родилась в маленьком городке Плезант-Хилл, штат Калифорния).
Ее бойфренд и одновременно партнер по мюзиклу Шон Уайли прекрасно оттенял Мередит — пока вопросы относились только к ней, по-чайлд-гарольдовски, но не переходя рамок приличия скучал. Чувствовалось, что он немножко ревнует к славе своей подружки, но по-философски сдерживается, что для Мередит не остается незамеченным, и она изо всех сил старается сгладить ситуацию, о чем вы поймете из их интервью.
— Мередит, скажите, когда вы первый раз вышли на сцену?
— Я с 13 лет на сцене, до этого десять лет училась: вся моя семья — мои мама, брат и две сестры — танцевали степ. Родители говорят, что я в два с половиной года первый раз попробовала повторять за ними. А в 13 лет я на школьной сцене сыграла в американском мюзикле роль cower-girl из Невады, которая встретила богатого джентльмена и полюбила его. Так что первая моя роль сразу была про любовь.
— В одном из ваших интервью вы говорите: “Мне приходилось спать на полу в квартире, малопригодной для проживания, и стараться не думать о том, что кругом тучами бегают тараканы. Я работала гардеробщицей, я ночевала в чужих маленьких комнатах и была третьей в ситуациях, когда третий лишний”. Не хотелось ли вам, если все было так плохо, уехать домой? Или вы были уверены в том, что покорите Бродвей?
— Да, все правда. Но это обычное дело в Нью-Йорке: когда туда приезжают молодые, они стараются сэкономить на всем — живут в маленьких комнатках с тараканами, потому что Нью-Йорк — безумно дорогой город. И мне часто приходилось засыпать в слезах. Но я не хотела возвращаться: это было бы слишком легко — все бросить и уйти. Я всегда верила, что все получится.
Когда я приехала в Нью-Йорк, я все время училась (Мередит с отличием закончила Американскую академию музыки и драмы. — Авт.), одновременно посещая разные кастинги. И однажды я понравилась, и меня позвали в один спектакль, потом в другой. А мой дебют в роли Пэгги Сойер состоялся три года назад — в нью-йоркском театре “Вест-Честер”. Потом я прошла кастинг для бродвейской “42-й улицы” — сначала меня взяли в кордебалет, где я танцевала три месяца, а когда главная героиня ушла из мюзикла по своим личным причинам, продюсеры пришли посмотреть на дневной спектакль, где я играла вместо нее — я была ее дублершей, и сразу же взяли меня на эту роль.
— Вам не кажется, что путь к славе у вашей героини несколько сомнительный: ведь именно она толкнула приму, и та сломала ногу, после чего вашей Пэгги и досталась ее роль? Вам не кажется, что она немножко стерва?
— Нет, что вы! — хохочет Мередит. — Когда вы будете смотреть спектакль, вы увидите, что там есть молодой человек, который нечаянно задел Пэгги, и она, падая, тоже случайно толкнула солистку Дороти. Если бы она сделала это специально, история называлась бы не “42-я улица”, а как-нибудь по-другому, вроде “Женщина-зло” или что-нибудь в этом роде.
— Как вам в Москве? Ведь снова пришлось уехать из привычной среды, жить в хорошей, но гостинице — вы тяжело это переносите?
— Конечно, когда мне предложили девятимесячный контракт, мне стало страшно и я не была уверена, что соглашусь. Но когда разрешили его сократить до 23 декабря, я решилась. 24-го я улетаю обратно. Рождество — очень большой праздник для нас, американцев. Да и моя родная сестра должна родить ребенка, а для ребенка другой сестры это будет первое Рождество — ему скоро год. И за многие годы это первый раз, когда я могу себе позволить встретить Рождество со своей семьей. Поэтому я указала это число. А потом у меня будут пробы на телевидении — меня приглашают в один проект, но я не могу сказать подробнее, пока это не случилось.
— Голливуд вас заметил? Есть предложения?
— Пока нет никаких конкретных планов. Это пока еще детская мечта, часть которой, правда, уже осуществилась: я на Бродвее, я — звезда. Конечно, я хочу быть актрисой и попробовать себя пока на телевидении. (Мередит скромничает: она уже дебютировала в Голливуде, снявшись в комедии “Свой парень” вместе с Сигурни Уивер, Вуди Алленом и Джоном Туртурро. — Авт.) Но и оставлять карьеру актрисы мюзикла я не думаю — буду идти дальше.
— Вам нравится быть звездой?
— Конечно, кто же откажется! (Смеется.) Но это постоянный стресс — все время давать много интервью, всегда быть в классной форме, потому что от меня этого ждут. Но нельзя разделить прелести звездной жизни и обязанности — в этом статусе есть и хорошие, и плохие стороны.
— А тяжело всегда быть в форме? Героиня романа Сомерсета Моэма “Театр”, актриса Джулия Ламберт, говорила: “Когда я уйду со сцены, я буду есть только жареную картошку и запивать ее пивом!”
— Мне понравился ваш вопрос! — снова заразительно хохочет Мередит. — Да, я понимаю ее, но пока у меня нет такой проблемы: я молода и могу позволить себе есть почти все что хочу. Но, конечно, я знаю, что камера набавляет каждому по пять килограммов, и поэтому я должна оставаться в форме — быть худенькой, — и я к этому готова.
— Но все-таки вы пользуетесь рекомендациями каких-то известных диетологов или сами знаете, что для вас хорошо, что плохо?
— Нет, я никогда к ним не обращалась — не возникало повода. Я много танцую и сбрасываю все лишние калории на сцене. Я танцую с трех лет, и я все время в форме. Перед концертом я ем обязательно суперсалат, чтобы набраться сил. А чтобы немножко расслабиться — почувствовать себя как дома, — я иду в “Макдоналдс”.
— Скажите, Мередит, приме нужно репетировать больше, чем кордебалету, или, наоборот, можно и поменьше?
— В данном спектакле мне много приходится петь и играть — по-актерски, и я в основном репетирую это. А танцами я занимаюсь, наверное, столько же, сколько и кордебалет.
— Вы, наверное, слышали о системе Станиславского — вам это интересно, вы не хотели бы попробовать поработать по ней? Вы уже ходили в какой-то театр в Москве?
— Да, я познакомилась с ней, когда занималась в одной из студий в Нью-Йорке. Но попробовать самой позаниматься по ней еще не получалось, хотя я очень бы хотела... Сейчас у нас очень много репетиций перед премьерой, но потом, когда будет немного полегче, я очень хочу попасть на балет в Большой театр — это моя мечта, я очень люблю балет! Да, и я уже была на балете “Эсмеральда” в Московском музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко — мне очень понравилось.
— А что вы делаете, когда не репетируете и не спите?
— Гуляем и ходим в рестораны.
— Вы с Шоном влюбились с первого взгляда?
— Да, — отвечают оба. (Она — смеясь. Он — серьезно.)
Тут все почувствовали, что обстановка немного накаляется, и мы перешли к вопросам к Шону.
— Шон, мне говорили, у вас за плечами школа драматического актера — так и есть?
Шон выходит из позы мумии — оживляется:
— Да, я вырос в маленьком городке в штате Мичиган и учился в очень престижном университете искусств. У нас была программа по обмену — к нам приезжали педагоги из Москвы. Я не помню, откуда они были точно, — кажется, из МХАТа (видимо, из Школы-студии МХАТ. — Авт.). И они ставили с нами Чехова — я играл Астрова в “Дяде Ване”. Потом у меня были роли в спектаклях по пьесам Шекспира и еще много других.
— А как вы оказались на Бродвее?
— Закончив университет, я переехал в Нью-Йорк и живу там уже три года. Мне повезло: первым же хореографом, к которому я попал, оказался Рэнди Скиннер. Потом я работал и с другими режиссерами в других театрах, но когда он стал собирать труппу для “42-й улицы”, он взял меня на роль дублера главного героя.
— Кто же раньше оказался на бродвейской сцене — вы или Мередит?
— Мы одновременно начали — в ансамбле. Мы познакомились на репетиции “42-й” еще в нью-йоркском театре “Вест-Честер”. А в бродвейском спектакле, куда мы вместе пошли на пробы и нас вместе взяли, вышло так, что сначала я, хотя и был дублером, много раз выступал и в основном составе: часто случалось, что главный герой не мог играть — то болел, то что-то еще.
— У нас в России все звезды, тем более молодые и хорошенькие, становятся объектом внимания серьезных людей — за ними начинают ухаживать бизнесмены или даже бандиты: вы не боитесь, что Мередит увезут от вас на шестидверном “Линкольне”?
Мередит хохочет:
— Скорее я переживаю за то, что на него накинутся русские женщины...
Шон же коротко отвечает:
— Я готов к этому.
Мередит продолжает уже с серьезным выражением:
— У нас столь длительные серьезные отношения, что такого не может случиться. Мы вместе уже три года, а расставались всего один раз — на два месяца.
— То есть вы собираетесь пожениться?
— Я не знаю, — отвечает, явно смущаясь, Мередит после некоторого раздумья; во время паузы она несколько раз бросала взгляд на Шона. Шон же философски промолчал, не меняя выражения лица. Вообще же он оказался крепким орешком, причем чувствовалось, что он из хорошей семьи, получил на самом деле приличное образование и скорее всего далеко пойдет. Спрашиваю у него:
— Что вы будете делать, когда закончится ваш контракт?
— Еще до отъезда в Москву я уже репетировал в другом мюзикле на местной сцене, который планируется перевести, если он будет успешным, на Бродвей. Также меня приглашали еще в один мюзикл — планов много.
— Многие американцы, попав в Россию больше чем на месяц, заболевают русской хандрой. Вы этого не боитесь? Или уже чувствуете? Если да, то как с ней боретесь?
Наши гости попросили пояснить, что такое “русская хандра”. И слово взял Шон:
— Да, иногда нас раздражает, что в ресторанах обслуживают медленно, что вообще все очень медленно. Когда приезжаешь сюда после Нью-Йорка, это очень заметно, хотя в остальной Америке люди живут тоже более расслабленно. И я уже заболел вашей хандрой, как только спустился с трапа самолета: я сразу почувствовал, что здесь другой ритм жизни, но уговорил себя, что иногда нужно просто сесть и расслабиться и принять жизнь такой, как она есть. Но если б в Нью-Йорке я попал в такую пробку, когда долго-долго сидишь и ничего не делаешь, я бы, наверное, с ума сошел, разорвался, — конечно, в Нью-Йорке тоже есть пробки, но не такие. А здесь я уже научился принимать это как должное.
По ночам же я сижу в Интернете — слушаю бейсбольные игры наших команд. К сожалению, не получается их видеть — только слышать, но мне это надо.
— Я тоже еще привыкаю к другому времени, стилю жизни, — продолжает Мередит. — И я очень скучаю по дому — чуть ли не каждый день звоню домой, пишу письма по электронной почте. И еще интересно вот что: вы знаете, в Америке тебе кажется, что есть только Америка, и, живя там, ты забываешь о том, что есть другой мир, потому что везде все про Америку, — здесь же мы узнали много нового не только о России, но и обо всем мире.
Мюзикл “42nd street” представляют Борис Краснов — художественный руководитель проекта “Бродвей в Москве” — и “Газпром”.
Телефон “горячей линии”: 775-22-42 (заказ билетов на мюзикл).
