В кафе, где мы разговаривали с актером Валерием Николаевым, официантки млели от одного его взгляда.
Валерий, только что снявшийся в мини-сериале “Родина ждет”, получил однодневную передышку и был в настроении поразмышлять, а не поговорить.
А поговорить было о чем: о съемках в Голливуде, где он играл в “Святом” Филипа Нойса, в России, где его знают по ролям в фильмах “Настя”, “Ниагара” и сериале “День рождения Буржуя”, о будущих работах там, и главное — здесь.
— Валера, расскажите про ваш новый сериал. Ваш герой задумывался как русский Джеймс Бонд?
— Этот персонаж, разведчик Виктор Быстролетов, написан с учетом традиций советского кино. Таких героев, например, играли замечательные, талантливые актеры — Олег Даль, Вячеслав Тихонов. И нам повезло, что Юрий Мефодьевич Соломин, который играл разведчика Кольцова, согласился участвовать в нашем проекте в роли начальника Быстролетова. Мы хотели, чтобы была нормальная, здоровая ирония в этом. И какие-то знаки, которые мы видели во время съемок, говорили нам о том, что все нормально.
— Говорят, съемки тяжело проходили...
— У нас была очень тяжелая экспедиция: снимали в Узбекистане и в надежде на жару получили мороз. Обещали плюс 23, оказалось — минус 20, а по сценарию — знойное лето. Я еще никогда не играл обильно потеющего разведчика в майке, покрытого такими мурашками.
Однажды оператор сказал, что было бы здорово, если б сейчас прошли верблюды — и выходят верблюды из-за сопки. Или: нам нужен вертолет для съемки, но мы смогли найти только дельтаплан. И с него сняли кадры, которые я не отличил бы от дорогостоящей самолетной съемки.
— Что за секретное подразделение действует в картине?
— Это спецподразделение ГРУ, выполняющее задание по обезвреживанию международной группы террористов, которая хочет провести в четырех столицах мира террористический акт.
— На самом деле снимали в четырех столицах?!
— В одной столице — Москве, но в разных местах. И в Чехии еще.
— Раньше вы разведчиков, да и просто военных не играли...
— Если взять роли последних пяти лет, то, к счастью, я не повторялся. Был сериал “Буржуй”, который больше всего запомнился зрителям, но были и другие работы: американская “Ледяная планета”, которую здесь не показывали, “Кино про кино” — там другая совершенно история (в фильме Рубинчика Николаев играет нервного кинорежиссера. — М.Д.), “Родина ждет” — здесь очень интересный персонаж. Это условие работы — как здесь, так и там.
— Вам не обидно, что вас знают в основном по “Буржую”?
— Кто вам так сказал? Многие помнят по “Ниагаре”, многие по “Насте”, кто-то по “Очень верной жене”. Кто-то вообще не знает, что я московский актер, и с полной уверенностью утверждает, что я с Украины. Другие говорят, что я вообще не русский. А некоторые даже обижаются, когда я подписываю автографы Буржуем: “Не надо Буржуя! Я вас помню по “Насте”.
В “Буржуе” масса ошибок, но главное — проект-то позитивный.
— Говорят, сериалы портят актеров...
— Мы живем в реальном мире, и надо понимать, в каких условиях наши актеры работают. Как ограниченно в Европе и Америке нам предлагают роли. И если предлагают, то плохих русских. Даже от них сложно отказаться. И очень радостно в Америке слышать от знаменитых режиссеров или от режиссеров по кастингу: “Я работал с потрясающим Александром Балуевым!” Это здорово, и очень много наших там сейчас снимается, а будет еще больше. Появятся интересные роли и станет легче общаться со студиями. Потому что хорошие или плохие роли — несерьезный разговор. Господин Хопкинс сыграл доктора Лектера. Если предложат на этом уровне играть плохих — не удержусь, соглашусь. (Смеется.) Играть примитивные истории — большой риск. Да, решишь материальные проблемы. Да, поддержишь форму. Но в результате выйдет дороже — для здоровья, для техники актерской. И самое дорогое — время. Если ты его потратил на это, то уже не потратил на другое.
— Кроме решения материальных проблем и поддержания формы в ролях негодяев есть еще какой-то интерес?
— Что значит негодяй? Вы видели хотя бы одного негодяя, который сказал бы: “Я — негодяй”?
— Вот в “Леоне” персонаж Гэри Олдмана — негодяй.
— Гэри Олдман — великолепный актер. Если бы кто-то другой играл эту роль, она не была бы такой интересной. Вам нравится, что он делает? В этом есть сумасшедшая притягательность? Если актер понимает — а он обязан понимать, что влияет на аудиторию, — и с этой мотивировкой показывает негодяя, то он работает на позитив. Если актер слабо понимает, что он делает, то рискует оказаться в психушке, потому что эти роли тем и опасны, что, примеряя их на себя, они очень легко приживаются.
Едва ли есть профессия опасней актерской, потому что инструмент внутри. Поэтому, если мы говорим о “технике безопасности”, то заканчивают по-разному — уходят, спиваются, — потому что боль от невозможности разобраться в причинах пытаются заглушить, и доза с каждым разом должна быть все сильней.
— Ну вот говорят же, что тот же Гэри Олдман сильно пил...
— Кто говорит? Забавные случаи происходят. Мы работали в Лондоне с Вэлом Килмером, снимали сцену драки на люстре. Он показал мне газету, где написано, что Вэл Килмер является на площадку в сопровождении восьми охранников, что его постоянно видят с Элизабет Шу и у них бурный роман. А все на моих глазах — ни охранников (с ним всегда один водитель), ни романа. Если бы я не знал, что Гэри Олдман не пьет вообще с 1996 года...
— Вы когда-то говорили, что у вас есть набросок сценария. Желание снять что-то свое осталось?
— Время прошло, появились новые идеи, но я рад, что не сделал глупость и не снял эту историю тогда, потому что в ней было много случайного. Какие-то вещи исходили из положения: “Я так вижу”.
Я одно время очень плотно занимался пластическими проявлениями на театре — спектакли ставил как хореограф, степом занялся. И однажды мне посчастливилось увидеть профессионалов степа — все иллюзии пропали! У них против тридцати моих — тысяч десять комбинаций в ногах, и все они составляются совершенно невероятным ассоциативным потоком. Шоу идет сорок минут, потом полтора часа поклонов — это серьезно.
— Раз так, не было мысли уйти из профессии?
— Мне повезло застать очень многих людей, которые знали, что такое система Станиславского. Я ведь начал учиться очень давно — в 1983 году поступил к Виктору Михайловичу Манюкову. Наша беда, что он умер, когда мы закончили первый курс, дальше — армия и совсем другая жизнь. Но мы застали школу разных времен. Память о том, как играл Евстигнеев, раззадоривает. Как-то бегу я по лестнице — первый курс, начало сентября, чувствую, что я состоявшийся актер, — и вдруг головой попадаю во что-то мягкое, поднимаю глаза — на площадке стоит Евстигнеев с тростью. И я думаю: “Все!” А он отодвинул меня: “Хулиганьте, хулиганьте”. Я очень многие проявления у него видел такие... хулиганские — он играл на ударнике, степ танцевал, делал трюки безумные с рюмками — удивительной техникой обладал, фантазией, вниманием.
Мне Валерий Рубинчик рассказал такую историю про Евстигнеева. В картине “Последнее лето детства” есть эпизод, когда герои прощаются у забора. Когда его снимали, Евстигнеев опаздывал на другие съемки, но сцена не шла. Он все равно сыграет хорошо — это Евстигнеев, — но это неправильно, а для того чтобы было правильно, нужно переставить свет. Это — пауза, время... Евстигнеев настоял, чтобы свет переставили.
— Вы как-то говорили, что спорили с Филипом Нойсом на площадке. И частенько позволяете себе не соглашаться с “великими”?
— Я не столько спорил, сколько предлагал. Филип — хороший режиссер, а хороший режиссер очень точно представляет, чего он хочет, и это открывает ему возможность слышать, что происходит вокруг. В противном случае начинается война самолюбий на площадке.
Счастье мое в том, что Филип Нойс, режиссер с мировым именем, почему-то меня слушал и даже что-то принимал. Он ведь австралиец по происхождению — это очень близкий нам темперамент. Мне вообще очень нравится, как работают австралийцы в Голливуде — как команда. Я до сих пор не могу себе простить, что упустил возможность познакомиться с Мэлом Гибсоном. Когда мы снимали ту самую драку на люстре — а это была очень сложная сцена, потому что одна ошибка означала двухчасовую перезарядку всей пиротехники, — во время перерыва я увидел, что рядом с Филипом кто-то стоит и он ему что-то показывает. Оказалось, что Филип мне махал, чтобы я подошел. Потом Нойс мне сказал: “Ну ты оборзел! Стоит Гибсон, я тебя зову, а ты...”...
— Слышала, вы снимались где-то в Новой Зеландии.
— Да, это фантастическая страна. Там я работал в шуточной страшилке режиссера-дебютанта Тима Бокселла, на студии, где Питер Джексон потом снимал “Властелина колец”. У меня была полная проба пластического грима. По сюжету голова персонажа, которого я играл, разлетается. И мне делали маску, которую потом взрывали.
— Дочке своей вы прививаете интерес к профессии?
— Привить — нет, а вот возбудить пытаюсь. Моя задача — понять, что Дашке интересно. (Даша — дочка от брака с Ириной Апексимовой. — М.Д.)
— А что ей интересно?
— Она занимается танцами, у нее получается. Она рисовала, и неплохо получалось. Занимается музыкой, у нее приличный слух... Так сложилось, что времени для общения у нас недостаточно. Сейчас, к счастью, у меня есть возможность не уезжать надолго, хватает на билеты, и я могу себе позволить летать чаще. Но, конечно, времени на общение у нас все равно не хватает. И то, что есть, можно превратить в постоянные нравоучения или во вседозволенность. Тогда есть риск через несколько лет увидеть в ней монстра. Но если вести с ней нормальный разговор — честный, иногда нелицеприятный — она не увидит во мне друга. Это право надо заработать: не предавать, не нарушать слова, не идти на поводу у ее желания своевольничать. Я вижу, как у нее раскрываются глаза при рассказе о негативных вещах, через которые прошел я, она начинает соображать, насколько это далеко от того, что у нее происходит. У меня есть мечта, чтобы она приходила ко мне за разговором о том, что для нее важно, а не руководствовалась рассказами одноклассниц.
— Кроме сериала “Родина ждет” чем еще порадуете в ближайшем будущем?
— Сейчас в мировой прокат выйдет картина, которая называется “Ворота в рай”. Это международный проект — в нем японец, англичанка, американец, немец. Индийская актриса и русский актер — главные герои. Режиссер фильма Вейт Хелмер, снявший “Тувалу” (с Дэни Лаваном и Чулпан Хаматовой), настроен на фестивали и хотел успеть в Канн. Теперь, возможно, попадет в Берлин. Попутно с “Родиной ждет” мне повезло еще поучаствовать в “NEXT”, сыграть с замечательными партнерами. Что еще сказать? Предложения интересные время от времени поступают и соответственно рассматриваются.
— Значит, в Америку насовсем не собираетесь?
— Работать можно где угодно, а жить нужно только в России. Для меня это очевидно: я здесь родился, это моя Родина, которая ждет...
